#новыечешскиекниги
Вот чем хорош был завершившийся год, так это тем, что книжек чешских по-русски появилось больше, чем в 2020 и даже 2019 году. Смотрите сами.
В издательстве Kolonna Publications вышел новый Ладислав Клима: его пьесу «Диос» для нас перевела Инна Безрукова. В переводе Инны Безруковой был опубликован и один из самых нашумевших чешских романов прошлого десятилетия — «Ведуньи из Житковой» Катержины Тучковой (издательство «Текст»). А ваша покорная слуга перевела для вас «Возможности любовного романа» Яна Немеца и очень радуется, что книга вышла в издательстве Corpus, которое прежде чешскую литературу не издавало.
Благодаря Ксении Тименчик по-русски вышли детские книги о том, как посмотреть в глаза неприятным переменам («Бертик и чмух» Петры Соукуповой, издательство «Самокат»), как идти к цели и не бояться при этом просить помощи («Голубь Колумб» Эммы Пехачковой, издательство «Белая ворона»), о том, какова вообще природа страха («Ничего не бойся» Милады Резковой, издательство «Самокат»), и о том, как от мы страшного получаем удовольствие («Городские легенды» Иржи Линхарта, издательство «Белая ворона»). А еще в переводе Ксении Тименчик была издана книга Иржи Франты и Ондржея Горака «Зачем картинам названия» (издательский проект A+A /Ad Marginem) про современное искусство — своего рода продолжение книги «Как устроен музей».
В этом году Наталья Рубцова опубликовала свой первый перевод — книгу Петра Свободного и Робина Краля «Внимание, доктор! История медицины за семь дней» (издательство «Белая ворона»). Теперь нас, переводчиков-богемистов стало больше!
Ну и, наконец, вспомним про взрослый нонфикшн. По-русски благодаря переводчикам Инне Безруковой и Сергею Скорвиду вышла первая переводная биография Вацлава Гавела, написанная Михаэлем Жантовским (издательство «РОССПЭН»), — книга, которую мы ждали целых семь лет. И, раз уже речь зашла про Гавела, в августовском номере журнала «Иностранная литература» была опубликована его пьеса «Заговорщики» в переводе Ивана Беляева — последний крупный текст Гавела-драматурга, до сих пор по-русски не издававшийся.
Вот чем хорош был завершившийся год, так это тем, что книжек чешских по-русски появилось больше, чем в 2020 и даже 2019 году. Смотрите сами.
В издательстве Kolonna Publications вышел новый Ладислав Клима: его пьесу «Диос» для нас перевела Инна Безрукова. В переводе Инны Безруковой был опубликован и один из самых нашумевших чешских романов прошлого десятилетия — «Ведуньи из Житковой» Катержины Тучковой (издательство «Текст»). А ваша покорная слуга перевела для вас «Возможности любовного романа» Яна Немеца и очень радуется, что книга вышла в издательстве Corpus, которое прежде чешскую литературу не издавало.
Благодаря Ксении Тименчик по-русски вышли детские книги о том, как посмотреть в глаза неприятным переменам («Бертик и чмух» Петры Соукуповой, издательство «Самокат»), как идти к цели и не бояться при этом просить помощи («Голубь Колумб» Эммы Пехачковой, издательство «Белая ворона»), о том, какова вообще природа страха («Ничего не бойся» Милады Резковой, издательство «Самокат»), и о том, как от мы страшного получаем удовольствие («Городские легенды» Иржи Линхарта, издательство «Белая ворона»). А еще в переводе Ксении Тименчик была издана книга Иржи Франты и Ондржея Горака «Зачем картинам названия» (издательский проект A+A /Ad Marginem) про современное искусство — своего рода продолжение книги «Как устроен музей».
В этом году Наталья Рубцова опубликовала свой первый перевод — книгу Петра Свободного и Робина Краля «Внимание, доктор! История медицины за семь дней» (издательство «Белая ворона»). Теперь нас, переводчиков-богемистов стало больше!
Ну и, наконец, вспомним про взрослый нонфикшн. По-русски благодаря переводчикам Инне Безруковой и Сергею Скорвиду вышла первая переводная биография Вацлава Гавела, написанная Михаэлем Жантовским (издательство «РОССПЭН»), — книга, которую мы ждали целых семь лет. И, раз уже речь зашла про Гавела, в августовском номере журнала «Иностранная литература» была опубликована его пьеса «Заговорщики» в переводе Ивана Беляева — последний крупный текст Гавела-драматурга, до сих пор по-русски не издававшийся.
