Знаете, вот насколько впечатлял первый сезон «Лихих» — настолько разочаровывает второй. Объективно он ничем не хуже (и вообще разделение сериала на две главы искусственное — просто выпускать шестнадцатисерийники теперь нерентабельно). Но со временем главный аттракцион сериала перестает работать, а больше ему предложить нечего.

Юрий Быков искренне пытается тебя напугать. Он готов лично выпрыгивать из каждого темного угла этой комнаты страха, громыхать цепями и выть из шкафа — ну пожалуйста, ну ужаснись, ты ведь ради этого сюда пришел, деньги заплатил. И в этом искреннем стремлении держать градус жести «Лихие» становятся похожи на плохой хоррор, в котором обилие скримеров вызывает уже не крики, а вялое раздражение. Отлично знаешь, что ждет тебя за следующим сюжетным поворотом (ничего хорошего). Уже никому не симпатизируешь (все гады). Кровь становится просто водицей и теряет всякую ценность.

Чернуха — она как водяра, хороша в приятной компании и под закуску. Но Быкову концепт умеренности не знаком. Да и всем видам пьянства он, похоже, предпочитает одиночный метафизический запой.

На связи «Вологодские коты», и нам есть что показать!

Мы не без интереса следим за «Каннскими псами», что вещают о зарубежных фестивальных новинках под палящими лучами солнца и дождём, в изнурительных очередях и душных залах.

Но есть нюанс: 95% наших коллег по тем или иным причинам игнорируют фестивали в России. В последние годы их в стране становится всё больше, а значит больше кино, о котором хочется либо забыть, либо кричать на каждом углу. Решили, что не стоит оставлять без внимания целый сегмент фестивального движения.

Кто расскажет вам о пляжах Геленджика, шутках на деловой программе «Нового сезона», партизанских премьерах в гостиницах Калининграда и незабываемых показах вроде драмы «Отца сын» или коллективного кино «Конец концов»? «Вологодские коты»!

Оставайтесь с нами — будет весело (но это не точно)

https://www.tgoop.com/catsfilmfestival

Китайское кино в сущности — тот же китайский автопром. Финтифлюшки копировать научились (примеров для подражания масса), но сама несущая конструкция едет только благодаря молитвам Компартии и культивации Дао. Ради интереса посмотрел «Нанкинского фотографа» — лидера китайского проката за авторством молодого, но уже уверенного в своих силах госрежиссера Шэнь Ао. Растет Гуаню Ху замена, но какая-то безалаберная и бездушная.

Масштабный фильм о нанкинской резне напрашивался давно, требовала его не только историческая справедливость, но и геополитическая обстановка (чем хуже отношения с Японией и США, тем яростнее молотит китайская кинопромышленность). Но «Нанкинский фотограф», будучи флагманом, национального кино, становится еще и анамнезом полного провала Пекина в битве за искусство. Потому что в военной драме об ужасной трагедии нет ни драмы, ни, собственно трагедии. Есть квелые попытки перенести на китайский культурный код «Список Шиндлера» и «Дневник Анны Франк», но итогами этого реверс-инжиниринга становится не изучение катастрофы, а до смешного кондовый фронтовой листок. Можно хоть весь кадр трупами завалить, но любые попытки найти в массах тел что-то искреннее тут же ликвидируются худсоветом ради громкого лозунга, который выкрикнут прямо в камеру. Сделайте будки попроще, родина в опасности.

Поначалу даже казалось, что фильм несет в себе огрызки высокого сталинского штиля монументальной пропаганды. Но к финалу сил никаких не остается искать здесь следы Михаила Чиаурели. Может, потому что Чиаурели реально верил в то, что делал, а Шэнь Ао просто выполняет план по повышению надоев патриотизма в китайских провинциях... «Восемь сотен» — невеликий образчик китайского соцреализма — но и тот порою умудрялся повторить чувственную линию «Бессмертного гарнизона». А «Нанкинский фотограф» — это натурально издевательство над каждым, кто в своей жизни хотя бы парочку нормальных военных фильмов повидал.

На подкасте «Не выходя из комнаты» вновь случился праведный хардкор — целая Валерия Гай Германика!

Рассказывает о том, почему «Школа» — культовое семейное кино, православие — трендовый панк-лайфстайл, а стабильность режиссерского стиля — признак шизы. Бонусом — нетривиальная интерпретация нравственного посыла «Майнкрафта». Уау.

