(1/2) Как мы представляем себе доисторических людей? Микро-сообщества добрых собирателей и охотников, решения принимаются сообща, никто никем не управляет, имущество не копится и никому не принадлежит, все едят органический мед, эко-овощи и grass-fed bison, живут минималистично и не забывают трогать траву. Нет государств, власти человека над человеком, бесчестия и, разумеется, социального неравенства. Этот праздник заканчивается с появлением сельского хозяйства: людям больше не нужно бродить за стадами бизонов, появляется переизбыток еды, ресурсы начинают распределяться неравномерно, всему обществу больше не нужно только искать еду — кто-то начинает заниматься ремеслами, культурой, письмом, культом, наукой, правом. Собственность начинает не только принадлежать, но и наследоваться. Сообщества разрастаются, появляются города — и необходимость ими управлять. Вырисовывается то самое промышленное общество, которое нам знакомо. Бюрократия, монополия на насилие, правящий класс, принуждение, социальное неравенство, — плата за цивилизованную жизнь. Да, наивный естественный человек из сообщества собирателей был куда более свободен и равен — но, чтобы поддерживать текущий уровень жизни, мы должны смириться с недостатками цивилизации, которая сделала его возможным. Эгалитарность — признак небольших сообществ, чтобы туда попасть, нужно избавиться от бОльшей части населения планеты и ночной доставки одного пакетика чипсов. Мы же этого не хотим, верно? Верно.
Таков привычный исторический нарратив — он доказывает, почему современные общества не могут стать более свободными, эгалитарными, хоть какими-нибудь другими. Социальное развитие — направленная стрела прогресса, и мы живем в единственной из возможных форм общества. В сложной социальной структуре неизбежно будут элиты, захватывающие власть над ресурсами, и управляющие всеми остальными. Альтернатива — только возврат в прошлое.
Проблема в том, что все это не слишком…соответствует реальности. Идея естественного человека и её исторические аргументы — это иллюзия Руссо. Его естественный человек — мыслительный эксперимент философа, а не исторический факт. Дикарь, впечатливший Руссо (тогда в Европе было модно рассуждать об индейцах Нового света) — в первую очередь этический идеал. Он самодостаточен и не склонен к стяжательству, жажда власти ему неведома; он абсолютно добр, ведь только в обществе у людей могут возникнуть злые мысли; он ни с кем себя не сравнивает и не испытывает зависти; и так далее. Мы, отдаляясь от своего благородного первобытного состояния, все больше отдаляемся от себя настоящих — и начинаем жить социально, а социальная жизнь неизбежно приводит к неравенству и дисбалансу власти. Похожий нарратив потом воспроизвел Фукуяма: стабильное, стадийное развитие общества от небольших групп к племенам, к вождествам, к сложноустроенным стратифицированным государствам, в которых мы живем сегодня, что определяется их монополией на «законное применение принудительной силы».
В реальности же наши давние предки были далеки от этой идиллической картинки эгалилатрных групп охотников и собирателей, и у нас есть основания считать, что неравенство и социальная иерархия существовали уже тогда. Например, богатое захоронение детей в Сунгири под Владимиром (если давно не падали в дыру гиперфокуса на рандомном историческом сюжете — погуглите Сунгирь) показывает, что традиция наследования имущества, власти и положения в обществе существовала до начала оседлого периода — что противоречит иллюзии Руссо. Монументальные постройки, в том числе культовые, тоже существовали задолго до общепринятого «начала цивилизации», неолитической революции — например, Гёбекли-Тепе (тоже советую), чье строительство началось в мезолите. У наивных дикарей уже существовала социальная иерархия (возможно, рабовладельческая) и структура власти, которая могла заставить пятьсот человек собраться и тащить куда-то колонну весом в десятки тонн, а потом вырезать на них сложно-устроенные сюжеты — не ради выживания, а ради культа.
