стивен вейси в статье welcome to the real world: escaping the sociology of culture and cognition ссылается на статью омара лизардо (названия не помню), в которой говорится о характерной для социологии тенденции создавать аватары других дисциплин внутри себя и вести с этими аватарами напряженные «междисциплинарные» дискуссии.

я долго не понимал этого образа, но сейчас наконец понял: это советская молодежь конца 1950-х — 1960-х и ее способы взаимодействия с западной массовой культурой. «в америке нет стиляг»

чтение отзывов преподавателей на свои эссе и отзывов ревьюеров на рукописи статей которые я пытаюсь опубликовать научило меня очень важной вещи: наиболее тщательно нужно разжевывать и объяснять то, что тебе самому кажется самоочевидным и не заслуживающим внимания.

да, если ты сравниваешь две очень разных с виду вещи, то обязательно нужно прописать, что эти две вещи очень разные и отличаются друг от друга в очень многих аспектах (и перечислить, в каких, например). да, это кажется самоочевидным, и да, когда тебе приходится писать это, то возникает ощущение, что ты общаешься с идиотами. вот только если не сделать этой оговорки, то идиотом сочтут тебя.

хочу прорекламировать тут потрясающий новый канал @badresearchideas. илья в очередной раз придумал гениальное

обсудили с уважаемыми коллегами нюансы сбора грибов, разочарование учеников литинститута и концептуализацию дятла. в целом, крайне продуктивный вечер воскресенья

в копилку текстов и постов о тщете социологии: https://quillette.com/2017/03/05/sociologys-stagnation/

написано было уже 8 лет назад и, кажется, вне всякой связи с когнитивным поворотом

мая мичта:

Assuming the majority of sociologists take up
Conley’s mantle, the field will quickly and
inevitably morph into something unrecognizable
to today’s consumers of traditional sociology.
Boundaries will blur between sociology,
population genetics, psychology, epidemiology,
and evolutionary biology. The field will have to
relinquish some of its autonomy, but it will do so
to its everlasting benefit.

наверное, самое близкое к ней это статьи гейба игнатова про MGB-axis

Всем привет! Понимаю, что писать такой пост в середине года и на фоне отзыва разных грантов странно, но попробовать стоит.
Меня зовут Лёня, мне 21 и я ищу работу. Сейчас я учусь в берлинском университете Гумбольдта на истории и славистике, а до этого учился на истфаке Вышки.
Что я умею?
Преподавать историю. Я готовлю к ОГЭ и ЕГЭ, но особенно люблю заниматься с людьми среднешкольного возраста, когда цель - это не зубрить даты в максимально короткие сроки, а спокойно обсуждать интересные темы и полюбить историю.

У меня нет опыта журналистской работы, но я умею писать и вычитывать тексты, особенно на гуманитарные темы, поэтому с радостью откликнулся бы на вакансию в медиа.

Я никогда не преподавал немецкий, но хотел бы попробовать. У меня есть официально подтвержденный C1 (могу прислать сертификат), я учусь, общаюсь и читаю на немецком почти каждый день и думаю, что мог бы неплохо учить этому языку где-то до B1 - выше не возьмусь. Поскольку тут опыта у меня нет, то можем договориться на цену ниже рыночной.

А еще я организовывал школьные поездки, водил экскурсии по разным городам и музеям, участвовал в археологических раскопках и делал много чего еще: в общем быстро учусь новому и соблюдаю установленные сроки. Буду очень благодарен за репост! Можно писать в тг @leonjasafronov

знаю Леню как серьезного, ответственного, образованного и талантливого человека. кому-то повезет с ним работать

достоевский и теоретическая социология (кондаков и. в. «лепые нелепицы» корнея чуковского: текст, контекст, интертекст)

читаю сабстек-рассылку американского социолога джейсона мэннинга — это соавтор сравнительно известной книги про victimhood culture (не читал), ученик и последователь довольно интересного и малоизвестного теоретического социолога дональда блэка (почти не читал) и, судя по сабстеку, человек образованный, интеллектуально честный и желающий социологии быть настоящей наукой, а не спекулятивным мыслетворчеством или формой политического активизма. а еще он почему-то меня фолловит в твиттере.

