Курьер принес книжек. Совершенно прекрасная Робида (я в курсе, что он мужик, спасибо) с картинками автора почти на каждом развороте, просто вот подарок. "Персеваль" Кретьена де Труа в нормальном переводе Нины Забабуровой, исправленном Александром Триандафилиди (а то, знаете, у меня был "перевод" Ирины Евсы). Роман Тагора и сборник Хори в "Изящной классике Востока", тоже с картинками. Танская поэзия. Вторая книжка прекрасной Дианы Кикнадзе о Японии (первая была о "темной стороне") о японских интимах и ранее не переводившийся роман Мисимы с подзаголовком "Психоанализ женской фригидности"; широк был Мисима, весьма широк. Короче, вот. Я вполне себе счастлив сегодня.
Век живи, век учись, дураком помрешь. Слева — картина нидерландца Карела Толе "Генерал укокошил ангела" (The general zapped an angel, 1970). Справа — "Конец Евангелиона" (1997).
Не совсем о фантастике, но близко: на "Горьком" — лекция Юлии Магеры об инкарнациях Раскольникова в японской манге. Интересная. Но я не понял:
Главный герой [манги Наоюки Отиаи "Преступление и наказание"] — Тачи Мироку. Слово «тачи» значит «резать», «раскалывать», то есть у него тоже говорящее имя, как у Родиона Раскольникова.
Во-первых, где Поливанов. Героя и правда зовут Тати Мироку, 裁弥勒, и есть глагол "тацу", 裁つ, с этим иероглифом, но он не означает "резать, раскалывать". Это "тацу" — "разрезать ткань, выкраивать". Для более кровожадных значений есть другие глаголы, начиная с "киру" (который покрывает разные значения). Так что это "тати" вряд ли так уж сильно ассоциируется с раскалыванием и топором Раскольникова.
Зато у иероглифа 裁 есть другое, куда более важное в контексте "Преступления и наказания" значение: "суд" и "судить". Отсюда — глагол "сабаку", 裁く, "судить", и множество слов, в котором 裁 — "суд" и читается китайским чтением "сай". И его японское чтение в фамилии с отсылкой к "резать ткань" ничуть не избавляет иероглиф от значения "суда", которое Раскольникову подходит куда больше.
Ну а главное — имя. "Мироку" — именно этими иероглифами — это вообще-то Майтрейя, Будда Грядущего. В буддизме у него нет коннотации Страшного Суда, как у Второго Пришествия в христианстве, но в принципе это такой окончательный будда, который вот появится — и наступит рай на земле. И, опять же, Раскольникову с его мессианским комплексом имя "Мироку" ой как подходит.
Но, возможно, всё это есть в книге Юлии. Или нет. Мне просто кажется, что в такие штуки стоит закапываться немного основательнее.
Главный герой [манги Наоюки Отиаи "Преступление и наказание"] — Тачи Мироку. Слово «тачи» значит «резать», «раскалывать», то есть у него тоже говорящее имя, как у Родиона Раскольникова.
Зато у иероглифа 裁 есть другое, куда более важное в контексте "Преступления и наказания" значение: "суд" и "судить". Отсюда — глагол "сабаку", 裁く, "судить", и множество слов, в котором 裁 — "суд" и читается китайским чтением "сай". И его японское чтение в фамилии с отсылкой к "резать ткань" ничуть не избавляет иероглиф от значения "суда", которое Раскольникову подходит куда больше.
Ну а главное — имя. "Мироку" — именно этими иероглифами — это вообще-то Майтрейя, Будда Грядущего. В буддизме у него нет коннотации Страшного Суда, как у Второго Пришествия в христианстве, но в принципе это такой окончательный будда, который вот появится — и наступит рай на земле. И, опять же, Раскольникову с его мессианским комплексом имя "Мироку" ой как подходит.
Но, возможно, всё это есть в книге Юлии. Или нет. Мне просто кажется, что в такие штуки стоит закапываться немного основательнее.