Надвигается новый Золотой век, с глубокими, темными глазами...

Смотрите, какую очаровательную вещицу нашел, ковыряясь в фильмографии немецкой киностудии UFA — фильм-оперетка «Придворный концерт», поставленный в 1935 году режиссером Дугласом Сирком, одним из столпов мирового «гламурного кино». В нацистской Германии Сирк считался фаворитом Геббельса и вовсю занимался утверждением немецкого романтизма в массовой культуре. В 41-ом Сирк, спасаясь от доносов со стороны бывшей жены (не простила тому, что ушел к еврейке), выехал в США, где стал востребованным автором глянцевых ироничных мелодрам о жизни красивых богачей. Апофеоз его стиля — «Кто-нибудь видел мою девчонку?» 1952 года.

Но это будет потом. В 1935-ом Дуглас Сирк крепко сидит на крючке нацистского Министерства народного просвещения и пропаганды и снимает то, что скажут. «Придворный концерт» ему всучили из-за того, что либретто для него было вдохновлено художником Карлом Шпицвегом — одним из столпов немецкого бидермайера (народного пасторального искусства) и по совместительству любимым художником Гитлера. Шпицвег — это вам не Суриков, в нем нет никакого социально-политического подтекста. Только приторно-милая, красивая немецкая жизнь с улыбчивыми почтальонами, красивыми дворянами и трудолюбивыми фермерами.

Вот и здесь — торжество эскапизма, расписной пряник с песнями, плясками и довольно высоким для тридцатых градусом фривольности. Ожившая мечта Новалиса, рисующая немецкому зрителю тот самый рай, к которому он вместе со всей страной должен стремиться. Музыкальные фильмы немецкого романтизма отлично подходили для трансляции генеральной линии партии в ширмассы, их продолжали тянуть до последнего. Сам же Сирк, успевший вовремя смыться, еще долго развивал опыт эскапистского кино за океаном, но и его терпению был предел. Под конец карьеры он сделал мощнейший финт, экранизировав на студии Universal Pictures роман Ремарка «Время жить и время умирать», вообще другой и по стилю, и по настроению. Посвятил его своему сыну Клаусу, погибшему в боях на территории СССР. Наверняка думал, что своим немецким периодом этому косвенно поспособствовал.

Со смертью актрисы Клаудии Кардинале оборвалась еще одна ниточка, связывающая всех нас с удивительным миром Золотого века итальянского кино. Ни на что не похожее время шедевров и трэша несло одновременно и черты бесчувственного бизнеса, и все признаки неироничной религиозной секты: в него попадали случайно, чтобы остаться навсегда. Кардинале даже и думать ведь не смела ни о какой кинокарьере — считала, что пиком ее биографии станет миссионерство в Африке.

Планы Кардинале спутала ее красота. Она выписала ей контрамарку на Венецианский кинофестиваль (буквально — проходка на смотр была призом на конкурсе моделей), где юную девушку из Туниса тут же захватил в свои сети продюсер Франко Кристальди. Он ее, кажется, любил, умело превращал в звезду, и в то же время практиковал на мадонне свои тоталитарные замашки. Кристальди требовал от режиссеров не только брать Клаудию к себе в каст, но и снимать побольше ее крупных планов — чтобы все знали, какая у него красивая невеста. Гонял ее как сидорову козу, принуждая сниматься в пяти-шести фильмах ежегодно. Деньги с гонораров забирал себе.

Это могла бы быть классическая история абьюза, но Кардинале никогда себя жертвой не считала. Не терпела слабости. Она блистала у Федерико Феллини, Лукино Висконти, Серджо Леоне. Отказала в адюльтере самому Марлону Брандо. Принципиально не хотела сниматься в Голливуде, потому что нафиг нужен этот ваш Голливуд. Житие актрисы — как подвиги Геракла, круче ее красоты была разве что ее же непоколебимая принципиальность. Кристальди она в итоге, кстати, просто послала к черту, когда тот в конец оборзел.

В «Красной палатке» Михаила Калатозова Кардинале стойко переносила крайне северные морозы и бортовала советских звезд, побивавших к ней клинья — для этого выучила магическое русское слово «Nyet». Она же играла не просто красотку, а собирательный образ всех женщин, ждущих возвращения своих полярников — и вела себя соответствующе. Стержень и пылкость, возведенные в абсолют. Бесконечно шикарная женщина.

