​​Генерал Шарль Манжен - особистість, без якої не можна згадувати Західний фронт Великої війни.

Манжен здобув великий бойовий досвід ще задовго до німецького вторгнення, воюючи в колоніях, де проявив себе як здібний офіцер і "людина війни". В 1912 році полковник Манжен на чолі 5 тисяч солдат, 80% з яких були туземні війська, захопив марокканське місто Марракеш.

Незадовго до Великої війни Манжен написав книгу "La force Noire" (Чорна сила), в якій обґрунтував необхідність мобілізації населення Чорної Африки у французьку армію для війни в Європі.

Коли розпочався німецький наступ на Верден, 2-га французька армія, в яку входила дивізія Манжена, була перекинута на цю ділянку фронту, і саме дивізія Манжена стала перед фортом Дуомон. Французькі позиції знаходились в низині відносно форту і дуже потерпали від німецьких обстрілів, тому найпершою задачею новоприбулих військ стало відбиття форту. В кінці квітня 1916 Манжен очолив корпус і отримав задачу взяти Дуомон. 22 травня, після семиденної артпідготовки, 2 дивізії Манжена перейшли у наступ, який мав катастрофічні наслідки - французам не вдалось ні подавити німецьку артилерію, ні відсікти вогнем ворожі резерви. З 12 тисяч солдат, що брали участь в атаці, вціліла лише половина. В ході бою під обстріл потрапив і командний пункт Манжена, на якому було вбито і поранено кількох офіцерів.

В одному з листів додому Манжен констатував реалії Вердена: "Що б ти не робив, ти втрачаєш багато людей".

В жовтні 1916 саме Манжен очолив фінальну контратаку французьких військ на Дуомон, до якої готувались кілька місяців. За час Верденської м'ясорубки Дуомон набув сакрального значення для всієї Франції і його взяття святкувалось як одна з головних подій війни. Манжен заслужив репутацію героя, яка була підкріплена дійсним військовим досягненням. В грудні 1916 тактична група Манжена провела ще одну наступальну операцію, яку прийнято вважати кінцем Верденської битви, коли німецькі війська були відкинуті на початкові рубежі.

В квітні 1917, під час проведення Наступу Нівеля, який обіцяв бути вирішальною битвою всієї війни, Манжен командував 6-ю армією, яка наносила один з головних ударів при Chemin des Dames. Протягом трьох тижнів армія Манжена штурмувала Краонське плато, виконуючи наказ верховного командування прорвати фронт на цій ділянці за будь-яку ціну. Через шалені втрати, відсутність заміни і нові накази про повтор атаки в одному і тому ж самому місці, в деяких дивізіях 6-ї армії почалась масова відмова піхотинців виконувати накази. Дуже швидко протест переріс в масовий заколот, який охопив всю французьку армію - по всій лінії фронту солдати масово відмовлялись воювати, що поставило Францію на межі революції в розпал війни. Головнокомандувач Нівель і його найближчий соратник Манжен були позбавлені посад. З цих пір за Манженом закріпилась репутація м'ясника - після Chemin des Dames його ніяк інакше не називали ні в газетах, ні в книжках. Зокрема, Манжена звинувачували в тому, що він використовував темношкірих солдат як м'ясний щит.

Довгий час діяльність Манжена розслідувала спеціальна комісія, створена урядом для визначення винних в провалі "Наступу Нівеля", але влітку, коли німці в ході свого грандіозного наступу німці небезпечно наблизились до французької столиц, Шарля Манжена згадали як фахівця з наступальних дій і довірили йому командувати новосформованою 10-ю армією - ударним з'єднанням, яке мало відновити положення.

18 липня 1918 Шарль Манжен провів одну з найбільш незвичних і вражаючих операцій війни, коли його 10-та армія вдарила у фланг німецьким військам під Суасоном, розпочавши наступ по всьому фронту без жодного артилерійського пострілу. Замисел Манжена вдався - завдяки ефекту несподіванки німецькі війська були відкинуті на кілька кілометрів і були змушені евакуювати свій плацдарм через Марну через загрозу оточення. З серпня 1918 армія Манжена грала одну з головних ролей у Стоденному наступі Антанти, який закінчився виходом на французький державний кордон.

"Двічі я стояв і переміг на Марні. Брати цивільні, прихований наступ "білого миру" завдасть вам удару; як і я, ви повинні стояти твердо. Будьте сильними і розумними. Остерігайтесь лицемірства бошей".