#тихосамссобоюяведубеседу
И тут до меня дошло, что «Недатированный фрагмент» в «Возможностях любовного романа» — это чистая отсылка к финалу «Элементарных частиц» Мишеля Уэльбека.
И тут до меня дошло, что «Недатированный фрагмент» в «Возможностях любовного романа» — это чистая отсылка к финалу «Элементарных частиц» Мишеля Уэльбека.
#всехэтихкнигнарусскомнет
Когда мы с семьей переехали в Брно, то перевезли с собой (относительно) небольшое количество русских книжек из своей библиотеки. Среди них — все имевшиеся у нас путеводители «Афиши». Да, мы надеялись, что станем больше путешествовать (ха-ха!), но еще мы в принципе большие фанаты этих путеводителей. Как сказал один наш добрый друг, взглянув на наши книжные полки: «Какую страну просрали!» Этот же друг нам посоветовал еще один путеводитель, правда, написанный по-чешски, — «111 мест в Брно, которые нужно увидеть» (автор — Станислав Билер).
Да, название книжки сразу напоминает набившие оскомину списки вроде «100 фильмов, которые должен посмотреть каждый», «100 книг, без которых нельзя прожить», «100 альбомов, которые ты должен послушать, прежде чем умереть». Но, как только открываешь книгу, очень быстро понимаешь, что многое из перечисленного можно безнаказанно пропустить, а можно и не пропускать и попытаться понять, чем эти места интересны, дойти, так сказать, до их сути.
Например, в Брно есть небоскреб AZ Tower, и это самое высокое здание во всей Чехии (111 метров). Правда, стоит оно практически в чистом поле, между автострадой и железнодорожными путями. Про него автор путеводителя честно пишет: «Не ходите туда. Но если уж пойдете, изучите близлежащую свалку рядом с железной дорогой».
Или вот еще одно место на «А» — павильон «Антропос». Это одно из зданий Моравского краевого музея, где стоит чучело мамонта с мамонтенком. «Остальная экспозиция, — пишет Билер, — вас, скорее всего, разочарует — детей, по крайней мере, точно». Здесь выставлена статуэтка палеолитической Венеры, найденная неподалеку от Брно, правда не оригинал (он находится в фондах музея), а копия. «Самое известное произведение искусства, находящееся на территории нашей прекрасной страны, вы, скорее всего, никогда не увидите в оригинале», — заключает автор. Зато рядом с павильоном есть большой парк с велодорожками и кофейней, на месте которой в 70–80-х годах была пивная, служившая местом встречи неформалов. Получается, что интересны не столько небоскреб и павильон, а та жизнь, которая протекает вокруг них.
Да, читая этот путеводитель, начинаешь понимать, что Брно — это город, куда плохо приезжать, но где хорошо жить. «Если вы окажетесь в Брно на железнодорожном или автобусном вокзале, то вам, скорее всего, захочется поскорее отсюда сбежать. Но это было бы ошибкой. <…> При беглом визите очень легко пропустить то, чем Брно действительно интересен. Здесь хорошо живется. Здесь много людей, которым не все равно, как выглядит их город. К тому же благодаря сотне тысяч университетских студентов средний возраст жителей снижается, и город становится более живым и веселым. И вообще хотя Брно и является городом, здесь все близко, как в деревне».
Да, это еще одна вещь, которую про Брно понимаешь не сразу, не с лету. Тут действительно: где бы ты ни находился, десять минут на общественном транспорте — и ты либо в лесу, либо, на худой конец, в парке. Недаром из 111 мест, описанных в путеводителе, 24 — это парки или природные достопримечательности. Кстати, столько же пунктов в списке занимает архитектура функционализма и социалистического модернизма — очень правильное, на мой взгляд, соотношение.
В общем, не зря, не зря мы купили этот путеводитель. Он действительно написан со знанием дела и с характерной брненской самоиронией. Теперь мне интересно, что же там в пражском путеводителе с аналогичным названием.
