NUMINOSUM

​​#философия
Классическое противопоставление «бытия» и «становления» отчасти сокрыто уже в самом греческом языке, где существует дополнительность между использованием глагола «бытия»-εἰμί и экзистенциальным / копулятивным употреблением многочисленных глаголов со значением «рождаться», «становиться», «расти» и пр. (то же в русском языке, ср. «есть» в настоящем времени, но «был», «находился», «стану», «пойду» и пр.; об общеиндоевропейских истоках такого распределения писал здесь). Однако в развитом виде это противопоставление фигурирует лишь у Платона, который представил его разработанную версию на основе отдельных идей Парменида (бытию подобает «одно лишь “есть”» в настоящем времени, το ἔστιν μόνον — «Тимей», 37e). У Гераклита это противопоставление еще не зафиксировано строго, хотя можно разглядеть его скрытые оттенки. Так, например, Гераклит систематически использует глагол бытия лишь применительно к Единому и его именам и (вопреки греческой грамматике) опускает этот глагол в отношении проявленных вещей множественного мира. Гераклит не желает признавать «бытийность» проявленных вещей: они не «есть», но всегда становятся, превращаются, возникают и гибнут; они не «есть» и в смысле бытия самостью — и поэтому в отношении них не используется определенный артикль.

И тем не менее Гераклит не утверждает, что Единому подобает «одно лишь “есть”»: напротив, Огонь / Космос «всегда был, есть и будет (ῆν ἀεὶ καὶ ἔστιν καὶ ἔσται)» (фр. 37 L). Последняя фраза отражает архаичную формулу индоевропейской поэзии, описывающую созерцаемое поэтом-провидцем в его созерцании: так, гомеровский провидец Калхас зрит в «то, что было, что есть и что будет» (Ил. I.70), т. е. в одном акте охватывает все три среза времени (другие примеры из греческой, древнеиндийской и германской поэзии см. в моей статье). Гераклитовское Единое не «вне» времени и не привязано к одному лишь настоящему, но объемлет все срезы, являясь всевременным истоком и полнотой самого времени. Огонь / Единое мерно вспыхивает и мерно угасает, давая вещам относительное существование «взаймы»; вещи же в конце космического цикла возвращают свой «долг», сгорая во всеобщем пожаре (фр. 31, 42 L).

Классический образ «потока», «реки», если следовать реконструкции Лебедева, относится к душе, а не ко всем вещам (знаменитое πάντα ρεῖ — это парафраза). Вещи бегают «туда-сюда» как атлеты на соревнованиях (так называемая «агональная метафора»), душа же «течет». Глагол ῥεῖν «течь» является одним из примеров иконичности означающего. Похоже, носители греческого языка ощущали связь звука ρ и «течения», «движения». Платон пишет в «Кратиле» (426e): «Буква ρ есть явное подражание движению, во-первых, уже в глаголе ῥεῖν (течь) и в слове ῥοὴ (течение), потом в слове τρόμος (трепет), далее в имени τραχύς (страшный), а сверх сего и в таких глаголах, каковы κρούειν (ударять), θραῦειν (ломать), ἐρείκειν (раскалывать), θρύπτειν (тереть), κερματίζειν (раздроблять), ῥυμβεῖν (вертеть)».

Ρ — символ течения. И вряд ли случайно, что только этим звуком (если не брать в расчет долготы) различаются имя гераклитовского Единого, Σοφόν, и обозначение высшего качества души — σῶφρον «умеренности, чистоты» (букв. «сохранный ум», «цельный ум», о возможной языковой игре, сокрытой в имени Единого, писал выше). Умеренность — это искра Огня в человеке, помещенного в поток и несущего печать последнего в виде звука ρ. Хотя искра находится в потоке, она не затухает. Умеренный человек хранит свой ум (σῶς + φρήν) в чистоте, оставляя его как бы «сухим». Этот ум в то же время имеет сродство с солнцем, а последнее является «представителем» Огня в мире. Умеренный человек подражает Огню и солнцу, мерно вспыхивая и мерно угасая: «Человек — свет ночь (ἄνθρωπος εὐφρόνη φάος): он вспыхивает утром, угаснув вечером. И он вспыхивает, оживая, после того, как умер, подобно тому, как он вспыхивает проснувшимся, когда спит» (фр. 75 L). По-видимому, в этом фрагменте также обыгрывается поэтическое название «ночи» — εὐφρόνη «благосклонная» (букв. «хороший ум»).

