Декабрист/ки — моя римская империя

Еще недавно, когда при мне писатели (или исследователи) рассказывали о сюжетах, преследующих их всю жизнь, я слушала с определенной долей иронии. Теперь я же я сама такой человек, ведь история декабристов сопровождает меня с детства. Я росла на улице Пестеля, за углом находилась та самая квартира братьев Тургеневых с окнами на Михайловский замок, где Пушкин, по одной из версий, написал оду «Вольность», в школе я играла в спектакле одну из жен декабристов. Естественно, и занятия пушкинистикой не могли обойтись без погружения в тему декабристов.

Еще в юности меня завораживала мысль, что декабристы создали в России общественное мнение (кажется, об этом писал Лотман), и то, как, несмотря на все тяготы, которые им пришлось перенести после провала восстания, они не предали свои идеалы. Будучи одними из самых образованных людей своего времени, они продолжали преобразовывать мир вокруг. Конечно, я знала и историю их жен, которая существовала для меня как рассказ о самоотверженном подвиге, в первую очередь — ради любви.

Около года назад мне посчастливилось впервые побывать в Иркутске, посетить Музей декабристов и заново пережить эту историю, глубже погрузившись в судьбы женщин. В отличие от своих мужей, они сознательно выбрали такую судьбу — и отнюдь не только по романтическим причинам. Именно тогда у меня впервые возникло желание рассказать всем об этих женщинах. (И я даже ходила и рассказывала, друзья подтвердят!)

Не для всех из них это была о любви. Мария Волконская была на двадцать лет младше мужа. Их брак был заключен скорее по воле отца. До ссылки они были женаты около года, проведя вместе в общей сложности несколько месяцев. При этом, никто не осудил бы ее (как и других женщин), если бы они отказались от мужей — более того, этому всячески способствовали (и некоторые действительно воспользовались этой возможностью), им даже создавали препятствия в пути, а некоторым просто отказали в просьбе воссоединиться с мужем.
И тем не менее эта девушка, которой было чуть за двадцать, не только не разделявшая идеи мужа, но даже не осведомленная о них, — все же последовала за ним в самые тяжелые условия, оставив первого ребенка, вопреки воле родных. А женщины, последовавшие за мужьями, разделяли их судьбу: лишались имущественных и сословных привилегий и были вынуждены оставить детей. И некоторые не смогли сделать этот выбор в пользу мужей.

Екатерина Трубецкая разделяла идеи мужа и знала о восстании. Александрина Муравьева горячо любила мужа и получила серьезную поддержку семьи. А для Полины Гебль (чего стоит история о том, как она прорвалась к Анненкову в крепость после попытки его самоубийства) и Камиллы Ле-Дантю, француженок, чье положение в обществе сильно отличалось от положения их возлюбленных (что в обычных условиях делало их союз невозможным), этот выбор стал шансом на законное воссоединение с любимыми.

Поступки этих женщин демонстрируют не только невероятную силу духа. Они изменили отношение общества к декабристам, вызвав ту самую «милость к падшим», о которой писал Пушкин. Их выбор также стал формой протеста — единственно возможной для женщин того времени, чья свобода была крайне ограничена. И шагом к расширению границ этой свободы, к увеличению возможностей для других женщин, которые позже будут бороться за свои права (и даже станут революционерками).

Сейчас мы привыкли видеть мир как пирамиду потребностей, где культура и духовные запросы вторичны после еды, безопасности и крыши над головой. Но, изучая историю декабристов и их жен, понимаешь: это не так. Эти люди, лишенные привычного быта, переживающие тяготы и лишения, не только не утратили моральный облик и силу духа, но приложили огромные усилия, чтобы помогать другим, распространять знания, применять свои умения на благо окружающих — независимо от сословия.