Есть у меня похожее наблюдение. Возможно, это как раз-таки эффект пузыря — я стала философом, и вокруг меня зароилась философия.
Но есть и вполне сильный аргумент о том, что сейчас людям в жизни (особенно после определенного её предела, и в определенных её условиях, конечно) не хватает смысла — того самого «большего, чем я» ответа на вопрос «зачем все это». Пространство и язык для разговора о не-сиюминутном, не-проходящем, не-связанном с бытовыми, повседневными, рабочими или семейными делами, раньше предоставляла религия. Скажем, каждое воскресенье, по доброй воле или из-за социальной конвенции, но многие люди шли в церковь — в их расписании было буквально выделено «время для размышлений о вечности/смерти/любви/боге/трансцендентном». И было, конечно, совершенно необязательно знать слово трансценденция, чтобы о ней думать.
Но духовность из общества модерна постепенно вымывается — она заменяется технократическим мышлением, на место смысла жизни ставится бесконечный прогресс, направленный в неопределенное будущее, история то заканчивается, то вдруг начинается снова, человек обнаруживает себя на вершине мира, куда он сам себя поставил, и он там космически, невероятно одинок. После смерти бога и автора ему оказывается совсем не с кем поговорить. Как говорится, протестант работал, потому что рассчитывал оказаться в раю, а мы работаем, просто потому что должны. И в какой-то момент такое положение вещей начинает вызывать понятные вопросы.
Причем запрос этот на «большее, чем я» на самом деле неоднороден — кто-то хочет, чтобы этот смысл ему/ей просто сообщили, как раньше сообщали в церкви; кто-то же хочет его для себя создать (найти, придумать, вывести, утвердиться). И кажется, в обоих случаях философия — хорошее место, чтобы начать.
Но у неё есть довольно значительное слабое место. Западная философия со временем превратилась в сферу профессиональной деятельности — это довольно сложная академическая сфера с высоким порогом вхождения, собственным языком и прочими прелестями институционализированной науки. Восточная философия для западного человека порой оказывается еще сложнее, потому что она-то как раз нарочито проста — и нам сложно отбросить выученный годами критического взгляда скептицизм.
Во всю эту философию очень тяжело войти — и я думаю, в значительной степени потому, что эта связка между запросом на смысл и философией до сих пор не такая явная для большинства людей. Психотерапия существовала десятки лет, но настоящий бум у неё случился тогда, когда понимание связи между «что-то мне хреново» и психотерапией стало общим местом — благодаря популяризации терапии, её языка и инструментов (у этого есть обратный эффект — поп-психология и падение среднего уровня этой сферы вообще, но сейчас не об этом). Связь философии и создания собственного смысла или интереса к жизни пока что общим местом не является. Мало кто, как мне кажется, думает: блин, что-то мне бессмысленно. Пойду-ка я почитаю Платона или схожу на философский кружок или поговорю с философом. И вот здесь лежит, на мой взгляд, самая большая сложность: человеческая (в плане ресурсов), коммуникационная (в плане как про это рассказать, сделать понятным), и даже «продуктовая» в широком смысле (как это вообще упаковать, как это должно работать).
Возможно, философии стоит вернуться к призванию, от которого ей, вероятно, никогда и не следовало отказываться, и снова стать «областью, которая с незапамятных времен считалась истинной областью философии, но которая <...> впала в интеллектуальное запустение, нравоучительность и, наконец, в забвение: учение о хорошей жизни (the teaching of the good life)» (с) Теодор Адорно.
И вот как сделать это — тут, действительно, придется хорошенько поработать.
Есть у меня похожее наблюдение. Возможно, это как раз-таки эффект пузыря — я стала философом, и вокруг меня зароилась философия.
