Завтра может не быть. Мы как-то так уверенны в завтра. Откладываем дела. Забываем позвонить. Стесняемся сказать. А завтра просто может и не быть. Вроде бы завтра – как свет. Пришел домой вечером, открыл дверь, нашарил выключатель, и хоп, зажглись лампочки. А представь, что ты пришел, нащупал, нажал – и тишина. Не просто свет не горит, а даже выключатель не щелкает. Тихо и темно. Вот так же и с завтра. Сидишь вечером, пьешь вино, беседуешь, строишь планы. Они у тебя великие, разумеется. Или просто приятные, бодрые такие. И не только на завтра, нет. На много, много дней вперед. А потом щелк – и все. Планов нет, завтра нет. Темно и тихо.
Первый раз, когда я подумал про это, про завтра, было 36 лет назад. Я был пионером, и как многие пионеры отправился в пионерский лагерь. Прекрасное, знаете ли, место под Клязьмой. Натурально, вели мы себя не по-пионерски, а в соответствие возрасту. Забивали на проекты наших вожатых. Убегали в лес строить шалаши. Воровали картошку на соседних совхозных полях. И по вечерам пекли ее в углях в шалашах в лесу. Почему-то еще мазали спящих товарищей пастой, но это не точно. И вот я уже уезжаю из лагеря. Стою на ступеньке автобуса, старого ЛИАЗа. И кто-то, возможно мой лучший лагерный друг, в шутку и в спину меня толкает. Я вылетаю из автобуса и долго лечу в канаву. Падаю затылком на мягкую землю, прихожу в себя от испуга и неожиданности.
Затем, я очень это хорошо помню, я поворачиваю голову направо. Буквально в двух сантиметрах из земли торчит штырь. Хороший, крепкий, заостренный штырь сантиметров 20 в длину. Блестящий такой, я бы сказал – ждущий. И упасть-то головой на него было логичнее, чем на землю. Лежал бы я тогда, как говорится, с мозгами на палочке. И вот тогда меня накрыло по-настоящему, затрясло. Я представил себе даже не рыдания друзей и родственников. Я представил себе, что все, что будет, уже не было бы. Постой, а моя коллекция машинок? Мои 43:1, отечественные? А поездка к бабушке на дачу? Там же ждет, очень ждет, подружка Алена. А жвачки? Мне же должны привезти 10 (десять!) Дональд Даков, с настоящими вкладышами. А вдруг среди них будет большой, королевский?! А я тут. В канаве. Со штырем в голове. Темно и тихо.
Недавно сидел в ресторане с другом. У него интересная история: врачи нашли опухоль, которую интерпретировали как злокачественную с весьма неважным прогнозом. Дальше понятно: РОНЦ, 62, Бурденко, пересмотры стекол, подготовка к химии, считаем бюджет и вот это все. А потом вдруг выяснилось, что это доброкачественная опухоль. Ну бывает такое, очень редко. Морфология схожая, вот и ошибся патологоанатом. И вот мы с ним сидим, и мне боязно и интересно на него смотреть.
Люди, пережившие близкую смерть, по-разному воспринимают произошедшее. И я спросил его, спросил о том, что он теперь чувствует. Он сказал очень понятную вещь: он чувствует, что завтра может не быть. Поэтому изменился сам вкус жизни. Он стал ярче, что ли. Да и жизни самой стало больше. Каждый день стал вкуснее и больше. Хорошее это чувство. Вот бы его получить. Без стресса.
Завтра может не быть. Мы как-то так уверенны в завтра. Откладываем дела. Забываем позвонить. Стесняемся сказать. А завтра просто может и не быть. Вроде бы завтра – как свет. Пришел домой вечером, открыл дверь, нашарил выключатель, и хоп, зажглись лампочки. А представь, что ты пришел, нащупал, нажал – и тишина. Не просто свет не горит, а даже выключатель не щелкает. Тихо и темно. Вот так же и с завтра. Сидишь вечером, пьешь вино, беседуешь, строишь планы. Они у тебя великие, разумеется. Или просто приятные, бодрые такие. И не только на завтра, нет. На много, много дней вперед. А потом щелк – и все. Планов нет, завтра нет. Темно и тихо.
Первый раз, когда я подумал про это, про завтра, было 36 лет назад. Я был пионером, и как многие пионеры отправился в пионерский лагерь. Прекрасное, знаете ли, место под Клязьмой. Натурально, вели мы себя не по-пионерски, а в соответствие возрасту. Забивали на проекты наших вожатых. Убегали в лес строить шалаши. Воровали картошку на соседних совхозных полях. И по вечерам пекли ее в углях в шалашах в лесу. Почему-то еще мазали спящих товарищей пастой, но это не точно. И вот я уже уезжаю из лагеря. Стою на ступеньке автобуса, старого ЛИАЗа. И кто-то, возможно мой лучший лагерный друг, в шутку и в спину меня толкает. Я вылетаю из автобуса и долго лечу в канаву. Падаю затылком на мягкую землю, прихожу в себя от испуга и неожиданности.
Затем, я очень это хорошо помню, я поворачиваю голову направо. Буквально в двух сантиметрах из земли торчит штырь. Хороший, крепкий, заостренный штырь сантиметров 20 в длину. Блестящий такой, я бы сказал – ждущий. И упасть-то головой на него было логичнее, чем на землю. Лежал бы я тогда, как говорится, с мозгами на палочке. И вот тогда меня накрыло по-настоящему, затрясло. Я представил себе даже не рыдания друзей и родственников. Я представил себе, что все, что будет, уже не было бы. Постой, а моя коллекция машинок? Мои 43:1, отечественные? А поездка к бабушке на дачу? Там же ждет, очень ждет, подружка Алена. А жвачки? Мне же должны привезти 10 (десять!) Дональд Даков, с настоящими вкладышами. А вдруг среди них будет большой, королевский?! А я тут. В канаве. Со штырем в голове. Темно и тихо.
Недавно сидел в ресторане с другом. У него интересная история: врачи нашли опухоль, которую интерпретировали как злокачественную с весьма неважным прогнозом. Дальше понятно: РОНЦ, 62, Бурденко, пересмотры стекол, подготовка к химии, считаем бюджет и вот это все. А потом вдруг выяснилось, что это доброкачественная опухоль. Ну бывает такое, очень редко. Морфология схожая, вот и ошибся патологоанатом. И вот мы с ним сидим, и мне боязно и интересно на него смотреть.
Люди, пережившие близкую смерть, по-разному воспринимают произошедшее. И я спросил его, спросил о том, что он теперь чувствует. Он сказал очень понятную вещь: он чувствует, что завтра может не быть. Поэтому изменился сам вкус жизни. Он стал ярче, что ли. Да и жизни самой стало больше. Каждый день стал вкуснее и больше. Хорошее это чувство. Вот бы его получить. Без стресса.
How to create a business channel on Telegram? (Tutorial) The court said the defendant had also incited people to commit public nuisance, with messages calling on them to take part in rallies and demonstrations including at Hong Kong International Airport, to block roads and to paralyse the public transportation system. Various forms of protest promoted on the messaging platform included general strikes, lunchtime protests and silent sit-ins. 2How to set up a Telegram channel? (A step-by-step tutorial) End-to-end encryption is an important feature in messaging, as it's the first step in protecting users from surveillance. 3How to create a Telegram channel?
from us
