Начнем день меланхолично…
Мне не хватает свободы говорить то, что я думаю. Когда смотрю интервью людей, которые уехали, меня это может выбить на часы — я плачу, потому что чувствую, насколько этого не хватает здесь. Последний раз это был стендап-комик. Живя в России, к этому как будто привыкаешь, но стоит попасть на такой момент — и накатывает.
Я чувствительный человек и много переживаю из‑за ерунды. Но вот глобально грущу я часто ещё и потому, что моё поколение — тех, кто родился в 1990–2000‑е — когда-то называли наивным. Теперь я вижу, как эта наивность превращается в цинизм. И не только из-за того, что происходит в стране. Это чувство усиливается, когда видишь, как оппозиция обобщённо обвиняет всех россиян, или когда европейские политики вводят у себя собственные формы цензуры.
Наверное, мы пока не такие циничные, как поколение 1960–1970‑х, потому что у нас ещё впереди вся жизнь и есть надежда, что что-то можно изменить к лучшему. Но я всё же считаю, что мы — самые несчастные. Старшее поколение хотя бы видело, что сейчас всё же лучше, чем в позднем СССР. Младшее — не знало ощущения свободы, и им не с чем сравнивать.
А в 90‑е мы были детьми и не помним их всерьёз. Наше взросление пришлось на 2000‑е и 2010‑е, когда уровень жизни был вполне нормальным и при этом можно было свободно говорить на любые темы. А потом, уже взрослыми, мы ощутили, что эта свобода исчезла — и пришлось учиться молчать о многом.
Мне не хватает свободы говорить то, что я думаю. Когда смотрю интервью людей, которые уехали, меня это может выбить на часы — я плачу, потому что чувствую, насколько этого не хватает здесь. Последний раз это был стендап-комик. Живя в России, к этому как будто привыкаешь, но стоит попасть на такой момент — и накатывает.
Я чувствительный человек и много переживаю из‑за ерунды. Но вот глобально грущу я часто ещё и потому, что моё поколение — тех, кто родился в 1990–2000‑е — когда-то называли наивным. Теперь я вижу, как эта наивность превращается в цинизм. И не только из-за того, что происходит в стране. Это чувство усиливается, когда видишь, как оппозиция обобщённо обвиняет всех россиян, или когда европейские политики вводят у себя собственные формы цензуры.
Наверное, мы пока не такие циничные, как поколение 1960–1970‑х, потому что у нас ещё впереди вся жизнь и есть надежда, что что-то можно изменить к лучшему. Но я всё же считаю, что мы — самые несчастные. Старшее поколение хотя бы видело, что сейчас всё же лучше, чем в позднем СССР. Младшее — не знало ощущения свободы, и им не с чем сравнивать.
А в 90‑е мы были детьми и не помним их всерьёз. Наше взросление пришлось на 2000‑е и 2010‑е, когда уровень жизни был вполне нормальным и при этом можно было свободно говорить на любые темы. А потом, уже взрослыми, мы ощутили, что эта свобода исчезла — и пришлось учиться молчать о многом.
1❤76😢34💯13💔12🤡9😭7⚡2🤔1 1
tgoop.com/zachemmt/1066
Create:
Last Update:
Last Update:
Начнем день меланхолично…
Мне не хватает свободы говорить то, что я думаю. Когда смотрю интервью людей, которые уехали, меня это может выбить на часы — я плачу, потому что чувствую, насколько этого не хватает здесь. Последний раз это был стендап-комик. Живя в России, к этому как будто привыкаешь, но стоит попасть на такой момент — и накатывает.
Я чувствительный человек и много переживаю из‑за ерунды. Но вот глобально грущу я часто ещё и потому, что моё поколение — тех, кто родился в 1990–2000‑е — когда-то называли наивным. Теперь я вижу, как эта наивность превращается в цинизм. И не только из-за того, что происходит в стране. Это чувство усиливается, когда видишь, как оппозиция обобщённо обвиняет всех россиян, или когда европейские политики вводят у себя собственные формы цензуры.
Наверное, мы пока не такие циничные, как поколение 1960–1970‑х, потому что у нас ещё впереди вся жизнь и есть надежда, что что-то можно изменить к лучшему. Но я всё же считаю, что мы — самые несчастные. Старшее поколение хотя бы видело, что сейчас всё же лучше, чем в позднем СССР. Младшее — не знало ощущения свободы, и им не с чем сравнивать.
А в 90‑е мы были детьми и не помним их всерьёз. Наше взросление пришлось на 2000‑е и 2010‑е, когда уровень жизни был вполне нормальным и при этом можно было свободно говорить на любые темы. А потом, уже взрослыми, мы ощутили, что эта свобода исчезла — и пришлось учиться молчать о многом.
Мне не хватает свободы говорить то, что я думаю. Когда смотрю интервью людей, которые уехали, меня это может выбить на часы — я плачу, потому что чувствую, насколько этого не хватает здесь. Последний раз это был стендап-комик. Живя в России, к этому как будто привыкаешь, но стоит попасть на такой момент — и накатывает.
Я чувствительный человек и много переживаю из‑за ерунды. Но вот глобально грущу я часто ещё и потому, что моё поколение — тех, кто родился в 1990–2000‑е — когда-то называли наивным. Теперь я вижу, как эта наивность превращается в цинизм. И не только из-за того, что происходит в стране. Это чувство усиливается, когда видишь, как оппозиция обобщённо обвиняет всех россиян, или когда европейские политики вводят у себя собственные формы цензуры.
Наверное, мы пока не такие циничные, как поколение 1960–1970‑х, потому что у нас ещё впереди вся жизнь и есть надежда, что что-то можно изменить к лучшему. Но я всё же считаю, что мы — самые несчастные. Старшее поколение хотя бы видело, что сейчас всё же лучше, чем в позднем СССР. Младшее — не знало ощущения свободы, и им не с чем сравнивать.
А в 90‑е мы были детьми и не помним их всерьёз. Наше взросление пришлось на 2000‑е и 2010‑е, когда уровень жизни был вполне нормальным и при этом можно было свободно говорить на любые темы. А потом, уже взрослыми, мы ощутили, что эта свобода исчезла — и пришлось учиться молчать о многом.
BY Зачем мы такие? | Альбина Галлямова


Share with your friend now:
tgoop.com/zachemmt/1066