Строго говоря, солнце Апокалипсиса вроде как черное («черный цвет солнца», как певала группа Сплин на заре своей карьеры), но допускаю, что в ночи или поутру оно вполне может казаться синим (это если пытаться абсурдистскую метафору пересказать нормальными человеческими словами). Правда, про апокалипсис, про распадающееся на бликующие клочки пространство, про закругляющееся под Новый год время станет понятно (если так в принципе допустимо сказать про прозу Декабрева) уже ближе к концу текста. Начало же купило меня с потрохами фразой, выкрикнутой в лицо героине и, само собой, звучащей всю дорогу в ее голове рефреном: «Как ты можешь себя не ненавидеть?» (Хотела бы я знать ответ на этот вопрос, но книга, как и героиня, его, разумеется, не даст). Зеркальность (как буквальная — в качестве дизайна отделки основного места действия, так и метафорическая), иллюзорность, многослойность, многомерность и многословность — все эти номинации к роману Ромы подходят, но мало что со стороны объясняют. (Как там у Стругацких? «Пространство заклинаний действительно можно свернуть по всем четырем переменным»? Вот что-то очень похожее). Окей, набоковщина проясняет чуть больше и лично для меня — то ли спасательный круг, то ли золотой ключик к этому странному, но симпатичному тексту о… Формально — о бариста Надежде («слово бариста не склоняется»), внезапно обнаружившей себя хозяйкой кафе — предметом преследования героя — объектом наблюдения — субъектом творческого процесса — собственными двойником (двойницей? Какой тут уместен феминитив?) — демиургом собственного мира — разрушительницей оного… Переворачивая страницу за страницей, как будто очищаешь луковицу, разбираешь матрешку, надеясь докопаться до сути (есть ли она — заранее тоже не ведомо). А автор, совершенно по-набоковски, расставляет обманки, играет с читателем в невидимые шахматы (или другую какую настолку), попутно прозрачно намекая на виртуальность примерно всей окружающей нас действительности (жаль, Набоков не знал этого слова). Является ли сбежавшая от собственного художественного таланта бывшая натурщица с говорящим именем Надежда создательницей этой реальности? Какой-то ее части? Хотя бы — романного (и Романова) сюжета? Зависит от точки зрения, полагаю. Но если все-таки да, то закрученный вокруг нее нарратив одновременно и акт арт-терапии (модно), и попытка нео/метамодернизма с его героем-художником / героиней-художницей, раздвигающим рамки вселенной за счет своего творческого гения (все еще остро актуально для литературного процесса). С другой стороны, оптика Кафки и/или Беккета для этого текста тоже сработает, но на выходе получится совершенно иная история. Не могу сказать, что чтение «Под синим солнцем» далось мне легко. Но стоило поймать ключевую ниточку, как клубочек начал приветливо разматываться: нарисовался внутренний сюжет, оммажи и аллюзии, персонажи ожили, задвигались, зазеркалили друг друга, проснулся азарт филолога — и стало интересно. Это — тонкая проза, которую, вероятно, нужно смотреть на просвет — как бумагу с водяными знаками. И в то же время это — новогодняя история про поиск и (само)обновление. Как ни поверни — выходит любопытно и соответственно ситуации. #в_книгах
Строго говоря, солнце Апокалипсиса вроде как черное («черный цвет солнца», как певала группа Сплин на заре своей карьеры), но допускаю, что в ночи или поутру оно вполне может казаться синим (это если пытаться абсурдистскую метафору пересказать нормальными человеческими словами). Правда, про апокалипсис, про распадающееся на бликующие клочки пространство, про закругляющееся под Новый год время станет понятно (если так в принципе допустимо сказать про прозу Декабрева) уже ближе к концу текста. Начало же купило меня с потрохами фразой, выкрикнутой в лицо героине и, само собой, звучащей всю дорогу в ее голове рефреном: «Как ты можешь себя не ненавидеть?» (Хотела бы я знать ответ на этот вопрос, но книга, как и героиня, его, разумеется, не даст). Зеркальность (как буквальная — в качестве дизайна отделки основного места действия, так и метафорическая), иллюзорность, многослойность, многомерность и многословность — все эти номинации к роману Ромы подходят, но мало что со стороны объясняют. (Как там у Стругацких? «Пространство заклинаний действительно можно свернуть по всем четырем переменным»? Вот что-то очень похожее). Окей, набоковщина проясняет чуть больше и лично для меня — то ли спасательный круг, то ли золотой ключик к этому странному, но симпатичному тексту о… Формально — о бариста Надежде («слово бариста не склоняется»), внезапно обнаружившей себя хозяйкой кафе — предметом преследования героя — объектом наблюдения — субъектом творческого процесса — собственными двойником (двойницей? Какой тут уместен феминитив?) — демиургом собственного мира — разрушительницей оного… Переворачивая страницу за страницей, как будто очищаешь луковицу, разбираешь матрешку, надеясь докопаться до сути (есть ли она — заранее тоже не ведомо). А автор, совершенно по-набоковски, расставляет обманки, играет с читателем в невидимые шахматы (или другую какую настолку), попутно прозрачно намекая на виртуальность примерно всей окружающей нас действительности (жаль, Набоков не знал этого слова). Является ли сбежавшая от собственного художественного таланта бывшая натурщица с говорящим именем Надежда создательницей этой реальности? Какой-то ее части? Хотя бы — романного (и Романова) сюжета? Зависит от точки зрения, полагаю. Но если все-таки да, то закрученный вокруг нее нарратив одновременно и акт арт-терапии (модно), и попытка нео/метамодернизма с его героем-художником / героиней-художницей, раздвигающим рамки вселенной за счет своего творческого гения (все еще остро актуально для литературного процесса). С другой стороны, оптика Кафки и/или Беккета для этого текста тоже сработает, но на выходе получится совершенно иная история. Не могу сказать, что чтение «Под синим солнцем» далось мне легко. Но стоило поймать ключевую ниточку, как клубочек начал приветливо разматываться: нарисовался внутренний сюжет, оммажи и аллюзии, персонажи ожили, задвигались, зазеркалили друг друга, проснулся азарт филолога — и стало интересно. Это — тонкая проза, которую, вероятно, нужно смотреть на просвет — как бумагу с водяными знаками. И в то же время это — новогодняя история про поиск и (само)обновление. Как ни поверни — выходит любопытно и соответственно ситуации. #в_книгах
How to create a business channel on Telegram? (Tutorial) fire bomb molotov November 18 Dylan Hollingsworth yau ma tei Each account can create up to 10 public channels The public channel had more than 109,000 subscribers, Judge Hui said. Ng had the power to remove or amend the messages in the channel, but he “allowed them to exist.” Don’t publish new content at nighttime. Since not all users disable notifications for the night, you risk inadvertently disturbing them.
from us