и вот этот человек с успешной и давно сложившейся академической карьерой в сша пишет (среди прочего): обратите внимание, подписчики, на такую-то книгу на тему «сторителлинг для бизнеса», я ее прочитал намедни, потому что my future in academia seems less sure than ever.

и как-то это все я не знаю. стараюсь не впадать в уныние (и вообще пореже писать эмоциональные посты в этот канал), но иногда не получается.

To borrow a phrase from Polonius in William Shakespeare’s Hamlet, “though this be madness, yet there is method in’t–,” a method that Eliot delineated in a piece he wrote for The Dial on James Joyce’s novel Ulysses. Joyce’s use of Homer’s Odyssey as the novel’s foundation had, for Eliot, “the importance of a scientific discovery”:

In using the myth, in manipulating a continuous parallel between contemporaneity and antiquity, Mr. Joyce is pursuing a method which others must pursue after him. They will not be imitators, any more than the scientist who uses the discoveries of an Einstein in pursuing his own, independent, further investigations. It is simply a way of controlling, of ordering, of giving a shape and a significance to the immense panorama of futility and anarchy which is contemporary history. […] Instead of narrative method, we may now use the mythical method.

напрашивается доклад о перспективах мифического анализа как методологии качественных исследований

движуха и грызня

На курсе «ИТС» (история теоретической социологии) Алексей Сергеевич Титков выстраивал нарратив, в котором история социальной теории второй половины ХХ в. представляла собой чередование теорий стабильности и теорий конфликта. Эта эвристическая схема была удобна для усвоения материала курса (например, в рамках этой борьбы базовых метафор социального мира обретала смысл то нисходящая, то восходящая популярность таких теоретиков, как Зиммель и Маркс), но ее легко было принять за то, чем она не является — то есть, решить, что она описывает не конкретные позиции конкретных социальных теоретиков определенного времени и места, а базово возможные положения социальной онтологии. Это здорово сбивает перспективу, потому что в какой-то момент тебе может показаться, что ты должен определиться для себя раз и навсегда: либо социальный мир — это устойчивый порядок, либо это вечный конфликт (when in actuality, it's neither). Более сбалансированные и приближенные к данной нам в ощущениях реальности позиции можно найти много где — у того же Козера в рамках его функциональной теории конфликта — но мне особенно близка исходная посылка теории полей Флигстина и Макадама:

Непрерывные, незначительные по масштабу и постепенные изменения — вот норма для поля, в отличие от картины рутинного воспроизводства поля, рисуемой в большинстве версий институциональной теории.

<...>

Если коротко, мы предполагаем, что поля стратегических действий всегда находятся в подвижном состоянии, поскольку споры происходят непрерывно и всегда сохраняется некоторая степень угрозы сложившемуся положению дел. Состязательная сущность полей и непрерывное давление изменений в поле стратегических действий — вот отдельные совершенно новые элементы, которые мы привносим в наш теоретический подход.

Поскольку это пост в телеграме, отсылка к личному опыту здесь не возбраняется. Я замечал описываемый Флигстином и Макадамом процесс «маневрирования» [jockeying] агентов во всех полях, в которых мне доводилось действовать. Не замечать его было сложно: он всегда становился предметом сплетен, а зачастую просто был заметен глазу. При этом, в разных полях я воспринимал этот процесс по-разному: где-то само его наличие и возможность принять в нем участие вызывало у меня возбуждение и задор («движуха»), а где-то я испытывал к нему глубокое, почти физическое отвращение и не хотел иметь к нему никакого отношения («грызня»).