Великому и ужасному Александру Баширову сегодня исполнилось 70 лет. И он все еще о-го-го!

Удивительный артист, ходячая витрина парадоксов. Его знают все, хотя больших ролей у Баширова толком и нет — только яркие эпизоды. Он часто с похмелья, патологически неспособен выучить свои реплики и честно говорит, что снимается только ради бабла. Любого другого уже давно выгнали бы за такое ссаной тряпкой из индустрии. Баширова же берегут, потому что он уже не актер или режиссер, а натурально памятник русскому народному флексу. Оберег нашего многострадального кино.

Написал о нем ребятам из @kinotv.

Посмотрел тут «Август» Никиты Высоцкого и Ильи Лебедева. Уже третья, получается, экранизация романа Владимира Богомолова «Момент истины».

Два часа тандем Высоцкого-Лебедева (они же сделали скучнейшую мелодраму «Любовь Советского Союза») пытается сделать блокбастер из истории трёх мужиков, которые бродят по лесу. Если не букве, то сути первоисточника пытаются следовать. В конце даже «Бабушка приехала», все по канонам любимого в народе «В августе 44-го». Ну, за исключением того, что вместо Владислава Галкина в кадре воет Никита Кологривый...

Вот все как будто бы нормально. Но за двадцать минут до финала у создателей заканчиваются рецептурные таблетки, и они начинают мощно шизить — прямо как запутавшаяся в показаниях нейросеть. Тихий триллер о работе военной контрразведки мутирует в горячечный бред с лесными нацистами, выползающими из-под кустов. Финал не просто слит, он буквально лишает все произошедшее ранее хоть какого-то смысла. Не могу поверить, что к этой халтуре приложил руку Сергей Снежкин...

«Здесь я ступил на берег 30 сентября 1659 года». Если верить почтенному романтисту Дэниелу Дефо, 366 лет назад началась одиссея несчастного Робинзона Крузо, которому судьбой было уготовано 28 с лишком лет выживать на «необитаемом» острове. И не только выжить, но и доказать правды ренессансного гуманизма. Попадая в чуждую ему среду человек не дичает, а наоборот — подстраивает мир под себя и переживает нравственное очищение.

Без этого взгляда на силу человеческого разума не было бы никакой романистики — «Робинзон Крузо» открыл европейской литературе дорогу в прекрасную эпоху. И оптика «Робинзонады» как прикольного дауншифтинга еще довольно долго продержалась, в массовой культуре ее ревизировать всерьез начнут только после Второй мировой войны. Может, поэтому большинство довоенных экранизаций «Робинзона Крузо», от фильма-коротышки Жоржа Мельеса до сталинского приключения от Александра Андриевского сегодня можно смотреть только при наличии крепкой ностальгии по наиву. И совсем другое дело — «Робинзон Крузо» Луиса Бунюэля. Возможно, самый важный фильм для деконструкции жанра одинокого выживалова.

Только посмотрите, как интеллигентно и беспробудно в кадре сходит с ума ирландский актер Дан О’Херлихи. Но Бунюэль не был бы собой, если бы оставил Робинзона наедине с такой простой нравственной посылкой — человеку нужен человек, без него нам вилы, но насколько нам нужна современная цивилизация? И вот уже на этот вопрос ответ не дается. Крузо и Пятница (Хайме Фернандес) уплывают со своего острова в странных чувствах: оставаться среди пальм и каннибалов нестерпимо, но и плыть к белым обезьянам стремно. «Робинзон Крузо» у Бунюэля получился наделен той же странной социофобией, что и «Симеон-пустынник». И это, конечно, удивительная метаморфоза, которую Дефо в своем проторомане не проговорил.

Как это трогательно. В рамках промо «Лихих» Юрий Быков залетел на подкаст Kuji и рассказывает, как выглядел бы проект в полнометражном формате. Спойлер — видится ему на этом месте герметичная квартирная сага вообще без визуальной жести, но с серьезно гнетущей атмосферой разложения семьи.

Фигу в кармане режиссера считают те, кто недавно смотрел его фильм «Хозяин». Там вроде бы и проклевывались ростки большого артового замысла, но в итоге все равно получился обычный фильм Быкова с ментами и вахкалами.

