1. Художник круга Огюста Гейна. Репетиция, конец XIX века
2. Хуго Кауфман. Хорошая партия, конец XIX века
3. Эдуард Риттер. Гадалка, 1850
4. Феликс Шлезингер. Волшебник, конец XIX века
5. Адольф Эберле. Кормление собак, вторая половина XIX века
6. Генри Роберт Робертсон. Портрет девочки с куклой, вторая половина XIX века
7. Неизвестный художник Голландской школы. Алкмарский альманах Хим Костера, ок. 1700
8. Дэвид Джеферсон. Старый альманах, 1886
9. Якобус Плассхарт. Тромплёй с документами и альманахами, 1764
10. Эверт Кольер. Натюрморт с альманахом, начало XVIII века
2. Хуго Кауфман. Хорошая партия, конец XIX века
3. Эдуард Риттер. Гадалка, 1850
4. Феликс Шлезингер. Волшебник, конец XIX века
5. Адольф Эберле. Кормление собак, вторая половина XIX века
6. Генри Роберт Робертсон. Портрет девочки с куклой, вторая половина XIX века
7. Неизвестный художник Голландской школы. Алкмарский альманах Хим Костера, ок. 1700
8. Дэвид Джеферсон. Старый альманах, 1886
9. Якобус Плассхарт. Тромплёй с документами и альманахами, 1764
10. Эверт Кольер. Натюрморт с альманахом, начало XVIII века
КОЧУЮЩАЯ ДЕТАЛЬ
11 мая родился американский художник Ральф Эрл (1751–1801). Подобно многим колониальным мастерам, он был самоучкой и странствующим живописцем.
Работа вне мастерской требовала оперативного создания необходимого антуража при наличии минимального и притом компактного реквизита. Не удивительно, что многочисленные портреты кисти Эрла – яркие примеры использования книги как «кочующей» детали, «бродячей» вещи. Шаблонные, неотличимые друг от друга изображения томов и библиотечных полок органично вписывались в любые интерьеры, добавляя образам портретируемых солидности, респектабельности, интеллектуального шика.
С распространением фотографии столь же непринуждённо и незатратно с помощью книг акцентировались стремление к знаниям, утончённость вкусов, приверженность литературной моде. Владельцы фотоателье специально приобретали для этого изящно оформленные поэтические томики и внушительные научные фолианты. Книга также служила средством придания естественности скованным, неуклюжим или чересчур застенчивым заказчикам фотопортретов.
С той же целью как художники, так затем и фотографы заказывали в переплётных мастерских и на картонажных фабриках муляжи книг. Роль бутафорских нередко выполняли настоящие тома, скупаемые оптом в букинистических лавках и на рыночных развалах.
11 мая родился американский художник Ральф Эрл (1751–1801). Подобно многим колониальным мастерам, он был самоучкой и странствующим живописцем.
Работа вне мастерской требовала оперативного создания необходимого антуража при наличии минимального и притом компактного реквизита. Не удивительно, что многочисленные портреты кисти Эрла – яркие примеры использования книги как «кочующей» детали, «бродячей» вещи. Шаблонные, неотличимые друг от друга изображения томов и библиотечных полок органично вписывались в любые интерьеры, добавляя образам портретируемых солидности, респектабельности, интеллектуального шика.
С распространением фотографии столь же непринуждённо и незатратно с помощью книг акцентировались стремление к знаниям, утончённость вкусов, приверженность литературной моде. Владельцы фотоателье специально приобретали для этого изящно оформленные поэтические томики и внушительные научные фолианты. Книга также служила средством придания естественности скованным, неуклюжим или чересчур застенчивым заказчикам фотопортретов.
С той же целью как художники, так затем и фотографы заказывали в переплётных мастерских и на картонажных фабриках муляжи книг. Роль бутафорских нередко выполняли настоящие тома, скупаемые оптом в букинистических лавках и на рыночных развалах.
1. Портрет доктора Мейсона Фитча Когсуэлла, 1791
2. Портрет полковника Бенджамина Толмеджа с сыном Уильямом, 1790
3. Портрет Генриетты Луард, 1783
4. Портрет торговца тканями Элайджа Бордмана, 1789
5. Портрет Ноя Смита, ок. 1880
6. Портрет преподобного Неемии Стронга, 1790
7. Портрет Эзры Л'Оммедье, 1792
8. Портрет Оливера и Эбигейл Эллсворт (1792)
9. Портрет Шермана Бордмана, 1796
10. Портрет часовщика из Коннектикута, ок. 1800
2. Портрет полковника Бенджамина Толмеджа с сыном Уильямом, 1790
3. Портрет Генриетты Луард, 1783
4. Портрет торговца тканями Элайджа Бордмана, 1789
5. Портрет Ноя Смита, ок. 1880
6. Портрет преподобного Неемии Стронга, 1790
7. Портрет Эзры Л'Оммедье, 1792
8. Портрет Оливера и Эбигейл Эллсворт (1792)
9. Портрет Шермана Бордмана, 1796
10. Портрет часовщика из Коннектикута, ок. 1800
«ЗЕРЦАЛА СВЯТОСТИ»
Зеркало издавна использовалось в живописи как аллегорическая и символическая деталь. Вспомним, что и Книга в библейской иконографии трактуется как «зерцало святости», а в светских контекстах – как «зеркало жизни». Запечатлённое в красках зеркальное отражение книги обнаруживало её особый статус в культуре.