Когда мы с семьей переехали в Брно, то перевезли с собой (относительно) небольшое количество русских книжек из своей библиотеки. Среди них — все имевшиеся у нас путеводители «Афиши». Да, мы надеялись, что станем больше путешествовать (ха-ха!), но еще мы в принципе большие фанаты этих путеводителей. Как сказал один наш добрый друг, взглянув на наши книжные полки: «Какую страну просрали!» Этот же друг нам посоветовал еще один путеводитель, правда, написанный по-чешски, — «111 мест в Брно, которые нужно увидеть» (автор — Станислав Билер).
Да, название книжки сразу напоминает набившие оскомину списки вроде «100 фильмов, которые должен посмотреть каждый», «100 книг, без которых нельзя прожить», «100 альбомов, которые ты должен послушать, прежде чем умереть». Но, как только открываешь книгу, очень быстро понимаешь, что многое из перечисленного можно безнаказанно пропустить, а можно и не пропускать и попытаться понять, чем эти места интересны, дойти, так сказать, до их сути.
Например, в Брно есть небоскреб AZ Tower, и это самое высокое здание во всей Чехии (111 метров). Правда, стоит оно практически в чистом поле, между автострадой и железнодорожными путями. Про него автор путеводителя честно пишет: «Не ходите туда. Но если уж пойдете, изучите близлежащую свалку рядом с железной дорогой».
Или вот еще одно место на «А» — павильон «Антропос». Это одно из зданий Моравского краевого музея, где стоит чучело мамонта с мамонтенком. «Остальная экспозиция, — пишет Билер, — вас, скорее всего, разочарует — детей, по крайней мере, точно». Здесь выставлена статуэтка палеолитической Венеры, найденная неподалеку от Брно, правда не оригинал (он находится в фондах музея), а копия. «Самое известное произведение искусства, находящееся на территории нашей прекрасной страны, вы, скорее всего, никогда не увидите в оригинале», — заключает автор. Зато рядом с павильоном есть большой парк с велодорожками и кофейней, на месте которой в 70–80-х годах была пивная, служившая местом встречи неформалов. Получается, что интересны не столько небоскреб и павильон, а та жизнь, которая протекает вокруг них.
Да, читая этот путеводитель, начинаешь понимать, что Брно — это город, куда плохо приезжать, но где хорошо жить. «Если вы окажетесь в Брно на железнодорожном или автобусном вокзале, то вам, скорее всего, захочется поскорее отсюда сбежать. Но это было бы ошибкой. <…> При беглом визите очень легко пропустить то, чем Брно действительно интересен. Здесь хорошо живется. Здесь много людей, которым не все равно, как выглядит их город. К тому же благодаря сотне тысяч университетских студентов средний возраст жителей снижается, и город становится более живым и веселым. И вообще хотя Брно и является городом, здесь все близко, как в деревне».
Да, это еще одна вещь, которую про Брно понимаешь не сразу, не с лету. Тут действительно: где бы ты ни находился, десять минут на общественном транспорте — и ты либо в лесу, либо, на худой конец, в парке. Недаром из 111 мест, описанных в путеводителе, 24 — это парки или природные достопримечательности. Кстати, столько же пунктов в списке занимает архитектура функционализма и социалистического модернизма — очень правильное, на мой взгляд, соотношение.
В общем, не зря, не зря мы купили этот путеводитель. Он действительно написан со знанием дела и с характерной брненской самоиронией. Теперь мне интересно, что же там в пражском путеводителе с аналогичным названием.
#новыечешскиекниги
А вот и подоспели первые в этом году чешские книжки на русском. Издательство «Белая ворона» сообщает у себя в Инстаграме, что из типографии приехали две книги Петра Станчика — «Барсук Хруйда снимается в кино» и «Барсук Хруйда побеждает корень хрена» (иллюстрации Люции Дворжаковой, перевод Натальи Рубцовой). Так что если вдруг у вас есть свои (или знакомые) дети лет этак трех-шести, которые еще не доросли до историй о Барсуках полиции Дальнего Леса Анны Старобинец, обратите внимание на эти новые книжки.
А вот и подоспели первые в этом году чешские книжки на русском. Издательство «Белая ворона» сообщает у себя в Инстаграме, что из типографии приехали две книги Петра Станчика — «Барсук Хруйда снимается в кино» и «Барсук Хруйда побеждает корень хрена» (иллюстрации Люции Дворжаковой, перевод Натальи Рубцовой). Так что если вдруг у вас есть свои (или знакомые) дети лет этак трех-шести, которые еще не доросли до историй о Барсуках полиции Дальнего Леса Анны Старобинец, обратите внимание на эти новые книжки.