👆Придумал еще подпись под этот скриншот. С фантастическим сюжетом.
— Ребята, — сказал я замирающим голосом, — а контрамоция обязательно должна быть непрерывной?
— Ребята, — сказал я замирающим голосом, — а контрамоция обязательно должна быть непрерывной?
Вспомнил я в связи с карикатурой. На мою психику безвозвратно повлиял сборник болгарской фантастики "Белая бездна", вышедший на русском в софийском, если я верно помню, издательстве около 1990 года. Сборник вообще прекрасный, там есть очень хорошие рассказы, есть очень страшные (реально страшные), есть смешные; кроме того, там представлены разные эпохи — от Светослава Минкова (1902—1966) до, скажем, Любена Дилова (1927—2008) и Агопа Мелконяна (1949—2006), которому в 1990-м было едва за сорок.
Так вот, там был среди прочего рассказ Дилова "Новогодняя трагедия" о том, как под Новый год в ходе телетранспортации компьютер ошибся, и некий Иван прилетел домой с женской нижней половиной (чему его жена Ивонн не очень-то обрадовалась). И, понятно, некая женщина своей нижней половины лишилась (чему не очень обрадовался ее муж, тем более, что они были молодожены), но восстановить всё как было не получилось, потому что участников перепутаницы оказалось трое: женщина обрела нижнюю часть тела столетней старухи, а старуха, соответственно, Ивановы достоинства. И женщина нашлась, а вот старуха — нет. Финал не обещал легких путей:
У Ивана росла женская грудь. Я хотел было посмотреть, но жена не позволила, заявив: не видел никогда, что ли?
А проклятая старуха все не отзывалась. Похоже, что она прекрасно себя чувствовала с нижней частью моего друга. Ее поиски усердно велись на всех девяти спутниках Сатурна. Но ведь она могла за это время вернуться на Землю или улететь на другую планету. А мы сидим и ждем. Ни работа не идет, ни семейная жизнь. Я слежу, чтобы мой друг не покончил с собой. Жена следит, чтобы я к нему не приближался. Ивонн следит за нами. Тревожится ли она за чужую половину или за его не знаю, но она постоянно крутится рядом. А как только Иван кокетливой женской походкой направляется в туалетную комнату, мы начинаем спорить из-за того, кто должен его сопровождать — мужчины или женщины, поскольку боимся, что он-таки выйдет без скафандра из дому.
Тут морали две. Первая — что даже при болгарском социализме писать о смене пола было можно, вопрос был только в форме. Вторую выразила моя мама, когда я ей бодро пересказал эту историю.
— Какая херня, — сказала мама.
Ну — да.
Но рассказ, я считаю, великий. (И он есть на Флибусте, если что. Сейчас перечитал — как в 1990-й вернулся.)
Так вот, там был среди прочего рассказ Дилова "Новогодняя трагедия" о том, как под Новый год в ходе телетранспортации компьютер ошибся, и некий Иван прилетел домой с женской нижней половиной (чему его жена Ивонн не очень-то обрадовалась). И, понятно, некая женщина своей нижней половины лишилась (чему не очень обрадовался ее муж, тем более, что они были молодожены), но восстановить всё как было не получилось, потому что участников перепутаницы оказалось трое: женщина обрела нижнюю часть тела столетней старухи, а старуха, соответственно, Ивановы достоинства. И женщина нашлась, а вот старуха — нет. Финал не обещал легких путей:
У Ивана росла женская грудь. Я хотел было посмотреть, но жена не позволила, заявив: не видел никогда, что ли?
