В удивительное время живем — всем миром смотрим на первую в своем роде «Революцию зумеров», которая прямо сейчас происходит в Непале. Жесткая движуха, уже более двух десятков убитых, сожженые правительственные здания. И катализатором всему этому стало решение властей заблокировать соцсети. Да, и такое бывает.

Разъяренное и уставшее от беспредела поколение Z срывает с домов флаги Непальской компартии, и тут же, само собой, в голове возникают образы из документального фильма Алёны Полуниной «Непал форева» — одновременно и смешного, и по-чеховски нелепого влога о путешествии российских коммунистов к подножию Эвереста. Виктор Перов и Сергей Малинкович, два посла партии «Коммунисты Петербурга», надели буденовки и отправились в Непал мирить товарищей по борьбе. В стране две крупные «красные» партии: одна марксистско-лининская, другая маоистская. Одно время они даже пытались объединяться, но толку из этого никакого не вышло, уж слишком сильны идеологические противоречия.

В распрях непальских коммунистов без поллитры не разберешься — да и, в общем-то, не надо. Потому что путешествие начиналось комично, да и закончилось ничем. Русские красные дежурно побеседовали с представителями Компартии, спросили, почему в Непале не выращивают картошку, походили до грязным улицам с флагами, распевая (с ошибками) «Интернационал». А потом просто сели на лавочке и мрачно констатировали: жарко тут и непонятно нифига. Что с местными коммунистами делать в отрыве от демонстраций?

Много лет с тех пор прошло. Малинкович теперь председатель ЦК «Коммунистов России», неизменно радует отборными угашенными инициативами — например, использовать труд иноагентов для расчистки снега. Перов грозился идти на выборы президента России, а потом, чуть снизив градус, побороться за пост губернатора Петербурга. Но как-то не пошло. Дорога в Непал оказалась для обоих самой яркой страницей в карьере.

Знаете, вот насколько впечатлял первый сезон «Лихих» — настолько разочаровывает второй. Объективно он ничем не хуже (и вообще разделение сериала на две главы искусственное — просто выпускать шестнадцатисерийники теперь нерентабельно). Но со временем главный аттракцион сериала перестает работать, а больше ему предложить нечего.

Юрий Быков искренне пытается тебя напугать. Он готов лично выпрыгивать из каждого темного угла этой комнаты страха, громыхать цепями и выть из шкафа — ну пожалуйста, ну ужаснись, ты ведь ради этого сюда пришел, деньги заплатил. И в этом искреннем стремлении держать градус жести «Лихие» становятся похожи на плохой хоррор, в котором обилие скримеров вызывает уже не крики, а вялое раздражение. Отлично знаешь, что ждет тебя за следующим сюжетным поворотом (ничего хорошего). Уже никому не симпатизируешь (все гады). Кровь становится просто водицей и теряет всякую ценность.

Чернуха — она как водяра, хороша в приятной компании и под закуску. Но Быкову концепт умеренности не знаком. Да и всем видам пьянства он, похоже, предпочитает одиночный метафизический запой.

На связи «Вологодские коты», и нам есть что показать!

Мы не без интереса следим за «Каннскими псами», что вещают о зарубежных фестивальных новинках под палящими лучами солнца и дождём, в изнурительных очередях и душных залах.

Но есть нюанс: 95% наших коллег по тем или иным причинам игнорируют фестивали в России. В последние годы их в стране становится всё больше, а значит больше кино, о котором хочется либо забыть, либо кричать на каждом углу. Решили, что не стоит оставлять без внимания целый сегмент фестивального движения.

Кто расскажет вам о пляжах Геленджика, шутках на деловой программе «Нового сезона», партизанских премьерах в гостиницах Калининграда и незабываемых показах вроде драмы «Отца сын» или коллективного кино «Конец концов»? «Вологодские коты»!

Оставайтесь с нами — будет весело (но это не точно)

https://www.tgoop.com/catsfilmfestival

Китайское кино в сущности — тот же китайский автопром. Финтифлюшки копировать научились (примеров для подражания масса), но сама несущая конструкция едет только благодаря молитвам Компартии и культивации Дао. Ради интереса посмотрел «Нанкинского фотографа» — лидера китайского проката за авторством молодого, но уже уверенного в своих силах госрежиссера Шэнь Ао. Растет Гуаню Ху замена, но какая-то безалаберная и бездушная.

Масштабный фильм о нанкинской резне напрашивался давно, требовала его не только историческая справедливость, но и геополитическая обстановка (чем хуже отношения с Японией и США, тем яростнее молотит китайская кинопромышленность). Но «Нанкинский фотограф», будучи флагманом, национального кино, становится еще и анамнезом полного провала Пекина в битве за искусство. Потому что в военной драме об ужасной трагедии нет ни драмы, ни, собственно трагедии. Есть квелые попытки перенести на китайский культурный код «Список Шиндлера» и «Дневник Анны Франк», но итогами этого реверс-инжиниринга становится не изучение катастрофы, а до смешного кондовый фронтовой листок. Можно хоть весь кадр трупами завалить, но любые попытки найти в массах тел что-то искреннее тут же ликвидируются худсоветом ради громкого лозунга, который выкрикнут прямо в камеру. Сделайте будки попроще, родина в опасности.