В «Возможностях любовного романа» (потерпите, я их еще какое-то время буду вспоминать) есть такой фрагмент:
«Я принял ванну, вытерся и частично оделся. Подойдя к раковине, посмотрелся в зеркало. Я был похож на чехословацкого гимнаста: белая майка, синие трусы, красные носки. Но это еще ладно. Напротив большого квадратного зеркала в тяжелой мраморной раме за моей спиной висело еще одно такое же зеркало. Я как‑то не был готов к тому, что увижу себя спереди и сзади, спереди и сзади, спереди и сзади… Цепочка отражений в двух зеркалах, расположенных друг напротив друга, тянулась до бесконечности, словно иррациональное число, которое не делится само на себя без остатка, причем тянулась в обе стороны. Я вдруг увидел себя всего-навсего звеном этой цепи и, что еще хуже, постепенно переставал понимать, какое именно из этих звеньев — я.
Я стоял перед зеркалом, будто гимнаст, пораженный экзистенциальным страхом. Один из нас на пробу вытянул руки в стороны, и весь ряд перед ним и за ним послушно повторил это движение. Кто‑то покрутил в ухе ватной палочкой, и десятки двойников один меньше другого тоже почистили себе уши. В этот момент меня окончательно накрыл ужас от пустоты всех сравнений и их отражений».
Этот эпизод мне вспомнился, когда я получила сообщение от своей подписчицы Юлии Пеннер. У Юлии есть очень красивый проект про зеркала (правда, не в литературе, а в кино): на ее сайте и страничке в Инстаграме собрана шикарная коллекция этих самых зеркал, к которой еще должны добавиться эссе о том, как зеркала работают в разных фильмах.
А вообще Юлия пишет в Дрездене диссертацию про геометрическое моделирование городов в литературе, в том числе в текстах Михала Айваза. Звучит очень увлекательно!
Кстати говоря, если вас тоже что-то связывает с чешской литературой, расскажите об этом в комментарии. Мне правда интересно. Даешь больше отражений и пересечений!
«Я принял ванну, вытерся и частично оделся. Подойдя к раковине, посмотрелся в зеркало. Я был похож на чехословацкого гимнаста: белая майка, синие трусы, красные носки. Но это еще ладно. Напротив большого квадратного зеркала в тяжелой мраморной раме за моей спиной висело еще одно такое же зеркало. Я как‑то не был готов к тому, что увижу себя спереди и сзади, спереди и сзади, спереди и сзади… Цепочка отражений в двух зеркалах, расположенных друг напротив друга, тянулась до бесконечности, словно иррациональное число, которое не делится само на себя без остатка, причем тянулась в обе стороны. Я вдруг увидел себя всего-навсего звеном этой цепи и, что еще хуже, постепенно переставал понимать, какое именно из этих звеньев — я.
Я стоял перед зеркалом, будто гимнаст, пораженный экзистенциальным страхом. Один из нас на пробу вытянул руки в стороны, и весь ряд перед ним и за ним послушно повторил это движение. Кто‑то покрутил в ухе ватной палочкой, и десятки двойников один меньше другого тоже почистили себе уши. В этот момент меня окончательно накрыл ужас от пустоты всех сравнений и их отражений».
Этот эпизод мне вспомнился, когда я получила сообщение от своей подписчицы Юлии Пеннер. У Юлии есть очень красивый проект про зеркала (правда, не в литературе, а в кино): на ее сайте и страничке в Инстаграме собрана шикарная коллекция этих самых зеркал, к которой еще должны добавиться эссе о том, как зеркала работают в разных фильмах.
А вообще Юлия пишет в Дрездене диссертацию про геометрическое моделирование городов в литературе, в том числе в текстах Михала Айваза. Звучит очень увлекательно!
Кстати говоря, если вас тоже что-то связывает с чешской литературой, расскажите об этом в комментарии. Мне правда интересно. Даешь больше отражений и пересечений!
Mirror
Mirror On Screen
A large amount of reproductions from a wide range of films should show the sheer quantity mirrors.