Наиболее системно это образное представление воплощено в произведениях живописи XV – начала XVI вв. с изображением выпуклого (конвексного) зеркала. Чаще всего это вариации рекурсивной художественной техники мизанабим («картина на картине»).
Один из таких удвоенных томов присутствует на левой панели алтаря Верля кисти Робера Кампена [ил. 1–2]. Мы видим Иоанна Крестителя с лежащим на фолианте ягненком. Зеркальное отражение книги может символизировать пророчества Иоанна, а также самого Христа как Зеркала Мира.
Шедевр Ханса Мемлинга представляет Богоматерь сидящей на низком табурете с Младенцем на руках [3–4]. На пюпитре раскрыта книга, которую мы видим только в круглом зеркале, едва заметном в полумраке комнаты. Зеркало акцентирует двуплановость книги: её присутствие сразу в двух мирах – вещном и сакральном.
Отражение книги уводит взгляд зрителя к солнечным просторам Фландрии и дальше – к горизонту мироздания…
Отзеркаленный образ книги находим и на картине Квентина Массейса «Меняла с женой» [5–6]. Согласно самой популярной трактовке этого знаменитого полотна, священная книга как духовное богатство противопоставлена материальным ценностям. Жена менялы отвлеклась от часослова, чтобы взглянуть на рассыпанные по столу монеты. Прямое значение образа книги (душеспасительное чтение) сопряжено с аллегорическим напоминанием о тщетности земных благ и осуждением стяжательства.
Однако при внимательном рассмотрении раскрывается более тонкий смысл картины. Чётки и графин с водой – символы чистоты Пресвятой Девы, изображённой на развороте часослова. И осуждение замещается увещеванием: заботы о благосостоянии должны уравновешиваться духовными стремлениями.
Наглядная их иллюстрация – отражение в выпуклом зеркальце фигуры монаха, погружённого в благочестивое чтение.
Так книга обнаруживает свою сущностную двойственность – между вещностью и вечностью.
Зеркало издавна использовалось в живописи как аллегорическая и символическая деталь. Вспомним, что и Книга в библейской иконографии трактуется как «зерцало святости», а в светских контекстах – как «зеркало жизни». Запечатлённое в красках зеркальное отражение книги обнаруживало её особый статус в культуре.
Наиболее системно это образное представление воплощено в произведениях живописи XV – начала XVI вв. с изображением выпуклого (конвексного) зеркала. Чаще всего это вариации рекурсивной художественной техники мизанабим («картина на картине»).
Один из таких удвоенных томов присутствует на левой панели алтаря Верля кисти Робера Кампена [ил. 1–2]. Мы видим Иоанна Крестителя с лежащим на фолианте ягненком. Зеркальное отражение книги может символизировать пророчества Иоанна, а также самого Христа как Зеркала Мира.
Шедевр Ханса Мемлинга представляет Богоматерь сидящей на низком табурете с Младенцем на руках [3–4]. На пюпитре раскрыта книга, которую мы видим только в круглом зеркале, едва заметном в полумраке комнаты. Зеркало акцентирует двуплановость книги: её присутствие сразу в двух мирах – вещном и сакральном.
Отражение книги уводит взгляд зрителя к солнечным просторам Фландрии и дальше – к горизонту мироздания…
Отзеркаленный образ книги находим и на картине Квентина Массейса «Меняла с женой» [5–6]. Согласно самой популярной трактовке этого знаменитого полотна, священная книга как духовное богатство противопоставлена материальным ценностям. Жена менялы отвлеклась от часослова, чтобы взглянуть на рассыпанные по столу монеты. Прямое значение образа книги (душеспасительное чтение) сопряжено с аллегорическим напоминанием о тщетности земных благ и осуждением стяжательства.
Однако при внимательном рассмотрении раскрывается более тонкий смысл картины. Чётки и графин с водой – символы чистоты Пресвятой Девы, изображённой на развороте часослова. И осуждение замещается увещеванием: заботы о благосостоянии должны уравновешиваться духовными стремлениями.
Наглядная их иллюстрация – отражение в выпуклом зеркальце фигуры монаха, погружённого в благочестивое чтение.
Так книга обнаруживает свою сущностную двойственность – между вещностью и вечностью.
1–2. Робер Кампен. Иоанн Креститель и донатор Генрих фон Верль, левая створка алтаря, 1438
3–4. Ханс Мемлинг. Диптих Мартена ван Ньювенхове, фрагменты левой створки, 1487
5–6. Квентин Массейс. Меняла с женой, 1514
3–4. Ханс Мемлинг. Диптих Мартена ван Ньювенхове, фрагменты левой створки, 1487
5–6. Квентин Массейс. Меняла с женой, 1514