Французький плакат 1918 року.

#ПСВ #Франція

​​Після захоплення села Пашендейл в листопаді 1917, фельдмаршал Дуглас Хейг почав підготовку до нової наступальної кампанії у Фландрії. Хейг до останнього вірив, що його стратегія постійних ударів смертельно виснажує німецьку армію, і ще одного наступу по типу Третьої битви на Іпрі вона вже не витримає.

Хейг планував розпочати Четверту битву на Іпрі в першій половині 1918 року, для чого зробив запит до військового міністерство на 400 тисяч новобранців. Але на цей раз його військовий план зустрів спротив політичного керівництва. Військовий міністр Девід Ллойл-Джордж не приховував своєї антипатії до Хейга, називав його м'ясником і казав, що скільки Хейгу не дай людей, він їх всіх вб'є в безглуздих атаках. Репутація Хейга дуже постраждала після Третього Іпра - попри витрату десятків мільйонів снарядів і сотень тисяч життів, за 4 місяці було досягнуто лише просування у 7 миль, проголошена мета захопити німецькі морські бази у Фландрії не була здійснена навіть близько. Ллойл-Джордж звинувачував Хейга і Начальника генерального штабу Великобританії генерала Робертсона в брехні уряду щодо дійсних стан справ на полі бою і заниженні втрат впродовж минулого наступу. В результаті, з 400 000 поповнень, які просив Хейг, він отримав не більше 100 000. На початку 1918 Хейг був змушений розформувати 5 новосформованих дивізій, для яких не набралось людей, і розподілити тих, хто лишився, між іншими підрозділами.

21 березня 1918 року розпочався грандіозний німецький наступ, який переріс в найбільшу сухопутну битву війни. Основною ціллю німецького удару виявились саме Британські експедиційні сили, які вступили у нову кампанію недоукомплектованими і по більшій мірі виснаженими.

В квітні 1918 ті рубежі під Пашендейлом, за які йшла боротьба кілька місяців, будуть втрачені за пару тижнів.

На фото: британський солдат споглядає пейзажі поблизу Пашендейла в лютому 1918.

#ПСВ

​​"Решающее значение получил тот факт, что полюс лучших людей в течение войны почти целиком лег на полях сражений.

Вспомним в самом деле, каких гигантских жертв потребовала война именно от этих героических элементов, которых обычно средние люди заметить не могут. Добровольцы – на фронт! Добровольцы – в наиболее опасные патрули! Добровольцы – в разведчики! Добровольцы – на трудную телефонную службу! Добровольцы – в колонну для наводки мостов! Добровольцы – на подводные лодки! Добровольцы – в авиацию! Добровольцы – в штурмовые батальоны! И т.д. и т.д. Тысячи и тысячи раз в течение четырех с половиной лет войны раздавались эти призывы по разным поводам. И всегда мы могли наблюдать одну и ту же картину: на такие призывы откликались безусые юноши или зрелые люди из числа только тех героически настроенных немцев, которые забыли все личные интересы и, полные горячей любви к отечеству, в любую минуту готовы были отдать свою жизнь. Десятками, сотнями тысяч гибли эти лучшие люди во время войны. Вот почему эта лучшая человеческая прослойка неизбежно становилась все тоньше и тоньше. Те, кто не погиб, были искалечены. Немногочисленный круг уцелевших не мог уже удовлетворительно выполнять свою социальную функцию. Чего стоит один тот факт, что в 1914 г. у нас вербовались целые армии из числа добровольцев? А ведь большинство из них погибло и не могло не погибнуть, так как благодаря преступной бессовестности наших парламентских невежд эти люди не имели достаточной довоенной подготовки и неизбежно стали поэтому простым пушечным мясом. В тогдашних фландрских боях пало (или было искалечено) добрых 400 тысяч человек, и заменить этот лучший слой людей у нас было некем.

Потерю этих людей нельзя исчислять только арифметически. Их гибель уже достаточно чувствительно нарушила равновесие. Полюс худших элементов нации неизбежно стал перевешивать. Низость, трусость и подлость неизбежно стали брать верх. К этому надо прибавить еще следующее. Дело было не только в том, что на полях битв массами погибали лучшие люди. Беда заключалась еще и в том, что в это же самое время в тылу самым старательным образом консервировались именно самые худшие элементы. На каждого героя добровольца, смело и бесстрашно шедшего, навстречу патриотической смерти, приходилось по меньшей мере по одному «герою» тыла, убегавшему от смерти и сохранявшему свою драгоценную жизнь для «пользы» родины.