«Радио Прага» пишет, что вчера ушел из жизни Радко Пытлик, чешский литературовед, специалист по творчеству Богумила Грабала, Франца Кафки и — прежде всего — Ярослава Гашека. На русский язык были переведены его книги «Швейк завоевывает мир» (Валентиной Мартемьяновой) и «Ярослав Гашек и похождения бравого солдата Швейка» (Софией Востоковой), более того — биография Гашека, вышедшая в серии «Жизнь замечательных людей» — это тоже сочинение Пытлика, переведенное на русский Олегом Малевичем. Пытлик был одним из первых, кто попытался отделить Гашека от Швейка и раскрыть сложность и неоднозначность фигуры писателя, с которого, по сути, начался чешский литературный модернизм.
Radio Prague International
Умер Радко Пытлик, лучший знаток жизни и творчества Ярослава Гашека
На 94 году жизни скончался литературовед Радко Пытлик, известный во многих странах мира как выдающийся специалист по творчеству и биографии Ярослава Гашека.
#литературноебрно
7 февраля родился не только Чарльз Диккенс, но еще и чешский поэт Ян Скацел, которому, кстати говоря, сегодня исполнилось бы ровно сто лет.
Если вы бывали в Брно, то наверняка слышали это имя: стихи Скацела опоясывают фонтан на центральной брненской площади, c холма Шпильберк на город смотрит голова поэта, собранная из металлических трубочек, чуть дальше от центра, возле одного из домов на улице Котларжска, в память о Скацеле установлена мемориальная доска, а другая брненская улица, упирающаяся в совершенно парижскую Славянскую площадь, названа в его честь.
Скацел, однако, поэт не только и не столько брненского, но общечешского масштаба. Он вообще один из крупнейших чешских лирических поэтов второй половины ХХ века, чьи стихи не превратились в пыльную классику, а до сих пор живут и проживаются.
Вот здесь можно почитать стихи Скацела в переводе Сергея Скорвида, но если вы хотите послушать, как они звучат по-чешски, то первое стихотворение из этой подборки не раз было положено на музыку. Вот так оно звучит в исполнении чешско-британского композитора Александра Голдшайдера.
7 февраля родился не только Чарльз Диккенс, но еще и чешский поэт Ян Скацел, которому, кстати говоря, сегодня исполнилось бы ровно сто лет.
Если вы бывали в Брно, то наверняка слышали это имя: стихи Скацела опоясывают фонтан на центральной брненской площади, c холма Шпильберк на город смотрит голова поэта, собранная из металлических трубочек, чуть дальше от центра, возле одного из домов на улице Котларжска, в память о Скацеле установлена мемориальная доска, а другая брненская улица, упирающаяся в совершенно парижскую Славянскую площадь, названа в его честь.
Скацел, однако, поэт не только и не столько брненского, но общечешского масштаба. Он вообще один из крупнейших чешских лирических поэтов второй половины ХХ века, чьи стихи не превратились в пыльную классику, а до сих пор живут и проживаются.
Вот здесь можно почитать стихи Скацела в переводе Сергея Скорвида, но если вы хотите послушать, как они звучат по-чешски, то первое стихотворение из этой подборки не раз было положено на музыку. Вот так оно звучит в исполнении чешско-британского композитора Александра Голдшайдера.
«Ach. Tolik pocitů jsem měla naposledy, když mi trhali osmičky» («Ах, столько эмоций я испытывала в последний раз, когда мне удаляли восьмерки»), — написала одна читательница в рецензии на одну книгу. Я бы точно так же ответила, если бы меня спросили, как мне понравился «Дневник священнослужительницы» (Deník farářky) Мартины Виктории Копецкой.
В статье о Чехословацкой гуситской церкви в Википедии сообщается, что «на сегодняшний день из 266 клириков церкви 130 составляют женщины». Одна из этих женщин — Мартина Виктория, которая служит в главном гуситском соборе — церкви Святого Николая на Староместской площади в Праге — и представляет гуситов во Всемирном совете церквей. А еще она ведет передачу на чешском телевидении и свой блог (из которого и выросла книга), пишет для чешского Vogue, а в прошлом году даже участвовала в танцевальном телешоу StarDance, безумно популярном в Чехии. Из «Дневника» мы узнаем, что Мартина Виктория вне церковных стен носит красную помаду, красный маникюр и туфли на каблуках, а еще любит вино и кубинские сигары.
