Это означает, что из 23 616 детей около 23 тысяч остаются фактически без образования. Они не получают даже базовых знаний. И это только официально подавшие документы. Сколько детей мигрантов не зарегистрированы вообще и даже не пытались поступать в школу — неизвестно.

Можно сколько угодно обсуждать глобальные миграционные проблемы, которые действительно нужно решать, но есть и конкретный факт: десятки тысяч детей находятся вне системы образования. Они не учат русский, не получают базовых навыков и живут в параллельной среде. Это пугает, потому что такие дети всё равно взаимодействуют с русскими школьниками, что приводит к постоянным конфликтам.

Председатель Госдумы Вячеслав Володин отметил, что требование знания русского языка сократило число детей-иностранцев в школах. Но, с другой стороны, возникает вопрос: куда делись те, кто не справился? Они остаются на улице — это «палка о двух концах».

Для решения проблемы предложено создание курсов русского языка и специальных классов при школах. Это позволит интегрировать детей мигрантов в российскую реальность. Есть аналогия с подготовительными курсами для иностранных студентов перед поступлением в вузы: год изучения языка и базовых дисциплин, после чего экзамены и полноценное обучение.

Таким образом, задача стоит не только в том, чтобы дать детям мигрантов образование, но и интегрировать их в российское общество. Их нужно «перепрошивать», давать им понимание российской культуры, истории и языка.

Пока дети не учатся в российских школах, они воспитываются в семейной среде, где нередко формируются радикальные установки. Это не вопрос исламизации, а именно арабизации и радикализации. Примером служит массовое ношение девочками черных хиджабов, что не является традицией их родных стран, где национальные костюмы яркие и красочные. Это привнесённая практика, которая может привести к серьезным проблемам в России.

Если подходить к вопросу радикально, то, возможно, микрокредиты вообще стоит запретить. И смотреть вглубь — по каким причинам, какие семьи и в чем именно нуждаются. Вместо этого проще было бы вводить различные формы адресной помощи, которые позволяли бы людям получать поддержку от государства, в том числе на питание.

Можно возразить: «Что же мы будем, как в Америке, выдавать бесплатную еду для неимущих?» Но между микрокредитами и бесплатной помощью я бы выбрал второе. Или хотя бы адресную финансовую поддержку в небольших объемах — примерно в тех, которые выдавал основатель микрофинансовых программ в Индии. Потому что выбраться из микрозаймов почти невозможно.

Взяв кредит у микрофинансовой организации, человек попадает в ловушку: каждый день капают проценты, превращая долг в непосильную ношу. Да, можно объявить личное банкротство — по закону это разрешено, но только раз в несколько лет. После этого человек временно теряет право брать кредиты. Возможно, этим стоит пользоваться, но процедура сложная и ограничивает будущие возможности.

Сегодня мы столкнулись с неприятной ситуацией: у многих людей по два-три кредита — банковские, потребительские, кредитные карты, задолженности.

При этом у банков нет проблем с контролем. Вся система цифровизирована, финтех в России — один из самых продвинутых в мире. Даже в Европе и США это работает хуже. Китай, при всей своей системе слежения, не способен так эффективно отслеживать транзакции.

Банк сегодня может остановить любые траты клиента, если сочтет нужным. Многие сталкивались с ситуацией, когда штраф за нарушение ПДД автоматически списывался с карты, без участия клиента: решение суда уже вынесено, а деньги списаны.

Так что у банков нет проблемы с регулированием или отслеживанием платежей. Возникает вопрос — зачем тогда нужны микрофинансовые организации? Видимо, просто не придумали другого способа закрыть потребности людей в небольших суммах. Но при этом никто не решается сделать проценты по займам разумными, как задумывал индийский идеолог микрокредитования. Почему ставка в 100–160% годовых? Почему бы не снижать ее хотя бы на 5% ежегодно? Это непонятно.

Есть проблема. В России традиционно низкая мобильность населения. Если в США человек может сесть в машину и переехать из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, то в России переезды — редкость. Из Сибири в европейскую часть страны — еще возможно, но наоборот почти нет.

Из Москвы в новые регионы на постоянное место жительства уезжают единицы. Люди привязаны к большим городам и их благам. Это неплохо — это особенность нашей культуры. Но именно низкая мобильность ограничивает возможности подобных «строек века».

Поэтому, когда государство запускает масштабные проекты, бизнесу часто проще привезти рабочих из Бангладеш, КНДР или Кубы, чем искать людей внутри страны. Если за этим специально не следить, это и будет происходить.

Хотя идея «строек века» — прекрасная. Такие проекты могут стать и способом заработать, и шансом развить новые территории. Главное — чтобы все делалось качественно. Ведь деньги выделяются железно и четко, а с точки зрения репутации для страны крайне важно, чтобы результат был достойным.