Разложение армии конечно происходило всюду – без этого ноябрьская революция не могла удаться. Но тем не менее главным носителем идеи революции и главным виновником разложения армии был не фронтовик. Эту «работу» выполнили главным образом негодяи местных гарнизонов или те субъекты, которые вообще сумели изобразить себя «незаменимыми» и спрятаться где-нибудь в тылу на хозяйственной работе. Соответствующие «дополнения» эти банды получали еще за счет дезертиров. С фронтов в это время дезертировали в тыл десятки тысяч людей, оставаясь при этом почти совершенно безнаказанными."

(с) Зі спогадів єфрейтора 16 Баварського резервного полку про кінець Великої війни

#ПСВ #історія #війна

Дзвони храму Гіон
Звучать мінливістю всіх діянь

Колір квітучого дерева свідчить -
Що квітне - зав'яне

Гордість деяких недовга
Як сон весняної ночі

Жорстокі, не знаючі страху
Нині розвіяні, як пил на вітру

(с) вступні строфи до "Повісті про дім Тайра" (Хейке Моногатарі, 1330 рік)

#головне

"Война вспыхнула, когда авиация была еще в пеленках. Весьма немногие верили в нее, и эти весьма немногие не только не имели голоса в верховном совете, но, напротив, считались фанатиками и безумцами. Высшие военные руководители втянутых в борьбу государств не верили в авиацию; хуже того, большинство из них даже не знало, что такое она собой представляет.

Авиация приняла участие в войне больше благодаря терпимости, чем вследствие убежденности; больше из почтения к общественному мнению, которое было прозорливее военно-технических авторитетов, чем вследствие убеждения, что она может на что-нибудь годится.

Она была полностью предоставлена самой себе: с ней обращались как со службой второстепенного значения, а в Италии одно время она была передана в подчинение главному интендантству! И штабы не замечали ее до тех пор, пока на расположение главных квартир не начали падать бомбы.

Каким же в этих условиях могло быть применение этого новейшего оружия? Очевидно, эмпирическим и отвечающим частным и разрозненным, т. е. вспомогательным, целям.

Все то, что авиация сделала во время войны, она сделала благодаря заслугам и по инициативе своего доблестного личного состава, несмотря, на действия высшего военного начальства, а иногда и вопреки им."

//Джулио Дуэ, "Господство в воздухе"//

#війна #книги #ПСВ

​​"Южнее Орла, у станции Становой Колодезь, 8-9 (21-22) октября 1919 начались упорные, кровопролитные бои: собранная воедино Корниловская ударная дивизия бросалась в повторные лобовые атаки и несла страшные потери. О знаменитых \"психических\" атаках вспоминал командир бригады Червонных казаков Ф.В. Попов: \"За первой колонной в двадцати шагах шла вторая, затем третья, четвертая и пятая. Ряды корниловцев сомкнулись, плечом к плечу они шли стеной на нас. Сзади каждой колонны в затылок шагали командиры, в высоко поднятой руке они держали шашки, а другой направляли наганы в спины идущей впереди них шеренги.
Опять отчетливо были видны белые ударники в черных папахах и черных шинелях с нашитым на левом рукаве изображением черепа... цепи корниловской пехоты неудержимо двигались вперед. Уже был слышен мерный шаг ударников. И опять в тишине раздалась команда. Вслед за ней из наших окопов последовали один за другим три залпа, застучали пулеметы. Поредевшие колонны ударников дрогнули, сломали линию, но в спину им шли следующие ряды, подпирающие их штыками. Изредка, в промежутках между залпами красных, раздавался одиночный стук наганов. Это командиры белых пристреливали своих отступающих ударников."