Не знаю, что вы подумали, читая предыдущий абзац, но готова поспорить, что кто-то из вас уже занес руку для фейспалма. Вот и у меня тоже первоначальный скептицизм по мере чтения книги сменился неприязнью и недоумением. OMG, зачем столько фотографий в духе «Я и Папа Франциск», «Я в Нью-Йорке», «Я в Индонезии»? Это же вроде книжка, а не Инстаграм-аккаунт! Скромнее надо быть, девушка! Но в какой-то момент вдруг доходит, что эти претензии больше говорят не о Мартине Виктории, а тебе самой. Чтение книги постепенно превращается в исследование своих собственных границ и предрассудков, про которые думаешь, что их нет.
Постепенно авторку книги перестаешь обвинять в излишней самовлюбленности и начинаешь ценить ее за искренность, за то, что она равна самой себе, и честно идет по своему духовному пути. И пусть фрагменты из проповедей, приводимые в книге, не производят особого впечатления, а некоторые рассуждения кажутся совсем уж тривиальными (мол, у каждой женщины внутри — команда мечты: заботливая мать, любящая фея и служительница культа), видимо, Мартина Виктория выполняет важную функцию — создает образ церкви с человеческим лицом. «Моя деятельность в лоне церкви мне кажется, прежде всего, доказательством того, что у Бога отличное чувство юмора, раз уж Он призвал меня к служению. С другой стороны, я думаю, что чем больше разнообразие духовных служителей, тем более широкие круги общества мы можем охватить своим словом».
«Дневник священнослужительницы» выстроен в соответствии с церковным календарем: первые его записи относятся к периоду рождественского поста, потом наступает Рождество, Великий пост, Пасха, Троица и снова рождественский пост. И хотя в каждой из глав Мартина Виктория много рассказывает про свои путешествия, комментирует Библию, приводит отрывки из своих интервью, все-таки самые интересные (жаль только, что при этом самые редкие) фрагменты — те, в которых говорится о церковной среде, своего рода бытовые зарисовки. Например, о том, сколько времени требуется, чтобы написать проповедь, о том, что самым внимательным прихожанином оказался иностранец, который ни слова не понимал по-чешски, о том, как проходит подготовка к венчанию.
В книге, явно ориентированной на самую широкую аудиторию и потому громкой, публичной, ценно то, в чем публичности мало: тихие бытовые этюды, некоторые толкования евангельских эпизодов и возможности самопознания, которые рождаются в пространстве между читателем и авторкой дневниковых записей.
В статье о Чехословацкой гуситской церкви в Википедии сообщается, что «на сегодняшний день из 266 клириков церкви 130 составляют женщины». Одна из этих женщин — Мартина Виктория, которая служит в главном гуситском соборе — церкви Святого Николая на Староместской площади в Праге — и представляет гуситов во Всемирном совете церквей. А еще она ведет передачу на чешском телевидении и свой блог (из которого и выросла книга), пишет для чешского Vogue, а в прошлом году даже участвовала в танцевальном телешоу StarDance, безумно популярном в Чехии. Из «Дневника» мы узнаем, что Мартина Виктория вне церковных стен носит красную помаду, красный маникюр и туфли на каблуках, а еще любит вино и кубинские сигары.
Не знаю, что вы подумали, читая предыдущий абзац, но готова поспорить, что кто-то из вас уже занес руку для фейспалма. Вот и у меня тоже первоначальный скептицизм по мере чтения книги сменился неприязнью и недоумением. OMG, зачем столько фотографий в духе «Я и Папа Франциск», «Я в Нью-Йорке», «Я в Индонезии»? Это же вроде книжка, а не Инстаграм-аккаунт! Скромнее надо быть, девушка! Но в какой-то момент вдруг доходит, что эти претензии больше говорят не о Мартине Виктории, а тебе самой. Чтение книги постепенно превращается в исследование своих собственных границ и предрассудков, про которые думаешь, что их нет.
Постепенно авторку книги перестаешь обвинять в излишней самовлюбленности и начинаешь ценить ее за искренность, за то, что она равна самой себе, и честно идет по своему духовному пути. И пусть фрагменты из проповедей, приводимые в книге, не производят особого впечатления, а некоторые рассуждения кажутся совсем уж тривиальными (мол, у каждой женщины внутри — команда мечты: заботливая мать, любящая фея и служительница культа), видимо, Мартина Виктория выполняет важную функцию — создает образ церкви с человеческим лицом. «Моя деятельность в лоне церкви мне кажется, прежде всего, доказательством того, что у Бога отличное чувство юмора, раз уж Он призвал меня к служению. С другой стороны, я думаю, что чем больше разнообразие духовных служителей, тем более широкие круги общества мы можем охватить своим словом».
