tgoop.com/ktotut3/2027
Last Update:
«Дуа за неверного», Егана Яшар кзы Джаббарова, издательство «Новое литературное обозрение».
Егана - поэтесса, критик, филолог. Родилась в семье выходцев из Азербайджана в 1992 году в Екатеринбурге. Окончила филологический факультет УГГУ, кандидат филологических наук. Преподает русский как иностранный.
Книга «Дуа за неверного» (дуа – это мусульманская молитва) написана в популярном сейчас жанре автофикшн. В младшем школьном возрасте Егана узнает про существование старшего сводного брата Сергея, которого отец скрывал от семьи, мальчик появился на свет до отношений родителей Еганы, рожден русской, отец азербайджанец. Серега – полукровка, между мирами, национальностями, активно продвигающий себя русского, отрицающий восточные корни.
Эта книга – свой способ автора прочитать своеобразную молитву за Сергея (хотя в самом конце это именно что молитва, только смешанная – мусульманско-православная), рассказать его историю, а через него и историю всей России.
Это роман-молитва, роман-исповедь. Егана горько размышляет о своих ровесниках, их жизни, привычках, устремлениях, отсутствии цели.
В тексте много отсылок на строки современных поэтов, упоминает Егана и моего любимого уральского поэта из Екатеринбурга Бориса Рыжего, который сейчас лежит на одном с Сергеем кладбище. Обоих сгубил алкоголь.
«Эмалированное судно
Окошко, тумбочка, кровать
Жить тяжело и неуютно
Зато уютно умирать
И тихо капает из крана
И жизнь растрёпана, как блядь
Выходит как бы из тумана
И видит: тумбочка, кровать».
Б. Рыжий
Я могу судить о книге и стиле изложения только и сугубо через собственную призму, основываясь на опыте мною прочитанного и услышанного.
У автора негромкий, но мощный голос. Описания точные, хлесткие, порой неудобные, но залезают мне под кожу и заставляют задуматься. Порой слишком хтонь, а порой согласна с каждым словом. Вот такую литературу я бы рекомендовала и продвигала.
Читайте, это на мой скромный взгляд, очень качественно написано. Такая важная проза нынешних тридцатилетних.
И несколько цитат:
«…платил не за куски ткани, а за это сладкое, окутывающее с головы до ног чувство другой жизни».
«Он не умел любить без кулаков, любить словами, любить объятиями — он рос в мире, где всякий мужчина обязан был отрастить могучие кулаки, а всякая женщина — живот в священном браке».
«Мы были рады говорить друг с другом, но говорили не в глубину, словно скользили по поверхности жизни, слегка касаясь бугорков: беседа была обозначена пунктиром, как белым мелом вокруг пустоты».
«Мир для Сереги был острой заточкой, местом, всегда способным дать под дых, избить в подворотне, испинать во дворе, порезать телесную плоть розочкой из бутылки. Он выпивал очередную «сиську» пива, упоенно высасывал из нее все до последней капли, как живительное материнское молоко. Горькое, пенное молоко, после которого он растекался по старому пружинистому дивану. Металлические пружинки выбивались из-под подушки, как кудряшки первоклассницы, впивались в его голую белую спину с россыпью по-странному расположенных родинок. Комната была похожа на плацкарт поезда со случайными собутыльниками, запахом табака и чужого, всегда резкого пота. Мир забивал ему стрелку каждое утро, задача была простая: дать миру сдачу, да посильнее. Поиметь с этого странного места как можно больше. Но пока получалось наоборот».
«… сути, все, что остается от человека, — это три слова и шестнадцать цифр».
«Четыре года назад его могила была последней — дальше тянулось пустое поле ярко-оранжевой земли и сосновый лес. Сейчас это было похоже на густонаселенный район города, каждый миллиметр которого приватизирован мертвецами».
«Наша жизнь была похожа на разобранный пазл, где понятно только одно: тебе уже тридцать, а твое тело больше не способно на то, на что было способно десять лет назад. Ты уже снял пробу со слова «жизнь»: работал не первую работу, строил не первые отношения, пережил не одно разочарование, чтобы обнаружить, что надо снова начать что-то делать».
BY Про жизнь и книги
Share with your friend now:
tgoop.com/ktotut3/2027