(1/2) Как мы представляем себе доисторических людей? Микро-сообщества добрых собирателей и охотников, решения принимаются сообща, никто никем не управляет, имущество не копится и никому не принадлежит, все едят органический мед, эко-овощи и grass-fed bison, живут минималистично и не забывают трогать траву. Нет государств, власти человека над человеком, бесчестия и, разумеется, социального неравенства. Этот праздник заканчивается с появлением сельского хозяйства: людям больше не нужно бродить за стадами бизонов, появляется переизбыток еды, ресурсы начинают распределяться неравномерно, всему обществу больше не нужно только искать еду — кто-то начинает заниматься ремеслами, культурой, письмом, культом, наукой, правом. Собственность начинает не только принадлежать, но и наследоваться. Сообщества разрастаются, появляются города — и необходимость ими управлять. Вырисовывается то самое промышленное общество, которое нам знакомо. Бюрократия, монополия на насилие, правящий класс, принуждение, социальное неравенство, — плата за цивилизованную жизнь. Да, наивный естественный человек из сообщества собирателей был куда более свободен и равен — но, чтобы поддерживать текущий уровень жизни, мы должны смириться с недостатками цивилизации, которая сделала его возможным. Эгалитарность — признак небольших сообществ, чтобы туда попасть, нужно избавиться от бОльшей части населения планеты и ночной доставки одного пакетика чипсов. Мы же этого не хотим, верно? Верно.
Таков привычный исторический нарратив — он доказывает, почему современные общества не могут стать более свободными, эгалитарными, хоть какими-нибудь другими. Социальное развитие — направленная стрела прогресса, и мы живем в единственной из возможных форм общества. В сложной социальной структуре неизбежно будут элиты, захватывающие власть над ресурсами, и управляющие всеми остальными. Альтернатива — только возврат в прошлое.
Проблема в том, что все это не слишком…соответствует реальности. Идея естественного человека и её исторические аргументы — это иллюзия Руссо. Его естественный человек — мыслительный эксперимент философа, а не исторический факт. Дикарь, впечатливший Руссо (тогда в Европе было модно рассуждать об индейцах Нового света) — в первую очередь этический идеал. Он самодостаточен и не склонен к стяжательству, жажда власти ему неведома; он абсолютно добр, ведь только в обществе у людей могут возникнуть злые мысли; он ни с кем себя не сравнивает и не испытывает зависти; и так далее. Мы, отдаляясь от своего благородного первобытного состояния, все больше отдаляемся от себя настоящих — и начинаем жить социально, а социальная жизнь неизбежно приводит к неравенству и дисбалансу власти. Похожий нарратив потом воспроизвел Фукуяма: стабильное, стадийное развитие общества от небольших групп к племенам, к вождествам, к сложноустроенным стратифицированным государствам, в которых мы живем сегодня, что определяется их монополией на «законное применение принудительной силы».
В реальности же наши давние предки были далеки от этой идиллической картинки эгалилатрных групп охотников и собирателей, и у нас есть основания считать, что неравенство и социальная иерархия существовали уже тогда. Например, богатое захоронение детей в Сунгири под Владимиром (если давно не падали в дыру гиперфокуса на рандомном историческом сюжете — погуглите Сунгирь) показывает, что традиция наследования имущества, власти и положения в обществе существовала до начала оседлого периода — что противоречит иллюзии Руссо. Монументальные постройки, в том числе культовые, тоже существовали задолго до общепринятого «начала цивилизации», неолитической революции — например, Гёбекли-Тепе (тоже советую), чье строительство началось в мезолите. У наивных дикарей уже существовала социальная иерархия (возможно, рабовладельческая) и структура власти, которая могла заставить пятьсот человек собраться и тащить куда-то колонну весом в десятки тонн, а потом вырезать на них сложно-устроенные сюжеты — не ради выживания, а ради культа.
A vandalised bank during the 2019 protest. File photo: May James/HKFP. Over 33,000 people sent out over 1,000 doxxing messages in the group. Although the administrators tried to delete all of the messages, the posting speed was far too much for them to keep up. Done! Now you’re the proud owner of a Telegram channel. The next step is to set up and customize your channel. 4How to customize a Telegram channel? While the character limit is 255, try to fit into 200 characters. This way, users will be able to take in your text fast and efficiently. Reveal the essence of your channel and provide contact information. For example, you can add a bot name, link to your pricing plans, etc.
from us