«Дневник священнослужительницы» выстроен в соответствии с церковным календарем: первые его записи относятся к периоду рождественского поста, потом наступает Рождество, Великий пост, Пасха, Троица и снова рождественский пост. И хотя в каждой из глав Мартина Виктория много рассказывает про свои путешествия, комментирует Библию, приводит отрывки из своих интервью, все-таки самые интересные (жаль только, что при этом самые редкие) фрагменты — те, в которых говорится о церковной среде, своего рода бытовые зарисовки. Например, о том, сколько времени требуется, чтобы написать проповедь, о том, что самым внимательным прихожанином оказался иностранец, который ни слова не понимал по-чешски, о том, как проходит подготовка к венчанию.
В книге, явно ориентированной на самую широкую аудиторию и потому громкой, публичной, ценно то, в чем публичности мало: тихие бытовые этюды, некоторые толкования евангельских эпизодов и возможности самопознания, которые рождаются в пространстве между читателем и авторкой дневниковых записей.
#новыечешскиекниги
Что общего между Кафкой, Беккетом, Генри Миллером, Кундерой, Томасом Бернхардом, Торгни Линдгреном и Уэльбеком? А то, что именно их тексты легли в основу сборника Милены Славицкой «Она», который вышел по-русски в издательстве «Носорог» (в переводе Ольги Назаровой).
Милена Славицкая, искусствоведка, специалистка по русскому неофициальному искусству, супруга Виктора Пивоварова, писательницей стала относительно недавно. В 2010 году у нее вышел сборник «Ямртальские рассказы» (Ямртал — народное название Нусельской долины в Праге), после него — роман «Хагибор», действие которого происходит в одноименном районе Праги, расположенном возле Ольшанского кладбища. Отложив в сторону работу над последней частью этой пражской трилогии, Славицкая взялась за книгу совершенно другого рода, назвав ее коротко — «Она».
«Она» — книга концептуальная. В культовой чешской радиопередаче «Либература» Славицкая рассказывала о замысле книги: «Саморефлексия женщин [в литературе] насчитывает лет сто пятьдесят — это очень короткое время. Но что если бы ее история была столь же продолжительна, как и история мужской саморефлексии?» Помимо эха феминизма, здесь слышатся в первую очередь отзвуки концептуализма с его призывом не производить искусство, а изучать его природу, и с его скепсисом по отношению к любым претензиям на власть. «Кто же мы [женщины] собственно? Оказывается, что ответ на этот вопрос дают, главным образом, писатели-мужчины», — говорит Славицкая в радиоинтервью.
Рассказы из сборника «Она» — это попытка изложить известные нам литературные сюжеты с точки зрения второстепенных героинь, тех, кто послужил для писателей-мужчин простым воплощением той или иной социальной роли. Впервые, по словам Славицкой, эта идея пришла ей в голову при чтении романа Беккета «Мерфи»: а что изменилось бы, если бы роман был написан от лица проститутки Селии?
После этого писательница в течение нескольких лет искала в литературе XX века других второстепенных героинь, которым были отведены стереотипные роли, и нашла в «Превращении» Кафки — сестру, в «Тропике Рака» Миллера — горничную, в «Вальсе на прощание» Кундеры — жену, в «Бетоне» Бернхарда — опекунш, в «Шмелином меде» Торгни Линдгрена — подругу и, наконец, в «Покорности» Уэльбека — мать. При этом, рассказывая истории с точки зрения этих женщин, Славицкая остается чувствительной к стилистической технике текста-прототипа и к его деталям. Если «Она» — это чешский концептуализм, то концептуализм бережный и изящный.
И столь же изящна и концептуальна обложка русскоязычного издания. Вот что рассказывают о ней в самом «Носороге»: «В „О“ виден профиль женщины, он взят из рисунка Одилона Редона „Броня“ 1891-го года. <…> На странице рисунка на сайте Метрополитен-музея предполагается, что эта черная оболочка „выражает подсознательный страх перед женской сексуальностью или, наоборот, служит символом женской плодовитости“. Сам Редон неоднократно появляется внутри книги Славицкой — речь о его тревожных видениях женского блуждает по лекции Алисы, героини рассказа „Мать“».
