Сергей Лукьяненко

нциско — это столица геев! А Лос-Анджелес — столица кино!
Нырок с облегчением выдохнул. Кочетов поглядел на него с сочувствием и не стал говорить, что эти множества легко пересекаются.
— В дом, пройдёмте в дом! — потирая руки, воскликнул Сахаровский.
— Может Малкина извлечём? — предложил Ярослав.
— Нет-нет! Испугается! Да вы не волнуйтесь, он сам проберётся, у него и матрасик есть в тёмном углу, и миска с водой. Он очень шустрый...
Оглядываясь всё же на машину, Ярослав и Павел прошли за хозяином по выгоревшей лужайке перед домом. Из травы выглядывали порыжевшие от ржавчины распылители поливальной установки и облупленная гипсовая голова садового гнома.
— Раритет, — небрежно бросил Сахаровский. — С шестидесятых годов прошлого века стоит. Принадлежал Спивену Сти... — он покосился на Павла, — Лэвиду Динчу!
Павел остановился как вкопанный, протянул было руку, чтобы погладить скульптуру — и торопливо отвёл за спину.

В доме оказалось неожиданно холодно и шумно. Гудели кондиционеры, гремела на втором этаже музыка, грохотала на кухне посуда. Дверь вела сразу в здоровенную гостиную с лестницей на второй этаж, что поразило Павла.
— Сеней нет, — сказал он задумчиво. — Зимой весь дом выстудят!
И покачал головой.
— Сёма, это ты? — донесся женский голос. — А гости с тобой?
— Со мной, Настенька! — Сахаровский кинулся на звук. — Тебе помочь, золотко?
— Иди, иди, Фаине Абдулаевне помоги! Уж гостей-то встречу! — из кухни в просторную гостиную вышла женщина.
Нет, не просто женщина. Это была настоящая русская женщина — из тех, что и коня, и горящую избу. Причём неважно, что останавливать, а куда входить. Настенька была крупная, в сарафане и платке. Ей было лет пятьдесят, из-под платка выбивалась пышная белокурая коса, в одной руке она сжимала кухонное полотенце, в другой здоровенный стальной ковш.
Павел как-то неуловимо вытянулся по стойке смирно. Впрочем, Сахаровский сделал то же самое, прежде чем метнуться на кухню. Когда он пробегал мимо жены, та не глядя отвесила ему ниже спины полотенцем. Продюсер игриво захихикал и исчез на кухне, где не переставала греметь посуда.
Настенька внимательно осмотрела гостей, потом отвесила поясной поклон.
— С прибытием в Голливуд, гости дорогие! Намаялись, поди? Иссохлись? Мой-то балабол даже пивка с собой захватить не догадался!
— Иссохлись, — подтвердил Ярослав. Выпитый в дороге ром превратил рот в пещеру Али-Бабы после ограбления, пустую и засыпанную сухим песком.
— Ну-ка, испейте! — Настя, тяжело шагая приблизилась и поднесла им ковш. Павел ловко перехватил его и пробормотал:
— Первым обязан, служба...
И сделал несколько больших глотков.
— Морсик клюквенный, — ласково сказала Настя. — У них тут клюква — с райское яблочко размером. Я уж из неё и наливочку, и морсик, и пирожочки...
— А вы хорошая хозяйка, — похвалил Павел. — Чем помочь-то?
Настя замахала руками.
— Стой, стой... Гость помогать не должен, гость в доме — радость. У нас прислуга есть, Фаина Абдулаевна. Хороший мужик, работящий.
— Мужик? —

👍27🔥7👏3

www.tgoop.com/lukyanenko_post/290

1.11K viewsMar 8, 2024 at 14:47

нциско — это столица геев! А Лос-Анджелес — столица кино!
Нырок с облегчением выдохнул. Кочетов поглядел на него с сочувствием и не стал говорить, что эти множества легко пересекаются.
— В дом, пройдёмте в дом! — потирая руки, воскликнул Сахаровский.
— Может Малкина извлечём? — предложил Ярослав.
— Нет-нет! Испугается! Да вы не волнуйтесь, он сам проберётся, у него и матрасик есть в тёмном углу, и миска с водой. Он очень шустрый...
Оглядываясь всё же на машину, Ярослав и Павел прошли за хозяином по выгоревшей лужайке перед домом. Из травы выглядывали порыжевшие от ржавчины распылители поливальной установки и облупленная гипсовая голова садового гнома.
— Раритет, — небрежно бросил Сахаровский. — С шестидесятых годов прошлого века стоит. Принадлежал Спивену Сти... — он покосился на Павла, — Лэвиду Динчу!
Павел остановился как вкопанный, протянул было руку, чтобы погладить скульптуру — и торопливо отвёл за спину.

В доме оказалось неожиданно холодно и шумно. Гудели кондиционеры, гремела на втором этаже музыка, грохотала на кухне посуда. Дверь вела сразу в здоровенную гостиную с лестницей на второй этаж, что поразило Павла.
— Сеней нет, — сказал он задумчиво. — Зимой весь дом выстудят!
И покачал головой.
— Сёма, это ты? — донесся женский голос. — А гости с тобой?
— Со мной, Настенька! — Сахаровский кинулся на звук. — Тебе помочь, золотко?
— Иди, иди, Фаине Абдулаевне помоги! Уж гостей-то встречу! — из кухни в просторную гостиную вышла женщина.
Нет, не просто женщина. Это была настоящая русская женщина — из тех, что и коня, и горящую избу. Причём неважно, что останавливать, а куда входить. Настенька была крупная, в сарафане и платке. Ей было лет пятьдесят, из-под платка выбивалась пышная белокурая коса, в одной руке она сжимала кухонное полотенце, в другой здоровенный стальной ковш.
Павел как-то неуловимо вытянулся по стойке смирно. Впрочем, Сахаровский сделал то же самое, прежде чем метнуться на кухню. Когда он пробегал мимо жены, та не глядя отвесила ему ниже спины полотенцем. Продюсер игриво захихикал и исчез на кухне, где не переставала греметь посуда.
Настенька внимательно осмотрела гостей, потом отвесила поясной поклон.
— С прибытием в Голливуд, гости дорогие! Намаялись, поди? Иссохлись? Мой-то балабол даже пивка с собой захватить не догадался!
— Иссохлись, — подтвердил Ярослав. Выпитый в дороге ром превратил рот в пещеру Али-Бабы после ограбления, пустую и засыпанную сухим песком.
— Ну-ка, испейте! — Настя, тяжело шагая приблизилась и поднесла им ковш. Павел ловко перехватил его и пробормотал:
— Первым обязан, служба...
И сделал несколько больших глотков.
— Морсик клюквенный, — ласково сказала Настя. — У них тут клюква — с райское яблочко размером. Я уж из неё и наливочку, и морсик, и пирожочки...
— А вы хорошая хозяйка, — похвалил Павел. — Чем помочь-то?
Настя замахала руками.
— Стой, стой... Гость помогать не должен, гость в доме — радость. У нас прислуга есть, Фаина Абдулаевна. Хороший мужик, работящий.
— Мужик? —

BY Сергей Лукьяненко