Но есть и вполне сильный аргумент о том, что сейчас людям в жизни (особенно после определенного её предела, и в определенных её условиях, конечно) не хватает смысла — того самого «большего, чем я» ответа на вопрос «зачем все это». Пространство и язык для разговора о не-сиюминутном, не-проходящем, не-связанном с бытовыми, повседневными, рабочими или семейными делами, раньше предоставляла религия. Скажем, каждое воскресенье, по доброй воле или из-за социальной конвенции, но многие люди шли в церковь — в их расписании было буквально выделено «время для размышлений о вечности/смерти/любви/боге/трансцендентном». И было, конечно, совершенно необязательно знать слово трансценденция, чтобы о ней думать.
Но духовность из общества модерна постепенно вымывается — она заменяется технократическим мышлением, на место смысла жизни ставится бесконечный прогресс, направленный в неопределенное будущее, история то заканчивается, то вдруг начинается снова, человек обнаруживает себя на вершине мира, куда он сам себя поставил, и он там космически, невероятно одинок. После смерти бога и автора ему оказывается совсем не с кем поговорить. Как говорится, протестант работал, потому что рассчитывал оказаться в раю, а мы работаем, просто потому что должны. И в какой-то момент такое положение вещей начинает вызывать понятные вопросы.
Причем запрос этот на «большее, чем я» на самом деле неоднороден — кто-то хочет, чтобы этот смысл ему/ей просто сообщили, как раньше сообщали в церкви; кто-то же хочет его для себя создать (найти, придумать, вывести, утвердиться). И кажется, в обоих случаях философия — хорошее место, чтобы начать.
Но у неё есть довольно значительное слабое место. Западная философия со временем превратилась в сферу профессиональной деятельности — это довольно сложная академическая сфера с высоким порогом вхождения, собственным языком и прочими прелестями институционализированной науки. Восточная философия для западного человека порой оказывается еще сложнее, потому что она-то как раз нарочито проста — и нам сложно отбросить выученный годами критического взгляда скептицизм.
Во всю эту философию очень тяжело войти — и я думаю, в значительной степени потому, что эта связка между запросом на смысл и философией до сих пор не такая явная для большинства людей. Психотерапия существовала десятки лет, но настоящий бум у неё случился тогда, когда понимание связи между «что-то мне хреново» и психотерапией стало общим местом — благодаря популяризации терапии, её языка и инструментов (у этого есть обратный эффект — поп-психология и падение среднего уровня этой сферы вообще, но сейчас не об этом). Связь философии и создания собственного смысла или интереса к жизни пока что общим местом не является. Мало кто, как мне кажется, думает: блин, что-то мне бессмысленно. Пойду-ка я почитаю Платона или схожу на философский кружок или поговорю с философом. И вот здесь лежит, на мой взгляд, самая большая сложность: человеческая (в плане ресурсов), коммуникационная (в плане как про это рассказать, сделать понятным), и даже «продуктовая» в широком смысле (как это вообще упаковать, как это должно работать).
Возможно, философии стоит вернуться к призванию, от которого ей, вероятно, никогда и не следовало отказываться, и снова стать «областью, которая с незапамятных времен считалась истинной областью философии, но которая <...> впала в интеллектуальное запустение, нравоучительность и, наконец, в забвение: учение о хорошей жизни (the teaching of the good life)» (с) Теодор Адорно.
И вот как сделать это — тут, действительно, придется хорошенько поработать.
As five out of seven counts were serious, Hui sentenced Ng to six years and six months in jail. During a meeting with the president of the Supreme Electoral Court (TSE) on June 6, Telegram's Vice President Ilya Perekopsky announced the initiatives. According to the executive, Brazil is the first country in the world where Telegram is introducing the features, which could be expanded to other countries facing threats to democracy through the dissemination of false content. Add the logo from your device. Adjust the visible area of your image. Congratulations! Now your Telegram channel has a face Click “Save”.! The group’s featured image is of a Pepe frog yelling, often referred to as the “REEEEEEE” meme. Pepe the Frog was created back in 2005 by Matt Furie and has since become an internet symbol for meme culture and “degen” culture. Commenting about the court's concerns about the spread of false information related to the elections, Minister Fachin noted Brazil is "facing circumstances that could put Brazil's democracy at risk." During the meeting, the information technology secretary at the TSE, Julio Valente, put forward a list of requests the court believes will disinformation.
from us