"Впервые нам пришлось столкнуться с красными у Амидбаево. Здесь произошел бой очень удачный для нас. Нам дали какую-то казачью батарею (2 пушки), и мы пошли в наступление. Мы пошли в лоб, а в обход левого фланга красных пустили сотню уральцев. С трудом подвезли мы свои орудия и установили их на позицию. Солдаты наши вязли в снегу. Красные сделали себе окопчики из снега и ждали нас. Капитан Серебров отдал приказание не стрелять и идти молча, “ура” тоже не кричать. Мы двинулись вперед.
Красные тоже молчали. Здесь были их отборные и дисциплинированные части. Мы подошли уже на 1000 шагов — красные молчат...
Какая-то дрожь охватила меня. Долго ли будет продолжаться это молчание?..
Мы шли, взяв штыки наперевес. Приблизились на 800 шагов — красные молчали... Минута была жуткая: хотелось бежать назад без оглядки — так действовала эта убийственная тишина. В это время на санях по фронту проехал Серебров и говорил:
— Если красные начнут стрелять, Вы идите молча, как шли...
Некоторые наши солдаты стали отставать и пятиться назад, но капитан Серебров подъехал к одному и выстрелил в него из револьвера: пуля просвистела мимо его ушей, и тот вернулся в цепь. После этого случая никто не захотел более оставаться сзади цепи.
Если у нас были напряжены нервы до крайности, то и красные чувствовали себя очень скверно: я видел, как некоторые красноармейцы покидали окопы и уходили назад.
Когда между нами и красными оставалось не более 400 шагов, кто-то у них выстрелил (не выдержал!), и вслед за тем послышались выстрелы и затрещали пулеметы. Мы молча шли вперед. Через две минуты красные бежали. У нас были убитые и раненые (человека 3 или 4 убитых и около 20 человек раненых). Когда красные повернули спины, мы открыли по ним огонь и, закричав “ура”, кинулись вперед. В это время конница наша успела обойти красных и зайти им в тыл. Они встретили отступающих красных ружейным огнем. Красные сдали Амидбаево, потеряв два пулемета и человек 10 убитыми и около 100 человек убитыми и ранеными. С их стороны действовало человек 600. С нашей стороны — 500-550; у них артиллерии не было, у нас было две пушки, хотя они стреляли очень мало." (с) Поручик Л. Бобриков, "От Колчака к Деникину"

#історія

​​Війна на виснаження

На Курщині я на власні очі переконався наскільки впертими можуть бути росіяни (принаймні, їх командування) в досягненні своїх цілей.

Місце дії - крайній дальній кут нашого курського плацдарму. Починаючи з жовтня 2024, коли Курська операція остаточно перетворилась в позиційну бійню, росіяни розпочали спроби закріпитись на окраїнах одного з урочищ, яке обороняли наші війська і яке мало для ворога оперативний інтерес. Характерно, що підійти до нього вони не могли ніяк інакше, як по великому відкритому полю.

З моменту, як я заступив на цю зону відповідальності і протягом наступного місяця, я майже кожен день спостерігав одну і ту саму картину, як групи росіян по 3-7 людей серед білого дня, в повний зріст переходять це поле, не соромлячись ні наших дронів, ні арти. Іноді росіяни намагались проскочити на техніці, і за місяць місцевість мало помалу стала утикана їх підбитими бронемашинами. Але майже кожен день вони пускали по полю саме піші групи. Що мене здивувало найбільше - це те, що часто вони йшли не по найкоротшому можливому маршруту (до найближчого їх лісу було 700 метрів), а по найдовшому, пересікаючи поле по діагоналі в 3 км. Спостерігаючи кожен раз їх загибель, я думав, що мабуть ніде на світі людське життя не коштувало так дешево, як життя російського піхотинця на Курщині.

Що відбувалось в самому лісі я сказати не можу, але схиляю голову перед нашими людьми, які стояли проти звірів 1 на 1 в тих важких умовах.

Така робота продовжувалась більше місяця. За цей час російське командування розвідало тілами своїх людей об'єм витрати дронів і боєприпасів з нашої сторони, щільність нашої оборони, і, склавши нехитру математичну модель, яка враховувала % ванюшек, які гинули на шляху і % тих, які доходили, відправило по тому самому полю людські хвилі корейців.

#війна

​​"По адресу Генерального Штаба во время войны и после нее часто раздавались упреки за то, что ему не было известно состояние войск. Готхейн в своей книге утверждает, что рапорта, доклады и пожелания войск часто не доходили до высшего начальства, т. к. многие стеснялись говорить правду. Часто доносили, что «дивизия боеспособна», исходя исключительно из личных соображений, иначе уже в 1916 г. можно было бы предвидеть неизбежность отступления. Полковник Иммануель высказывает взгляд, что те начальники, у которых хватало мужества сообщать о действительном положении, немедленно устранялись от должности; поэтому не обладавшие сильным характером свои донесения составляли уклончиво и прикрашенно. «В результате действительное положение дел на фронте от высшего командования оставалось скрытым».