А проклятая старуха все не отзывалась. Похоже, что она прекрасно себя чувствовала с нижней частью моего друга. Ее поиски усердно велись на всех девяти спутниках Сатурна. Но ведь она могла за это время вернуться на Землю или улететь на другую планету. А мы сидим и ждем. Ни работа не идет, ни семейная жизнь. Я слежу, чтобы мой друг не покончил с собой. Жена следит, чтобы я к нему не приближался. Ивонн следит за нами. Тревожится ли она за чужую половину или за его не знаю, но она постоянно крутится рядом. А как только Иван кокетливой женской походкой направляется в туалетную комнату, мы начинаем спорить из-за того, кто должен его сопровождать — мужчины или женщины, поскольку боимся, что он-таки выйдет без скафандра из дому.
Тут морали две. Первая — что даже при болгарском социализме писать о смене пола было можно, вопрос был только в форме. Вторую выразила моя мама, когда я ей бодро пересказал эту историю.
— Какая херня, — сказала мама.
Ну — да.
Но рассказ, я считаю, великий. (И он есть на Флибусте, если что. Сейчас перечитал — как в 1990-й вернулся.)
Увидел на Фантлабе вот такую новинку. Я в принципе рассматриваю всё, что как-то не похоже на основные тренды, вот и тут рассмотрел:
В этом романе сплетаются вместе девять историй о людях, живущих во временных петлях в разные эпохи. Мальчик-помор Васька из XVII века, советский писатель Феликс, Проклятый Эч, наблюдающий канун Апокалипсиса, и другие лунники. Их судьбы оказываются связаны, когда появляется человек, способный беспрепятственно перемещаться во времени и даже заглядывать за его пределы. Сохранится ли этот странный мир прежним или его мозаика сложится иначе?
Если я верно понимаю, "советский писатель Феликс" — это оммаж Аркадию Стругацком:о АНС был прототипом советского писателя Феликса (Сорокина) в "Хромой судьбе" и написал "Подробности жизни Никиты Воронцова" как раз о существовании во временной петле.
Интересно, напоминает ли концепция у Лыкова "Подробности..." и, отсюда, "Пятнадцать первых жизней Гарри Огаста" ("августа", а тут "октябрь"; верю, что совпадение) Клэр Норт.
В общем, интересно.
В этом романе сплетаются вместе девять историй о людях, живущих во временных петлях в разные эпохи. Мальчик-помор Васька из XVII века, советский писатель Феликс, Проклятый Эч, наблюдающий канун Апокалипсиса, и другие лунники. Их судьбы оказываются связаны, когда появляется человек, способный беспрепятственно перемещаться во времени и даже заглядывать за его пределы. Сохранится ли этот странный мир прежним или его мозаика сложится иначе?
Если я верно понимаю, "советский писатель Феликс" — это оммаж Аркадию Стругацком:о АНС был прототипом советского писателя Феликса (Сорокина) в "Хромой судьбе" и написал "Подробности жизни Никиты Воронцова" как раз о существовании во временной петле.
Интересно, напоминает ли концепция у Лыкова "Подробности..." и, отсюда, "Пятнадцать первых жизней Гарри Огаста" ("августа", а тут "октябрь"; верю, что совпадение) Клэр Норт.
В общем, интересно.
Как я есть существо жуткое, но ностальгичное, внаглую попру у Васи Владимирского его фото с сегодняшнего питерского литфеста. На первой — фантасты К. А. Терина (в центре), Тимур Максютов (слева) и Алексей Сальников. На втором — фантасты Карина Шаинян и Дима Колодан. На третьей — редакторы "Астрели" Ирина Епифанова и Коля Кудрявцев. Всем привет, давно не виделись, но я о вас, мерзавцах, помню и по всем страшно скучаю.
Появились первые ласточки-анонсы сборника к столетию Аркадия Стругацкого. Составитель — Марианна Алферова (спасибо ей огромное). Авторы текстов — Марианна Алферова, Андрей Стругацкий, Андрей Чертков, Александр Мирер, Михаил Шавшин, Николай Караев. Компания завидная — кто бы мне сказал, что, мол, напечатаешься ты в одном сборнике с Мирером. Я там, собственно, с текстом "Человек из Иероглифиды" об АНС как переводчике с японского.