В Кемеровской области снова случилась трагедия на угольной шахте с многочисленными людскими жертвами. По последним официальным данным погибло 52 человека. Заниматься поиском виноватых и клеймить нехорошими словами власти и угольный бизнес – не в нашей практике и компетенции. Гораздо важнее поговорить о другом – попытаться с экономической и бизнесовой точек зрения осмыслить, почему такое происходит?
Начнем с того, что, как рассказал на ежегодном бюджетном послании губернатор Кемеровской области Сергей Цивилев, около трети налоговых поступлений в региональную казну идут именно от компаний, занимающихся угледобычей. Логика максимально простая: в кузбасских недрах имеется уголь, его надо добыть и продать. Эта логика главенствовала весь советский период, Кемеровская область всегда воспринималась как ресурсная территория. С одной стороны, можно говорить о негативном влиянии на экологию и появлении множества моногородов. С другой стороны, Кузбасс всегда был профицитным регионом, а профессия шахтера очень высоко котировалась.
Сегодня ситуация не изменилась. Кузбасс остается угледобывающим регионом. И потому что в нем еще остался уголь, и потому что экономика региона не стала диверсифицированной. Однако, в последнее время можем наблюдать некоторые изменения. Например, федеральное правительство выделило 51 млрд рублей на социально-экономическую программу развития Кемеровской области. А власти региона привлекают инвесторов под новую особую экономическую зону и в горнолыжный курорт Шерегеш. Сумма возможных инвестиций, как говорится, «внушает» – почти 1 триллион рублей! Но весь вопрос, когда же эти деньги будут проинвестированы и сколько потребуется времени, чтобы новые отрасли экономики и бизнесовые ниши заработали, а люди согласились в них работать? 5, 10, 20, 40 лет? Никто, думаем, не в состоянии точно спрогнозировать год, когда Кузбасс окончательно перестанет быть сугубо угольным.
Но дело здесь не только в инвестициях и сроках появления новой экономике. Причина угольного абсолюта – в людской психологии. Если не брать в расчет поколение «50+», то у молодых регион воспринимается или как место, откуда надо уезжать при первой необходимости или как условные «урановые рудники», на которых нужно заработать по максимуму и потом тоже уехать. Любой бизнес, который появляется в Кузбассе, не является прорывным или высокотехнологичным, он не работает на перспективу, а призван «быстро срубить бабла». В абсолютно любой сфере. Почти каждый человек, если он – креативщик и автор некоего ноу-хау, скорее согласится развивать свою идею в Новосибирске, а то и в Москве и Санкт-Петербурге. Сколько действительно инновационного бизнеса возникло в Кузбассе за последние годы, и он был у всех на слуху. Ноль, нисколько.
Вот так и получается, что уголь остается единственной сферой, которая, как золото в старой песне Валерия Ободзинского, «манит нас». Уголь предлагает простую схему, а от него – понятная прибыль и постоянные риски. Про уголь забыть не получится. По крайней мере до того момента, как названный триллион рублей будет полностью проинвестирован.
В Кемеровской области снова случилась трагедия на угольной шахте с многочисленными людскими жертвами. По последним официальным данным погибло 52 человека. Заниматься поиском виноватых и клеймить нехорошими словами власти и угольный бизнес – не в нашей практике и компетенции. Гораздо важнее поговорить о другом – попытаться с экономической и бизнесовой точек зрения осмыслить, почему такое происходит?
Начнем с того, что, как рассказал на ежегодном бюджетном послании губернатор Кемеровской области Сергей Цивилев, около трети налоговых поступлений в региональную казну идут именно от компаний, занимающихся угледобычей. Логика максимально простая: в кузбасских недрах имеется уголь, его надо добыть и продать. Эта логика главенствовала весь советский период, Кемеровская область всегда воспринималась как ресурсная территория. С одной стороны, можно говорить о негативном влиянии на экологию и появлении множества моногородов. С другой стороны, Кузбасс всегда был профицитным регионом, а профессия шахтера очень высоко котировалась.
Сегодня ситуация не изменилась. Кузбасс остается угледобывающим регионом. И потому что в нем еще остался уголь, и потому что экономика региона не стала диверсифицированной. Однако, в последнее время можем наблюдать некоторые изменения. Например, федеральное правительство выделило 51 млрд рублей на социально-экономическую программу развития Кемеровской области. А власти региона привлекают инвесторов под новую особую экономическую зону и в горнолыжный курорт Шерегеш. Сумма возможных инвестиций, как говорится, «внушает» – почти 1 триллион рублей! Но весь вопрос, когда же эти деньги будут проинвестированы и сколько потребуется времени, чтобы новые отрасли экономики и бизнесовые ниши заработали, а люди согласились в них работать? 5, 10, 20, 40 лет? Никто, думаем, не в состоянии точно спрогнозировать год, когда Кузбасс окончательно перестанет быть сугубо угольным.
Но дело здесь не только в инвестициях и сроках появления новой экономике. Причина угольного абсолюта – в людской психологии. Если не брать в расчет поколение «50+», то у молодых регион воспринимается или как место, откуда надо уезжать при первой необходимости или как условные «урановые рудники», на которых нужно заработать по максимуму и потом тоже уехать. Любой бизнес, который появляется в Кузбассе, не является прорывным или высокотехнологичным, он не работает на перспективу, а призван «быстро срубить бабла». В абсолютно любой сфере. Почти каждый человек, если он – креативщик и автор некоего ноу-хау, скорее согласится развивать свою идею в Новосибирске, а то и в Москве и Санкт-Петербурге. Сколько действительно инновационного бизнеса возникло в Кузбассе за последние годы, и он был у всех на слуху. Ноль, нисколько.
Вот так и получается, что уголь остается единственной сферой, которая, как золото в старой песне Валерия Ободзинского, «манит нас». Уголь предлагает простую схему, а от него – понятная прибыль и постоянные риски. Про уголь забыть не получится. По крайней мере до того момента, как названный триллион рублей будет полностью проинвестирован.
Concise As the broader market downturn continues, yelling online has become the crypto trader’s latest coping mechanism after the rise of Goblintown Ethereum NFTs at the end of May and beginning of June, where holders made incoherent groaning sounds and role-played as urine-loving goblin creatures in late-night Twitter Spaces. Users are more open to new information on workdays rather than weekends. To edit your name or bio, click the Menu icon and select “Manage Channel.” fire bomb molotov November 18 Dylan Hollingsworth yau ma tei
from us