С другой стороны, хорошо, что все еще умеет мечтать о великом.

Никогда не думал, что напишу это в здравом уме и трезвой памяти... Но лучшим элементом сериала «Бар "Последний звонок"» является неукротимое шутовство Данилы Козловского.

Он кривляется так самозабвенно, будто в него вселился Никита Сергеевич Ламар — и каждая гримаса, каждый идиотский панч и скорченная рожа бьют точно в цель. Такого патентованного трикстера-придурка поди еще разыщи. Перед пуленепробиваемой клоунадой Козловского пасует вся заглянувшая к нему в бар российская киноэлита, от Леонида Ярмольника до Александра (aka Лобанов) Ильина. Это тонкое искусство легких касаний кринжа. Оно непередаваемо, неуловимо, ему нельзя научиться. Его можно только поймать.

Даже сам Козловский, преимущественно играющий в кино и сериалах человекоподобные камни, наверняка был удивлен результатом. Оказывается, все это время тропа карьеры вела его к амплуа Джокера с грустными глазами. А вся остальная шелуха — все эти «Тренеры» и «Чернобыли», да даже измученная «Карамора» — была просто неудачными экспериментами. Все встало на свои места. Он не герой-любовник, да и вообще не герой. Козловский — это съехавший с катушек бармен с револьвером. Ну, и Бабки-Ёжки из «Летучего корабля». И на этом поприще филигранно стыдной комедии у него просто нет конкурентов.

Неравнодушные школьники пытаются вытащить Александра Петрова с бомжарского дна. Если с этого ракурса взглянуть, то сериал «Камбэк» — не просто драма-ностальгатор, но и метатекст. Работает сразу на двух смысловых уровнях, потому что Петрова как будто бы и правда пора спасать.

Во всем прочем за первые два эпизода проявилось то, что у нас в деревне называют «Эффектом Ильи Куликова» — автор идеи и продюсер, стоявший за «Глухарем», «Полицейским с Рублевки» и суперским «Моими глазами», фантазией в выборе генеральной темы никогда особо не отличался. Большинство его сериалов и фильмов — «Камбэк» не становится исключением — просто копируют чужой уже выстреливший концепт. В этот раз на манеже то, что без зазрения совести можно назвать «"Мир! Дружба! Жвачка!" про нулевые». Знакомое яйцо, только в профиль — ну разве что эстетику ларьков променяли на модный VHS-фильтр и песни ранней «Фабрики звезд».

МДЖ играл со зрителем в интересную игру — завлекал вкладышами от жвачки «Турбо», а потом показывал страшные картинки о времени, которое иначе как через ностальгию любить не получается. «Камбэк» идет тем же путем, с ходу начиная крутить хвосты «долларом по 29», шлягерами и передачей «Жди меня». Чтобы потом точно также показать, что и в нулевые мы выживали как могли. Вместо фигуры дяди-афганца Юры Борисова — фигура бездомного Компота (Петров), который может впасть в режим берсерка и покрошить в капусту небольшую банду шиномонтажных гопников. Детишки вроде бы и другие, но функционально те же. Да и проблемы у них, несмотря на наступление нового тысячелетия, не слишком изменились.

Но что-то в этом все-таки есть. И это, опять же, фирменная для Куликова человечинка. Да, он весьма цинично продает уже знакомые эмоции и идеи в новой обертке. Но в то же время за героями его фильмов и сериалов интересно присматривать — есть в них какое-то простецкое дворовое обаяние, добротная комедия наблюдений. Она интереснее, чем вся эта смешная интрига с «таинственным» прошлым бродяжки Компота.

Начинающая актриса Лидия служит в бродячем театре. Мечтает стать столичной примой, но до этого звания ей — как пешком до другого конца Скайрима. Аудитория на спектаклях ее балагана препоганейшая: провинциалы ходят не древние трагедии смотреть, а упражняться в метании тухлых яиц по движущимся мишеням. После позора на сцене наступает пора унизительного "общения" с городской богемой, которая видится Лидии похотливыми свиньями...

