Знать, что твоя мать могла свободно носить своё имя — это наследие. Я хочу передать наследие свободы, а не наследие страха.

Автобиографичная история о детстве в Москве в ранние 90-е, эмиграции во Францию и борьбе за право носить родное имя Полина — об этом и многом другом в романе Полины Панасенко «Язык за зубами».

Начинается книга слушанием в суде. Уже взрослая Полина хочет поменять свое франсифицированное имя Полин, которое ей подарило государство, на данное при рождении — Полина. Эта сцена открывает долгий путь борьбы с бюрократией и непониманием администрации, зачем ей эта «а» на конце, если она хочет жить во французском обществе.

Я же хочу носить то имя, которое получила при рождении. Не скрывать, не маскировать, не изменять его. И не бояться. Я хочу сделать во Франции то, что моя бабушка не смогла сделать в Советском Союзе.

Подобно тому как героиня разрывается между московской дачей у бабушки и дедушки и квартирой в Сент-Этьене, текст скачет между прошлым и настоящим, между взрослой пока еще Полин и маленькой Полиной. После эмиграции семьи в 93-м девочка погружается в постоянную дихотомию между «тутошним» и «тамошним». Как и во многих эмигрантских текстах, героиня претерпевает кризис идентичности, отраженный в отчаянном стремлении сохранить все русское, что в ней успело накопиться. Также это выражается в постоянном возвращении мыслями к тому самому дому детства — важному образу в эмигрантской литературе. О детстве и родителях мамы героиня всегда вспоминает с теплом, несмотря на то, что ее увезли из жизни, в которой банка горошка была только на праздник и по выдаче, в жизнь, когда от вида мяса уже тошнило и можно было перейти к креветкам и авокадо.

Отдельное внимание в книге уделено языку. Русскому, который был с ней всегда, который определяет ее саму, является связью с дедушкой и бабушкой. И французскому — языку, который не без боли и труда прорастает в героине с переездом.

Язык — неотъемлемый элемент идентичности каждого, он влияет на ход мыслей и их выражение. Привычно думать, что детям выучить язык другой страны проще простого, что они легко вливаются в новую культуру и ассимилируются. Но на самом деле, для ребенка это такой же шок, который может вызвать отторжение, неприятие и чувство безысходности, что все кругом разговаривают звуками, а не понятными словами. Мне было одновременно смешно и умилительно читать, что испытала юная Полина, когда ее бросили в море французского языка без нарукавников.

Я пока даже не понимаю, что это вообще такое. Вроде бы, если я скажу сава?, то я спрошу у собеседника, как у него дела. А если я скажу сава!, то он поймёт, что у меня самой дела отлично. Я не понимаю почему.
В Москве «сава» — это птица. Я не понимаю, почему здесь люди обмениваются новостями через сову.

История Полины полна рефлексии о настоящем, воспоминаний из детства, поиска себя и шажочков на ощупь. В ней идеальной пропорцией смешались юмор, трогательный и наивный взгляд ребенка, болезненное проживание героиней утрат — она теряет не только связь с родной страной, но и родных людей. Думаю, что эту книгу я добавлю в список лучших этого года.

По дороге в аэропорт я пытаюсь представить себе нашу опустевшую квартиру. Она, наверное, похожа на покрытый снегом лес, тихая, неподвижная, застывшая в зимней спячке. В ожидании весны нашего возвращения. Я думаю о Тобике на пианино и о бабушке с дедушкой.
Затем вокруг появляются сплошные эскалаторы, стеклянные двери и коридоры.

У «Сноба» также вышло интервью с писательницей, в котором она среди прочего упоминает «Семейный лексикон» как важный текст о семье и весомости слов — я уже смотрю в его сторону. От себя могу посоветовать роман «Валсарб», который во многом перекликается с обеими книгами.

📇 @livebooks

#читаю