Поначалу даже казалось, что фильм несет в себе огрызки высокого сталинского штиля монументальной пропаганды. Но к финалу сил никаких не остается искать здесь следы Михаила Чиаурели. Может, потому что Чиаурели реально верил в то, что делал, а Шэнь Ао просто выполняет план по повышению надоев патриотизма в китайских провинциях... «Восемь сотен» — невеликий образчик китайского соцреализма — но и тот порою умудрялся повторить чувственную линию «Бессмертного гарнизона». А «Нанкинский фотограф» — это натурально издевательство над каждым, кто в своей жизни хотя бы парочку нормальных военных фильмов повидал.

На подкасте «Не выходя из комнаты» вновь случился праведный хардкор — целая Валерия Гай Германика!

Рассказывает о том, почему «Школа» — культовое семейное кино, православие — трендовый панк-лайфстайл, а стабильность режиссерского стиля — признак шизы. Бонусом — нетривиальная интерпретация нравственного посыла «Майнкрафта». Уау.

Надвигается новый Золотой век, с глубокими, темными глазами...

Смотрите, какую очаровательную вещицу нашел, ковыряясь в фильмографии немецкой киностудии UFA — фильм-оперетка «Придворный концерт», поставленный в 1935 году режиссером Дугласом Сирком, одним из столпов мирового «гламурного кино». В нацистской Германии Сирк считался фаворитом Геббельса и вовсю занимался утверждением немецкого романтизма в массовой культуре. В 41-ом Сирк, спасаясь от доносов со стороны бывшей жены (не простила тому, что ушел к еврейке), выехал в США, где стал востребованным автором глянцевых ироничных мелодрам о жизни красивых богачей. Апофеоз его стиля — «Кто-нибудь видел мою девчонку?» 1952 года.

Но это будет потом. В 1935-ом Дуглас Сирк крепко сидит на крючке нацистского Министерства народного просвещения и пропаганды и снимает то, что скажут. «Придворный концерт» ему всучили из-за того, что либретто для него было вдохновлено художником Карлом Шпицвегом — одним из столпов немецкого бидермайера (народного пасторального искусства) и по совместительству любимым художником Гитлера. Шпицвег — это вам не Суриков, в нем нет никакого социально-политического подтекста. Только приторно-милая, красивая немецкая жизнь с улыбчивыми почтальонами, красивыми дворянами и трудолюбивыми фермерами.

Вот и здесь — торжество эскапизма, расписной пряник с песнями, плясками и довольно высоким для тридцатых градусом фривольности. Ожившая мечта Новалиса, рисующая немецкому зрителю тот самый рай, к которому он вместе со всей страной должен стремиться. Музыкальные фильмы немецкого романтизма отлично подходили для трансляции генеральной линии партии в ширмассы, их продолжали тянуть до последнего. Сам же Сирк, успевший вовремя смыться, еще долго развивал опыт эскапистского кино за океаном, но и его терпению был предел. Под конец карьеры он сделал мощнейший финт, экранизировав на студии Universal Pictures роман Ремарка «Время жить и время умирать», вообще другой и по стилю, и по настроению. Посвятил его своему сыну Клаусу, погибшему в боях на территории СССР. Наверняка думал, что своим немецким периодом этому косвенно поспособствовал.

Со смертью актрисы Клаудии Кардинале оборвалась еще одна ниточка, связывающая всех нас с удивительным миром Золотого века итальянского кино. Ни на что не похожее время шедевров и трэша несло одновременно и черты бесчувственного бизнеса, и все признаки неироничной религиозной секты: в него попадали случайно, чтобы остаться навсегда. Кардинале даже и думать ведь не смела ни о какой кинокарьере — считала, что пиком ее биографии станет миссионерство в Африке.

Планы Кардинале спутала ее красота. Она выписала ей контрамарку на Венецианский кинофестиваль (буквально — проходка на смотр была призом на конкурсе моделей), где юную девушку из Туниса тут же захватил в свои сети продюсер Франко Кристальди. Он ее, кажется, любил, умело превращал в звезду, и в то же время практиковал на мадонне свои тоталитарные замашки. Кристальди требовал от режиссеров не только брать Клаудию к себе в каст, но и снимать побольше ее крупных планов — чтобы все знали, какая у него красивая невеста. Гонял ее как сидорову козу, принуждая сниматься в пяти-шести фильмах ежегодно. Деньги с гонораров забирал себе.