И здесь хорошим подспорьем для мысли оказывается социальная эстетика Джона Леви Мартина нет, я не буду читать другую книгу. Будучи агентом поля, включенным в образующий его пучок отношений, я тем не менее воспринимаю его как объект, обладающий качествами, которые я переживаю в опыте как побуждения к действию. Я испытывал отвращение к своей школе и хотел как можно скорее оттуда уйти, потому что там была грызня. Место, где я сейчас работаю, мне нравится и привлекает меня тем, что там движуха. Если один и тот же объект может обладать разным вкусом для людей на разных позициях и разного склада [не знаю, как лучше перевести слово cultivation], то какие позиции и какой склад определяют восприятие естественного для любого поля процесса непрерывных изменений как «движухи» либо как «грызни»? Мечтаю когда-нибудь оказаться в состоянии дать концептуально ясный, логически стройный и эмпирически обоснованный ответ на этот вопрос.

Случайно наткнулся на эту фотографию — тема для вступительного эссе по философии Высшей Нормальной школы. «Ты должен». 6 часов на написание эссе, использование калькуляторов запрещено. Знающие люди пишут, что ориентироваться нужно на 10 страниц от руки убористым почерком (ENS готовит учителей, учителя должны хорошо писать).

Просто фантастика, каким качественным иногда бывает образование.

до официальных комментариев, я не знаю что сейчас происходит с Шанинкой. но не могу не думать об этом.
чтобы не метать пустых слов, расскажу анекдот.

———
в середине апреля была самая интересная из крупных конференций этого года. это шанинские Векторы.
Векторы проходят десятилетиями, и иногда эта конференция бывает менее
мощной, а иногда (как в этом году) — то самое место, где происходит наука.

так вот, анекдот.
вышли мы с коллегами из этого места происхождения науки, голодные. вокруг Москва, и заведения либо переполненные, либо дорогущие. мы нашли непримечательный бар, там было неплохо. но меня угораздило заказать блюдо под названием «индийская лепёшка с креветкой», надеясь на что-то вроде пиццы на всю компанию. готовили его минут сорок.
благодаря открытой кухне, я увидела, что лепёшку достали из заготовок Яндекс.лавки (225 рублей/упаковка, итого лепёшка стоит 45 рублей). креветки — примерно оттуда же. креветки — вещь дорогая. стоили они, думаю, рублей 90. ну и соус, зелень (допустим, руккола). итого, стоимость продуктов по расценкам Лавки — около 150 рублей. себестоимость, понятное дело, куда меньше.
блюдо стоило около тысячи рублей. повторю, что заказывая его, я предполагала нечто совсем другое. но мне принесли простейший фастфуд, который я люблю и уважаю, но могу приготовить за десять минут на собственной кухне за двести рублей.
но зачем я рассказываю вам эту историю из жизни буржуазного потребления?

подождите ещё немного.
сейчас объясню, откуда я знаю цены на продукты. вообще, я люблю готовить. я умею готовить разную еду. двадцать блюд из картошки. что-то эдакое с индийской лепёшкой.
когда я ем что-то, то почти всегда понимаю, из чего оно сделано (химически и политэкономически). это понимание не снижает моего удовольствия от еды.
но конечно, не все люди так делают.

——

результат хорошего гуманитарного/социологического образования — способность понимать, из чего сделаны вещи в социальном мире, и какова их ценность. этому учит нас Макс Вебер и Поль Рикёр, Жильбер Симондон, Александр Чаянов и Донна Харауэй, и так далее. этому учили меня в Шанинке. встречаться с классиками помогают те, кто уже освоился в мире, осмысленном прежними поколениями. осмысление там не закончилось, оно всё ещё требуюет ярых усилий.

усилия нужны сегодня тем более, что множество людей вокруг утверждают, будто технологии или там политические реалии — н о в ы е. будто бы нужно раззнать всё, что было и погрузиться в пайплайны изобретения и решения задач, как в школе.

когда образованный человек подходит к тому, из чего состоит большинство «мягких навыков» или «курсов по критическому мышению», он испытывает то же, что и я в случае с лепёшкой.
конечно, бывает великолепный фастфуд. я очень люблю дорожную еду. вопрос лишь в том, где мы ожидаем её встретить. и не заменяет ли лепёшка — пирог на компанию или комплексный обед.

