Структура наносит ответный удар

Воспроизводство

Почти закончил читать «Создание советской интеллигенции» Бенджамена Тромли. Несмотря на свой продающий заголовок и даже много ссылок на Бурдье, книга в самом лучшем смысле эмпирическая. Ее автор намеренно избегает слишком больших обобщений в духе Юрчака или Зубока. Хотя в ней есть сквозная тема, которую можно считать и главным тезисом: сильная институциональная преемственность между сталинской и хрущевской университетскими системами.

О том, что многие принципы российского образования в области, к примеру, истории или философии восходят к послевоенному сталинскому канону, я понимал давно. Но никогда не задумывался, что, например, институт старосты уходит корнями туда же. Как показывает Тромли, старосты были частью организации хлынувших в университеты масс молодежи через актив комсомольских ячеек. Ячейки ликвидировали в 1991 году, но остаточная функция контроля за коллективом осталась и в постсоветские десятилетия.

Другим очень интересным наблюдением Тромли для меня стало распространение именно на рубеже 1940–1950-х гг. феномена наследственной интеллигенции. Конечно, что-то такое было и при царской власти, но не в таких масштабах. Да и то, что было, прервалось революцией. Американский историк утверждает, что Хрущев и его Политбюро хорошо понимали опасность для советского строя превращения интеллигенции в относительно замкнутую и воспроизводящуюся статусную группу, поэтому пытались разбавить детей из семей с высшим образованием абитуриентами с опытом работы на производстве. Эта кампания и другие аналогичные ей, вроде отправки студентов на картошку, не особенно получились. Политической воли ранних большевиков или хунвейбинов у партийного руководства не было.

Кроме классово-статусного замыкания интеллигенции, утверждает Тромли, при позднем Сталине в интеллигентской среде очень быстро складывалось национальное самосознание, все дальше удалявшееся от общесоветской идентичности – особенно у гуманитариев. Это было, конечно, продолжением куда более ранней политики коренизации, но уже на площадке недавно открытых университетов и факультетов в республиках. Тромли оговаривается, что это надо исследовать на большем материале республиканских архивов – сам он работал только в Киеве. Но логика понятна. Артемий Калиновский, например, в основном подтверждает ее на материале Таджикистана.

Думаю, вы уже поняли, что книга мне очень понравилась, и я готов ее рекомендовать всем любителям эпохи. Вообще, было бы здорово, если бы по социальной истории СССР выходило больше настолько фундированных исследований. Буду в своей работе ориентироваться на этот высокий стандарт.

👍77👏6

www.tgoop.com/structurestrikesback/952

3.18K viewsJul 16 at 07:00

Воспроизводство

Почти закончил читать «Создание советской интеллигенции» Бенджамена Тромли. Несмотря на свой продающий заголовок и даже много ссылок на Бурдье, книга в самом лучшем смысле эмпирическая. Ее автор намеренно избегает слишком больших обобщений в духе Юрчака или Зубока. Хотя в ней есть сквозная тема, которую можно считать и главным тезисом: сильная институциональная преемственность между сталинской и хрущевской университетскими системами.

О том, что многие принципы российского образования в области, к примеру, истории или философии восходят к послевоенному сталинскому канону, я понимал давно. Но никогда не задумывался, что, например, институт старосты уходит корнями туда же. Как показывает Тромли, старосты были частью организации хлынувших в университеты масс молодежи через актив комсомольских ячеек. Ячейки ликвидировали в 1991 году, но остаточная функция контроля за коллективом осталась и в постсоветские десятилетия.

Другим очень интересным наблюдением Тромли для меня стало распространение именно на рубеже 1940–1950-х гг. феномена наследственной интеллигенции. Конечно, что-то такое было и при царской власти, но не в таких масштабах. Да и то, что было, прервалось революцией. Американский историк утверждает, что Хрущев и его Политбюро хорошо понимали опасность для советского строя превращения интеллигенции в относительно замкнутую и воспроизводящуюся статусную группу, поэтому пытались разбавить детей из семей с высшим образованием абитуриентами с опытом работы на производстве. Эта кампания и другие аналогичные ей, вроде отправки студентов на картошку, не особенно получились. Политической воли ранних большевиков или хунвейбинов у партийного руководства не было.

Кроме классово-статусного замыкания интеллигенции, утверждает Тромли, при позднем Сталине в интеллигентской среде очень быстро складывалось национальное самосознание, все дальше удалявшееся от общесоветской идентичности – особенно у гуманитариев. Это было, конечно, продолжением куда более ранней политики коренизации, но уже на площадке недавно открытых университетов и факультетов в республиках. Тромли оговаривается, что это надо исследовать на большем материале республиканских архивов – сам он работал только в Киеве. Но логика понятна. Артемий Калиновский, например, в основном подтверждает ее на материале Таджикистана.

Думаю, вы уже поняли, что книга мне очень понравилась, и я готов ее рекомендовать всем любителям эпохи. Вообще, было бы здорово, если бы по социальной истории СССР выходило больше настолько фундированных исследований. Буду в своей работе ориентироваться на этот высокий стандарт.

BY Структура наносит ответный удар