Это могла бы быть классическая история абьюза, но Кардинале никогда себя жертвой не считала. Не терпела слабости. Она блистала у Федерико Феллини, Лукино Висконти, Серджо Леоне. Отказала в адюльтере самому Марлону Брандо. Принципиально не хотела сниматься в Голливуде, потому что нафиг нужен этот ваш Голливуд. Житие актрисы — как подвиги Геракла, круче ее красоты была разве что ее же непоколебимая принципиальность. Кристальди она в итоге, кстати, просто послала к черту, когда тот в конец оборзел.

В «Красной палатке» Михаила Калатозова Кардинале стойко переносила крайне северные морозы и бортовала советских звезд, побивавших к ней клинья — для этого выучила магическое русское слово «Nyet». Она же играла не просто красотку, а собирательный образ всех женщин, ждущих возвращения своих полярников — и вела себя соответствующе. Стержень и пылкость, возведенные в абсолют. Бесконечно шикарная женщина.

Великому и ужасному Александру Баширову сегодня исполнилось 70 лет. И он все еще о-го-го!

Удивительный артист, ходячая витрина парадоксов. Его знают все, хотя больших ролей у Баширова толком и нет — только яркие эпизоды. Он часто с похмелья, патологически неспособен выучить свои реплики и честно говорит, что снимается только ради бабла. Любого другого уже давно выгнали бы за такое ссаной тряпкой из индустрии. Баширова же берегут, потому что он уже не актер или режиссер, а натурально памятник русскому народному флексу. Оберег нашего многострадального кино.

Написал о нем ребятам из @kinotv.

Посмотрел тут «Август» Никиты Высоцкого и Ильи Лебедева. Уже третья, получается, экранизация романа Владимира Богомолова «Момент истины».

Два часа тандем Высоцкого-Лебедева (они же сделали скучнейшую мелодраму «Любовь Советского Союза») пытается сделать блокбастер из истории трёх мужиков, которые бродят по лесу. Если не букве, то сути первоисточника пытаются следовать. В конце даже «Бабушка приехала», все по канонам любимого в народе «В августе 44-го». Ну, за исключением того, что вместо Владислава Галкина в кадре воет Никита Кологривый...

Вот все как будто бы нормально. Но за двадцать минут до финала у создателей заканчиваются рецептурные таблетки, и они начинают мощно шизить — прямо как запутавшаяся в показаниях нейросеть. Тихий триллер о работе военной контрразведки мутирует в горячечный бред с лесными нацистами, выползающими из-под кустов. Финал не просто слит, он буквально лишает все произошедшее ранее хоть какого-то смысла. Не могу поверить, что к этой халтуре приложил руку Сергей Снежкин...

«Здесь я ступил на берег 30 сентября 1659 года». Если верить почтенному романтисту Дэниелу Дефо, 366 лет назад началась одиссея несчастного Робинзона Крузо, которому судьбой было уготовано 28 с лишком лет выживать на «необитаемом» острове. И не только выжить, но и доказать правды ренессансного гуманизма. Попадая в чуждую ему среду человек не дичает, а наоборот — подстраивает мир под себя и переживает нравственное очищение.

Без этого взгляда на силу человеческого разума не было бы никакой романистики — «Робинзон Крузо» открыл европейской литературе дорогу в прекрасную эпоху. И оптика «Робинзонады» как прикольного дауншифтинга еще довольно долго продержалась, в массовой культуре ее ревизировать всерьез начнут только после Второй мировой войны. Может, поэтому большинство довоенных экранизаций «Робинзона Крузо», от фильма-коротышки Жоржа Мельеса до сталинского приключения от Александра Андриевского сегодня можно смотреть только при наличии крепкой ностальгии по наиву. И совсем другое дело — «Робинзон Крузо» Луиса Бунюэля. Возможно, самый важный фильм для деконструкции жанра одинокого выживалова.

Только посмотрите, как интеллигентно и беспробудно в кадре сходит с ума ирландский актер Дан О’Херлихи. Но Бунюэль не был бы собой, если бы оставил Робинзона наедине с такой простой нравственной посылкой — человеку нужен человек, без него нам вилы, но насколько нам нужна современная цивилизация? И вот уже на этот вопрос ответ не дается. Крузо и Пятница (Хайме Фернандес) уплывают со своего острова в странных чувствах: оставаться среди пальм и каннибалов нестерпимо, но и плыть к белым обезьянам стремно. «Робинзон Крузо» у Бунюэля получился наделен той же странной социофобией, что и «Симеон-пустынник». И это, конечно, удивительная метаморфоза, которую Дефо в своем проторомане не проговорил.

Как это трогательно. В рамках промо «Лихих» Юрий Быков залетел на подкаст Kuji и рассказывает, как выглядел бы проект в полнометражном формате. Спойлер — видится ему на этом месте герметичная квартирная сага вообще без визуальной жести, но с серьезно гнетущей атмосферой разложения семьи.

Фигу в кармане режиссера считают те, кто недавно смотрел его фильм «Хозяин». Там вроде бы и проклевывались ростки большого артового замысла, но в итоге все равно получился обычный фильм Быкова с ментами и вахкалами.

С другой стороны, хорошо, что все еще умеет мечтать о великом.