tgoop.com/zachemmt/1268
Last Update:
Свежая статья в PNAS сообщает довольно неудобные результаты: значительная часть риска быть убитым «путешествует» вместе с людьми и их культурными привычками.
Авторы берут американцев европейского происхождения в США и делают очень простой, но мощный трюк. Сначала они вычисляют, насколько «кровавым» был каждый штат в 1930-е гг.: сколько там убивали белых людей на 100 тыс. населения. Это даёт историческую карту насилия — ещё до массовой миграции и поздних социальных реформ. Затем они смотрят на свидетельства о смерти в трёх последующих периодах: 1959–61, 1979–91 и 2000–17 гг. Для каждого убитого видны штат рождения и штат проживания. И можно задать жёсткий вопрос: если человек родился в опасном штате, но живёт в другом, его риск быть убитым будет зависеть от того, где он живёт сейчас или от того, откуда он родом?
Ответ оказывается несимпатичным. Люди, рождённые в исторически «жёстких» штатах (типа Кентукки или Луизианы), даже после переезда в более благополучные регионы остаются в среднем заметно более уязвимыми к убийствам, чем их соседи, родившиеся в безопасных штатах вроде Висконсина.
Пример: в 1960-е гг. переехавшие южане в северные штаты погибали от убийств примерно в 3 раза чаще, чем местные жители того же возраста и пола. При этом между штатами рождения сохраняется около половины исходных различий по риску: грубо, если один штат когда-то был вдвое более «насильственным», его уроженцы и через несколько десятилетий имеют примерно в 1.5 раза больший риск быть убитыми, даже живя в другом месте.
Кто-то может возразить: а вдруг, просто уезжают самые маргинальные, бедные или малообразованные? Авторы перебирают и это по очереди. Они сравнивают людей одного возраста и пола в одном и том же округе, учитывают образование и доход, смотрят отдельно на тех, кто богаче и образованнее местных. Устойчивость эффекта чуть снижается, но не исчезает. Более того, он сильнее именно там, где образуются крупные «анклавы» уроженцев одного штата: когда рядом много «своих», привычный стиль поведения и нормы легче сохраняются.
Чтобы подойти к механизму, авторы проводят опрос белых американцев и спрашивают, где они выросли. Люди из исторически более опасных штатов чаще говорят, что видели насилие в детстве, сильнее уверены, что мир опасен, меньше доверяют полиции и больше полагаются на семью. Они чаще хранят оружие именно для самозащиты, выше оценивают утверждения из культуры чести вроде «настоящий мужчина не терпит неуважения» и чаще описывают себя как вспыльчивых. В экспериментальных виньетках они и их «типичные земляки» чаще выбирают ответ силой на оскорбление или толчок. Особенно ярко это видно у сельских жителей.
По мнению авторов, вся картина хорошо укладывается в идею о культуре чести как адаптивном ответе на среду с плохими институтами и высоким риском посягательств. Если государство не защищает, выгодно быть грозным, не прощать мелких оскорблений и опираться на репутацию семьи. Такая стратегия может реально снижать вероятность мелких нападений, но одновременно повышать риск смертельной эскалации и конфликтов с полицией. Когда люди с подобными установками переезжают в более безопасные места, привычная «боеготовность» уже не так нужна, но поведенческие шаблоны никуда не исчезают — и часть риска насилия продолжает ездить следом за ними.
Важно, что авторы не сводят всё к «плохим культурам» и не делают биологизирующих выводов. Это именно история про долгоживущие культурные адаптации к опасной среде, которые могут оставаться с людьми даже тогда, когда сама среда изменилась. Для политики безопасности это неприятное, но важное напоминание: география насилия — это не только карта мест, но и карта человеческих траекторий, семейных традиций и неформальных норм.
Для тех, кто внимательно смотрел наш с Лизочком выпуск — результаты предельно понятные и неудивительные.
