Андрей Герасимов нашел время и место, последую его примеру и я.
Аналитическое чтение — это дидактическая практика. Установка «давайте забудем о том, что в мире существует что-то находящегося сейчас у нас перед глазами текста и попытаемся сформулировать убедительный исследовательский вопрос, опираясь только на аргументы данного конкретного текста» всерьез возможна только в учебном контексте.
Да, я согласен, что по публичным выступлениям Вахштайна (которые он дает в свободное время от выполнения функций иностраннного агента) это может быть не очевидно, однако это предельно очевидно, если опираться не на известного своими заскоками публичного спикера, а на элементарный здравый смысл и хотя бы поверхностное знакомство с логикой научного процесса.
Да, я согласен, что написанные по этой технике исследовательские работы нередко выглядят как высосанные из пальца, но у бакалаврского эссе на 1500 слов очень мало шансов не оказаться высосанным из пальца (да и у магистерского пятитысячника, будем честны, шансов не очень много).
Да, я согласен, что попытки выйти на эмпирическое исследование на основании теоретической постановки проблемы в границах одного текста почти всегда оказываются безбожным натягиванием совы на глобус, но нужно быть уж очень наивным, чтобы пытаться выйти на эмпирическое исследование сразу после, без всяких промежуточных шагов.
Просто нужно перестать принимать эту практику за то, чем она не может быть (т. е., за нормативный образец социологического исследования) и начать относиться к ней как к тому, чем она только и может быть — как к тренировке формулирования и аргументации исследовательских вопросов. Как таковая, эта практика вполне функциональна, пусть и слегка забавна.

inside the cardinal network

Фантастическая история: трое экономистов из миланского Университета Боккони «предсказали»нового папу, применив методы сетевого анализа к коллегии кардиналов. Результаты появились уже после того, как стало известно об избрании Льва XIV — что, разумеется, нисколько не умаляет интереса к работе.
Авторы построили многоуровневую сетевую модель коллегии кардиналов, опираясь на три источника:
- Официальную информацию о членстве кардиналов в различных организациях (дикастериях римской курии, комиссиях, советах и папских академиях);
- Биографические данные о преемственности епископских хиротоний;
- Имеющиеся в прессе данные о неформальных отношениях между кардиналами.
После этого, авторы сконструировали три критерия «веса» кардиналов:
- Статус (высокими метриками обладают те кардиналы, которые соединены не просто с большинством кардиналов, а большинством наиболее влиятельных);
- Контроль над информацией (высокими метриками обладают кардиналы — «мосты», обладающие связями в нескольких различных кликах);
- Способность формировать коалиции (композитный индекс из нескольких метрик, включая статус).
Будущий Лев XIV, кардинал Роберт Прево, оказался наиболее «статусным» из всех кардиналов.

Грановеттер был бы в восторге. Любопытно, какой была бы реакция Джузеппе Гарибальди и папы Льва XIII.

Последнее на эту тему. Чикагский папа — для социологов и экономистов это звучит гордо.

Читатели поправляют: это Роберт Прево, но другой.

Спасибо, читатели!

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

Очень нравится перевод "теоретически" как "on paper" - теория это виртуальные бумажные образы

Умер Аласдер Макинтайр. Знаю о его существовании с первого курса, когда прочитал «Ошибку каузальности в социальной науке» и написал одно из своих первых шанинских эссе, в котором, как мне тогда казалось, разгромно раскритиковал один из его тезисов. Сейчас об этом вспоминать смешно, но так ведь и работает обучение. В некотором смысле, я потерял учителя — и даже это не так страшно, потому что тексты остаются.

социология религии дейли

Попалась на глаза статья в The Economist про неожиданную волну крещения во взрослом возрасте во Франции. Предложенное объяснение заключается в том, что религиозное обращение среди взрослых — это долгосрочный эффект ковидного локдауна, когда вынужденная изоляция подталкивала людей к тому, чтобы найти какое-то структурирующее жизнь и дающее ей смысл занятие.
Надо сказать, что это объяснение вполне в русле теории практик: религиозное обращение здесь рассматривается не как единомоментное событие, вызыванное острым переживанием религиозного опыта, а как результат рутинизированной деятельности, которую человек встраивает в свою повседневность просто чтобы не сойти с ума в одиночестве.
«Some people took up yoga; others, God».

if society is fixed, why social science?

В выходной день прочитал старый пост в блоге психиатра Скотта Александера, в котором он критикует достаточно популярный способ мыслить соотношение биологического и социального как соответственно (!) фиксированного и пластичного. Как пишет Александер, опыт осознанных интервенций в обе природы человека показывает, что отношение скорее обратное.

Александер приводит в пример знаменитую lead-crime hypothesis: ни одна социальная программа по борьбе с преступностью не оказала такого же значимого эффекта, как запрет на бензин, содержащий тетраэтиловый свинец.

[продолжение поста выше]

Эта гипотеза до сих пор не получила универсального подтверждения (потому что для создания контрфакта было бы необходимо отравить свинцом пару тысяч детей и пронаблюдать за ними следующие 20 лет), хотя существует ряд исследований , подтверждающих ее. Но можно взять другой пример — ожирение, как это делает Ноа Смит у себя на сабстеке. Американцы перепробовали у себя в стране десятки, если не сотни, «социальных решений» проблемы ожирения. Ни одно из них не принесло значимых результатов: график ожирения карабкался вверх с той же скоростью. Но стоило появиться Оземпику («технологическому решению»), как график сначала перестал ползти вверх, а потом медленно пополз вниз.

Все это указывает на то, что социальная реальность может быть гораздо более жесткой, чем биологическая. Наши попытки интервенции в сферу социального (в том числе, основанные на экспертизе социальных учёных), возможно, хронически недооценивают эту жёсткость.

[продолжение постов выше]

Это напомнило мне о другой проблеме, которую когда-то поставил у себя в блоге прославленный статистик и политолог Эндрю Гелман: социальная наука ничего не производит.

Нет, серьезно: благодаря физикам, у нас есть транзистор и микропроцессор. Благодаря биологам — вакцина от коронавируса, трансплантация органов, а в скором времени, кажется, и вакцина от рака. Благодаря социальным учёным у нас есть… Ну, в основном, policy recommendations, основанные на которых интервенции в социальную реальность очень часто проваливаются.

Обоснование занятиям социальными науками, которое приводит Гелман, сводится к следующему: мы занимаемся ими не для того, чтобы произвести нечто новое, а для того, чтобы помочь отбросить старые, неэффективные и вводящие в заблуждение способы мыслить социальную реальность. Это решение глубоко симпатично мне само по себе, но оно становится гораздо более конкретизированным, если аргумент Скотта Александера действительно верен.

В таком случае, первая policy recommendation, которую имеет смысл давать социальному учёному почти в любой ситуации, должна быть пессимистичной: society is fixed, поэтому скорее всего, вы не сможете воздействовать на нее желаемым образом. Мы рекомендуем вам усилить поиски технологического решения беспокоящей вас проблемы, а до тех пор соотносить ваши попытки интервенции в социальное с его удивительной ригидностью.

По крайней мере, это было бы честно.