Продолжаю уверенно и степенно, как "Титаник", погружаться в кино столетней давности и периодически офигеваю от происходящего в нем. Вот немецкая драма 1925 года «Комедианты», снятая Карлом Груне. Качество у найденной в Сети копии беспросветно варварское (фильм еще и наверняка неполный, перед началом стоит клеймо британского цензурного ведомства). Тем не менее, «Комедианты» — это «Бердмен» и «Черный лебедь» своего времени. Трагедия сразу и о тяге к искусству, и об окружающей каждую мало-мальски приличную труппу человеческой мерзости. Ну и, конечно же, это кино из эпохи на перепутье между киноэкспрессионизмом и так полюбившимся немцам театральным романом. В конце кого-то гарантировано убьют из ревности, но сначала хорошенько так, со вкусом к мизантропии, поваляют в грязи.

Как часто бывает с фильмами вековой выдержки, история вокруг «Комедиантов» даже поинтереснее будет. Режиссер Карл Груне тяготел к кино о человеческих низостях, потому что многого насмотрелся в окопах — после ранения чуть не лишился возможности говорить. Главная актриса Лиа де Путти — королева венгерского немого кино — через два года после съемок в «Комедиантах» выйдет в окно, не справившись с позором, в который превратилась ее попытка прославиться в Голливуде. Выживет, но окончательно подорвет здоровье, а умрет вообще нелепо — подавится куриной косточкой... Ойген Клёпфер, сыгравший патрона юной Лидии, во время Второй мировой так усердно будет сотрудничать с нацистами, что попадет в особый гитлеровский список Gottbegnadeten-Liste, тем самым при жизни получив звание «богоизбранного артиста». В 1945-ом по этой контрамарке заедет в тюрьму и будет навсегда отлучен от профессии.

А, ну и сценарист «Комедиантов» тоже отличился. Сюжет для фильма написал Феликс Зальтен, виднейший австрийский драматург своего времени. В числе его главных произведений изданный анонимно эротический бестселлер «Жозефина Мутценбахер — История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой» и «Бэмби». Ну, знаете — сказка про оленёнка.

Взялся поутру смотреть «Хроники русской революции».

В третьем эпизоде этого «грандиозного киноромана» (мнение создателей может не совпадать с мнением зрителя) есть очень показательный момент: боевик РСДРП Лютер (Александр Мизёв) назначает своему спонсору рандеву в знаменитейшем питерском синематографе «Аврора».

Так в Петербурге 1906-го года внезапно появился кинотеатр, названный в честь революционного крейсера. Вроде бы мелочь, но сериал Кончаловского так истошно пытается доказать свою историчность, что просто нельзя пройти мимо столь смешного косяка.

Никак не получается отделаться от мысли, что всё это сделано не совсем для нас: будто бы кино стало не важнейшим из искусств, а пространством разговора двух братьев. Младший, большой поклонник императорской России, 11 лет назад задал вопрос: «Как это всё случилось»? Старший подумал-подумал и ответил. Обстоятельно так, голосовухой на 15 часов.

Написал тут про «Хроники русской революции» — пожалуй, самый странный российский сериал этого года (ну, пока что). Наглядный пример проекта в стиле «Слишком дикий, чтобы жить, слишком редкий, чтобы сдохнуть».

«У меня семьдесят фильмов. Два, может быть, наберётся каких-нибудь нормальных»

Сегодня 50 лет исполнилось Павлу Майкову — тому самому Пчёле из «Бригады», кинокарьеру которого несколько лет назад хоронили всей страной. Светская хроника ломилась от историй, как весело и неправильно он живет: бухает, ругается матом, уводит чужих жен... Отчасти Майков и сам виноват в такой журналистской ярости: его высказывания обо всем на свете (от качества российских фильмов до этичности празднования Дня Победы) отличаются восхитительной прямолинейностью. Оно и неудивительно, параллельно со съемками во всяком скаме вроде «Девушек с Макаровым» он рубит реально крутое старорежимное музло в группе «Магрит». И ведет себя соответствующе — не как артист, который вечно думает как бы чего не вышло, но как рокер со слетевшей резьбой.

А еще он удивительным образом стал главным батей российского кино — непутевым, пьющим, смеющимся над собственными бумерскими шутками. И преуспел в этом амплуа настолько, что на волне всероссийского восстания скуфов обогнал всех своих «бригадных» визави. Уж точно не Безрукову или Дюжеву играть мужика, истово пытающегося зафрендиться в соцсетях с бунтующей дочерью-подростком. Написал тут чуть-чуть про это.