ещё свойство хорошего образования — помнить, кто и чему научил тебя, участвовать в передаче знания. преподавать для нас — так же естественно, как дышать и говорить. в мире, где это не является нормой, люди быстро забывают, из чего сделан шкаф, лепёшка, мост и промпт, а также вещи, жена и страх чего угодно.

——

пожалуй, этот пост и анекдот я рассказываю для того, чтобы напомнить: можно выйти с конференции Векторы, но раззнать то образование, которое получено в Шанинке — решительно невозможно. как невозможно и перестать его передавать и транслировать. это необходимость, сравнимая с тем, чтобы есть хлеб.

Появилась гипотеза на грани конспирологии: большое количество методологических трудностей, связанных прежде всего (но не только) с опросным методом, происходят от многозначности глагола think. Из-за этой многозначности то, что респонденты отвечают на вопрос, преподносится как то, что они думают (хх% of Americans think that…).
С другой стороны, эта формулировка и в вопросах постоянно встречается (Do you think that…?), но многозначность предполагает, что респонденты не обязательно воспринимают этот вопрос как просьбу описать внутренний ментальный процесс. Так что и при публичном обсуждении результатов у носителей языка, возможно, меньше путаницы возникает.

надежда как двойная экспозиция

У меня есть «дремлющий» исследовательский интерес — проблематика надежды, ее различные концептуализации и вопрос о возможности ее эмпирического изучения. Иногда он просыпается, и я начинаю что-то читать по теме: в основном классику, потому что нужно закрывать самые очевидные пробелы. Сегодня как раз закрыл один из них и ознакомился с тем, как надежду определяет Юм. Он мне с первого курса нравился за специфическую наглядность, с которой он пишет о достаточно сложных вещах, но применительно к надежде он прямо-таки превосходит сам себя в этой наглядности: надежда возникает из-за наложения радости и грусти, которые в свою очередь появляются в разуме, когда тот рассматривает событие или объект, вероятность появления которого неочевидна. Если бы это событие воспринималось как абсолютно осуществимое или как абсолютно невозможное, то разум рассматривал бы его либо как существующее, либо как несуществующее. Но, поскольку событие находится между этих полюсов, то две возможные установки (существующее/несуществующее) очень быстро сменяют друг друга и «накладываются» одна на другую. В зависимости от того, хорошее это событие или плохое, его (не)существование вызывает в человеке либо радость, либо грусть, которые тоже накладываются друг на друга. Продуктом такого наложения является либо надежда, либо страх — в зависимости от того, какое из чувств преобладает.
Лишний раз увидел, насколько Юм визуальный мыслитель: здесь он фактически определяет надежду как оптический феномен — накладывающиеся друг на друга кадры, как при двойной экспозиции. Операторы знают, что эффект двойной экспозиции зависит от того, какая степень прозрачности придается одному из двух кадров — то же самое у Юма: результат различен, в зависимости от того, какого из двух чувств больше. Мне кажется, что наглядность здесь — самая точная характеристика.

Еще одно очень поверхностное наблюдение: если читать обзорные статьи (например, в той же Стэнфордской философской энциклопедии), то можно заметить, что почти все аргументы в пользу надежды касаются ее инструментальной ценности — влияния на человеческую агентность. Единственное, что мне удалось встретить на тему рациональности надежды в ситуации отсутствия агентности, это статья Люка Бовенса, два из трех аргументов которого кажутся мне убедительными:

- Воображение исполнения надежд может приносить удовольствие само по себе (по-моему, это просто эскапизм);
- Надежда обладает эпистемологической ценностью, поскольку позволяет надеющемуся лучше понять себя;
- Надежда является конститутивным элементом любви к себе и к другим, поскольку любить кого-то включает в себя желать объекту любви добра в будущем.

Это хорошо, но по-моему мало — особенно учитывая социальный контекст, в котором люди все чаще оказываются в ситуации присутствия надежды и отсутствия агентности.