🔥17❤4👏3😱3🤯2👍1

www.tgoop.com/sergey_boroday/1291

1.87K viewsJul 23 at 13:26

​​#философия
Классическое противопоставление «бытия» и «становления» отчасти сокрыто уже в самом греческом языке, где существует дополнительность между использованием глагола «бытия»-εἰμί и экзистенциальным / копулятивным употреблением многочисленных глаголов со значением «рождаться», «становиться», «расти» и пр. (то же в русском языке, ср. «есть» в настоящем времени, но «был», «находился», «стану», «пойду» и пр.; об общеиндоевропейских истоках такого распределения писал здесь). Однако в развитом виде это противопоставление фигурирует лишь у Платона, который представил его разработанную версию на основе отдельных идей Парменида (бытию подобает «одно лишь “есть”» в настоящем времени, το ἔστιν μόνον — «Тимей», 37e). У Гераклита это противопоставление еще не зафиксировано строго, хотя можно разглядеть его скрытые оттенки. Так, например, Гераклит систематически использует глагол бытия лишь применительно к Единому и его именам и (вопреки греческой грамматике) опускает этот глагол в отношении проявленных вещей множественного мира. Гераклит не желает признавать «бытийность» проявленных вещей: они не «есть», но всегда становятся, превращаются, возникают и гибнут; они не «есть» и в смысле бытия самостью — и поэтому в отношении них не используется определенный артикль.

И тем не менее Гераклит не утверждает, что Единому подобает «одно лишь “есть”»: напротив, Огонь / Космос «всегда был, есть и будет (ῆν ἀεὶ καὶ ἔστιν καὶ ἔσται)» (фр. 37 L). Последняя фраза отражает архаичную формулу индоевропейской поэзии, описывающую созерцаемое поэтом-провидцем в его созерцании: так, гомеровский провидец Калхас зрит в «то, что было, что есть и что будет» (Ил. I.70), т. е. в одном акте охватывает все три среза времени (другие примеры из греческой, древнеиндийской и германской поэзии см. в моей статье). Гераклитовское Единое не «вне» времени и не привязано к одному лишь настоящему, но объемлет все срезы, являясь всевременным истоком и полнотой самого времени. Огонь / Единое мерно вспыхивает и мерно угасает, давая вещам относительное существование «взаймы»; вещи же в конце космического цикла возвращают свой «долг», сгорая во всеобщем пожаре (фр. 31, 42 L).

Классический образ «потока», «реки», если следовать реконструкции Лебедева, относится к душе, а не ко всем вещам (знаменитое πάντα ρεῖ — это парафраза). Вещи бегают «туда-сюда» как атлеты на соревнованиях (так называемая «агональная метафора»), душа же «течет». Глагол ῥεῖν «течь» является одним из примеров иконичности означающего. Похоже, носители греческого языка ощущали связь звука ρ и «течения», «движения». Платон пишет в «Кратиле» (426e): «Буква ρ есть явное подражание движению, во-первых, уже в глаголе ῥεῖν (течь) и в слове ῥοὴ (течение), потом в слове τρόμος (трепет), далее в имени τραχύς (страшный), а сверх сего и в таких глаголах, каковы κρούειν (ударять), θραῦειν (ломать), ἐρείκειν (раскалывать), θρύπτειν (тереть), κερματίζειν (раздроблять), ῥυμβεῖν (вертеть)».

Ρ — символ течения. И вряд ли случайно, что только этим звуком (если не брать в расчет долготы) различаются имя гераклитовского Единого, Σοφόν, и обозначение высшего качества души — σῶφρον «умеренности, чистоты» (букв. «сохранный ум», «цельный ум», о возможной языковой игре, сокрытой в имени Единого, писал выше). Умеренность — это искра Огня в человеке, помещенного в поток и несущего печать последнего в виде звука ρ. Хотя искра находится в потоке, она не затухает. Умеренный человек хранит свой ум (σῶς + φρήν) в чистоте, оставляя его как бы «сухим». Этот ум в то же время имеет сродство с солнцем, а последнее является «представителем» Огня в мире. Умеренный человек подражает Огню и солнцу, мерно вспыхивая и мерно угасая: «Человек — свет ночь (ἄνθρωπος εὐφρόνη φάος): он вспыхивает утром, угаснув вечером. И он вспыхивает, оживая, после того, как умер, подобно тому, как он вспыхивает проснувшимся, когда спит» (фр. 75 L). По-видимому, в этом фрагменте также обыгрывается поэтическое название «ночи» — εὐφρόνη «благосклонная» (букв. «хороший ум»).

BY NUMINOSUM