Что общего между Кафкой, Беккетом, Генри Миллером, Кундерой, Томасом Бернхардом, Торгни Линдгреном и Уэльбеком? А то, что именно их тексты легли в основу сборника Милены Славицкой «Она», который вышел по-русски в издательстве «Носорог» (в переводе Ольги Назаровой).
Милена Славицкая, искусствоведка, специалистка по русскому неофициальному искусству, супруга Виктора Пивоварова, писательницей стала относительно недавно. В 2010 году у нее вышел сборник «Ямртальские рассказы» (Ямртал — народное название Нусельской долины в Праге), после него — роман «Хагибор», действие которого происходит в одноименном районе Праги, расположенном возле Ольшанского кладбища. Отложив в сторону работу над последней частью этой пражской трилогии, Славицкая взялась за книгу совершенно другого рода, назвав ее коротко — «Она».
«Она» — книга концептуальная. В культовой чешской радиопередаче «Либература» Славицкая рассказывала о замысле книги: «Саморефлексия женщин [в литературе] насчитывает лет сто пятьдесят — это очень короткое время. Но что если бы ее история была столь же продолжительна, как и история мужской саморефлексии?» Помимо эха феминизма, здесь слышатся в первую очередь отзвуки концептуализма с его призывом не производить искусство, а изучать его природу, и с его скепсисом по отношению к любым претензиям на власть. «Кто же мы [женщины] собственно? Оказывается, что ответ на этот вопрос дают, главным образом, писатели-мужчины», — говорит Славицкая в радиоинтервью.
Рассказы из сборника «Она» — это попытка изложить известные нам литературные сюжеты с точки зрения второстепенных героинь, тех, кто послужил для писателей-мужчин простым воплощением той или иной социальной роли. Впервые, по словам Славицкой, эта идея пришла ей в голову при чтении романа Беккета «Мерфи»: а что изменилось бы, если бы роман был написан от лица проститутки Селии?
После этого писательница в течение нескольких лет искала в литературе XX века других второстепенных героинь, которым были отведены стереотипные роли, и нашла в «Превращении» Кафки — сестру, в «Тропике Рака» Миллера — горничную, в «Вальсе на прощание» Кундеры — жену, в «Бетоне» Бернхарда — опекунш, в «Шмелином меде» Торгни Линдгрена — подругу и, наконец, в «Покорности» Уэльбека — мать. При этом, рассказывая истории с точки зрения этих женщин, Славицкая остается чувствительной к стилистической технике текста-прототипа и к его деталям. Если «Она» — это чешский концептуализм, то концептуализм бережный и изящный.
И столь же изящна и концептуальна обложка русскоязычного издания. Вот что рассказывают о ней в самом «Носороге»: «В „О“ виден профиль женщины, он взят из рисунка Одилона Редона „Броня“ 1891-го года. <…> На странице рисунка на сайте Метрополитен-музея предполагается, что эта черная оболочка „выражает подсознательный страх перед женской сексуальностью или, наоборот, служит символом женской плодовитости“. Сам Редон неоднократно появляется внутри книги Славицкой — речь о его тревожных видениях женского блуждает по лекции Алисы, героини рассказа „Мать“».
20 марта в Праге скончался Сергей Скорвид, переводчик, преподаватель, ученый и замечательный, добрый человек. В разговорах с ним всегда чувствовался не интеллектуальный холод, а напротив, теплое приглашение разделить беседу.
Среди последних работ Сергея Сергеевича — перевод романа Яхима Топола "Мастерская дьявола" и биографии Вацлава Гавела, монография о чешских этноязыковых анклавах в России начала XXI века и ряд статей, посвященных чешским и польским диалектам в Сибири и на Северном Кавказе.
Мои искренние соболезнования семье и близким!
Среди последних работ Сергея Сергеевича — перевод романа Яхима Топола "Мастерская дьявола" и биографии Вацлава Гавела, монография о чешских этноязыковых анклавах в России начала XXI века и ряд статей, посвященных чешским и польским диалектам в Сибири и на Северном Кавказе.
Мои искренние соболезнования семье и близким!