Демонический мужчина отличается от мужчины обыкновенного прежде всего манерой молчать. Он молчит долго, густо и неодобрительно — так, будто слышит в себе скорбь всех женщин, которых он не спас.
Одет он так, словно только что вернулся с похорон друга — поэта, которого никто не читал, кроме него. Он носит тёмные ткани, чёрный шарф в мае и чужой плащ. На пальце у него кольцо — простое, серебряное, «в память». Кого — он не говорит. — К чему?
Он носит трость, но не хромает. Запонки, но в кармане, галстук — никогда. И очки, в которых ничего не видно, но хорошо страдать. Он ничего не делает. — А что сейчас вообще можно делать?
Он как будто пережил всё: и революцию, и изгнание, и возвращение. Общественное положение демонического мужчины может быть любым, но чаще всего он — бывший режиссёр или будущий.
У него есть долг, вина, рана или хотя бы аванс, который его держит.
Обычно он знает одну женщину. Она живёт в Риме. Она его отравила абсентом, научила плакать, подарила виниловую пластинку без этикетки — и исчезла. Он не говорит о ней каждый третий вторник. — К чему?
За столом он ест, но как будто вспоминает при этом, как ел в Лиссабоне, и как та, другая, клала ему в рот оливки. Он всегда немного откусывает боль.
Когда женщина смеётся, он смотрит на неё так, будто её счастье — личная пощёчина его душе.
Ночью, глядя в окно, шепчет: — Я должен был стать совсем другим… — Кем? — Неважно.
Он любит говорить загадками. Или цитатами. Или цитатами из себя. У него дома есть рукопись. В шкафу. Под книгой Кастанеды. Она называется: «Опыты боли». Он никому её не даёт читать. — К чему?
Но рассказывает, что её читал «один важный человек». — Он был тронут. Он сказал: это — не книга. Это — нож в печень человечества.
А потом, в компании, он встаёт, налитый тьмой, и говорит: — Я пил. Я пил и буду пить. Я хочу, хочу мерзкой пошлости! И берёт… булку. С маком. И ест. Как зверь. Как символ.
— Он ест булку… — Боже… какой надрыв… — Это гениально.
Иногда он просит денег. Но не как обыкновенный мужчина, с заминкой и кашлем. Он встанет, упрётся глазами в тебя и скажет: — Ты знаешь, почему я здесь? Потому что я должен. Дай мне пять тыщ. Сейчас. Ты — мне. Именно ты. Именно мне. Именно сейчас. Я грязь. Я никто. Я тварь, я вино и шелуха! Теперь уходи… Уходи и не оборачивайся… ха-ха-ха!
Ты уходишь. — Он такой загадочный… — Там явно была женщина. — Или драма. — Или, может быть, просто задолжал.
Демонический мужчина отличается от мужчины обыкновенного прежде всего манерой молчать. Он молчит долго, густо и неодобрительно — так, будто слышит в себе скорбь всех женщин, которых он не спас.
Одет он так, словно только что вернулся с похорон друга — поэта, которого никто не читал, кроме него. Он носит тёмные ткани, чёрный шарф в мае и чужой плащ. На пальце у него кольцо — простое, серебряное, «в память». Кого — он не говорит. — К чему?
Он носит трость, но не хромает. Запонки, но в кармане, галстук — никогда. И очки, в которых ничего не видно, но хорошо страдать. Он ничего не делает. — А что сейчас вообще можно делать?
Он как будто пережил всё: и революцию, и изгнание, и возвращение. Общественное положение демонического мужчины может быть любым, но чаще всего он — бывший режиссёр или будущий.
У него есть долг, вина, рана или хотя бы аванс, который его держит.
Обычно он знает одну женщину. Она живёт в Риме. Она его отравила абсентом, научила плакать, подарила виниловую пластинку без этикетки — и исчезла. Он не говорит о ней каждый третий вторник. — К чему?
За столом он ест, но как будто вспоминает при этом, как ел в Лиссабоне, и как та, другая, клала ему в рот оливки. Он всегда немного откусывает боль.
Когда женщина смеётся, он смотрит на неё так, будто её счастье — личная пощёчина его душе.
Ночью, глядя в окно, шепчет: — Я должен был стать совсем другим… — Кем? — Неважно.
Он любит говорить загадками. Или цитатами. Или цитатами из себя. У него дома есть рукопись. В шкафу. Под книгой Кастанеды. Она называется: «Опыты боли». Он никому её не даёт читать. — К чему?
Но рассказывает, что её читал «один важный человек». — Он был тронут. Он сказал: это — не книга. Это — нож в печень человечества.
А потом, в компании, он встаёт, налитый тьмой, и говорит: — Я пил. Я пил и буду пить. Я хочу, хочу мерзкой пошлости! И берёт… булку. С маком. И ест. Как зверь. Как символ.
— Он ест булку… — Боже… какой надрыв… — Это гениально.
Иногда он просит денег. Но не как обыкновенный мужчина, с заминкой и кашлем. Он встанет, упрётся глазами в тебя и скажет: — Ты знаешь, почему я здесь? Потому что я должен. Дай мне пять тыщ. Сейчас. Ты — мне. Именно ты. Именно мне. Именно сейчас. Я грязь. Я никто. Я тварь, я вино и шелуха! Теперь уходи… Уходи и не оборачивайся… ха-ха-ха!
Ты уходишь. — Он такой загадочный… — Там явно была женщина. — Или драма. — Или, может быть, просто задолжал.
Over 33,000 people sent out over 1,000 doxxing messages in the group. Although the administrators tried to delete all of the messages, the posting speed was far too much for them to keep up. Telegram has announced a number of measures aiming to tackle the spread of disinformation through its platform in Brazil. These features are part of an agreement between the platform and the country's authorities ahead of the elections in October. Done! Now you’re the proud owner of a Telegram channel. The next step is to set up and customize your channel. best-secure-messaging-apps-shutterstock-1892950018.jpg But a Telegram statement also said: "Any requests related to political censorship or limiting human rights such as the rights to free speech or assembly are not and will not be considered."
from us