В течение войны подобные упреки нам приходилось слышать нередко. В войсках не понимали, почему той или иной дивизии, уставшей после долгого пребывания на передовых позициях, не давался своевременно отдых, в то время, как другая отводилась в тыл. Предполагалось, что командование принимает неправильные меры и что оно не в курсе фактического состояния войск. Если вместо отдыха отведенной в тыл части предписывалось усердно заниматься упражнениями — это считалось несправедливой жестокостью. На самом деле состояние войск было прекрасно известно и высшим штабам. ...

Я уже упоминал о том, что мы собирали всегда после особых происшествий офицеров фронтовиков в главные квартиры. Я сам через каждые несколько дней посещал какой-нибудь из штабов армий, входивших в состав нашей группы, ночь проводил в поезде, а с утра ездил на автомобиле по штабам корпусов и некоторых дивизий. К обсуждению привлекались все офицеры Генштаба дивизии, при чем на ряду с тактическими вопросами выяснялось главным образом состояние части. От показаний требовалась полная правдивость; часто вызывались при этом офицеры с передовых линий. Между старшими офицерами у меня было много знакомых, писавших или приезжавших ко мне с целью осведомить меня о состоянии частей — к концу войны сообщения эти носили большей частью неблагоприятный характер. Мне приходилось отвечать им, что мне, к сожалению, все это уже известно. Командование дивизий упрекало нас даже в том, что мы сознательно губили войска.

К сожалению, все это было обусловлено обстоятельствами. У нас было значительно меньше сил, чем у противника. К глубокому нашему сожалению, мы не могли подобно противнику регулярно снимать на недели и месяцы дивизии с фронта и давать им отдых.
Не подлежит сомнению, что нам приходилось использовать дивизии до крайней степени. Мы достаточно часто наблюдали войсковые части, чтобы знать, в каком состоянии они находились, иногда даже в разгаре большого сражения, когда, наконец, обессиленные, инертные и безучастные вследствие переутомления они выводились из боя. Сердце обливалось у нас кровью, когда на другой же день приходилось иногда такую дивизию сажать на грузовики и вновь бросать в бой, вместо того, чтобы дать ей страстно желанный отдых. Но у нас часто не имелось другого средства, чтобы не допустить прорыва. В таком положении особенно часто мы оказывались летом 1918 г. Войсковые же части истолковывали это как жестокость, нерасчетливость или непонимание.

Все, что мы узнавали в штабах армий о состоянии войск, доводилось до сведения верховного командования. Ничего не утаивалось и ничего не прикрашивалось. Доклады особенно неблагоприятного характера я пересылал лично ген. Людендорфу; таким образом, он был вполне в курсе дела. Что делалось постоянно им и его штабом для того, чтобы быть осведомленными о состоянии войск, можно найти в его труде «Воспоминания о войне». Он часто посещал штабы групп и отдельных армий, беседовал с командующими и выслушивал доклады от присутствовавших офицеров Генштаба и фронтовиков о действительном положении вещей, но он ничего не мог поделать."

//Герман фон Кюль, "Германский генеральный штаб"//

В роки Першої світової фон Кюль обіймав посаду начальника штабу групи армій "Кронпринц Руппрехт" і відповідав за планування найбільших битв Західного фронту

#ПСВ #історія

​​"Требования мира могли, по нашему мнению, приносить только вред: на фронте и внутри страны они ослабляли волю к победе и принимались противником за признание слабости и не уменьшали, а наоборот, увеличивали его желание уничтожить нас, этим способом нельзя было создать почву для мирного настроения во враждебных странах. Нельзя было выказывать своей слабости. Я не могу судить о том, была ли возможность принять посредничество какой-либо нейтральной державы, но, принимая во внимание желание противника нас окончательно разгромить, сомневаюсь в этом.

Я высказал ген. Людендорфу свою точку зрения о том, что хотя нашей задачей, как людей военных, было добиваться победы, но я сильно сомневаюсь, удастся ли нам продиктовать нашим противникам условия мира, и поэтому нам следует попользовать всякий благоприятный повод, чтобы заключить мир. Ген. Людендорф вполне со мной согласился.
Такого случая, насколько мне известно, не представилось. Желание наших врагов уничтожить нас было непоколебимо. Если бы они заключили с нами мир, то только в качестве победителей. Но кто бы из нас мог капитулировать и сложил бы свое оружие прежде, чем не использовал его до конца для защиты родины?

До тех пор, пока противник не проявлял ни малейшей склонности пойти на приемлемые для нас мирные условия, нам, солдатам, не оставалось ничего другого, как защищаться, если мы не хотели без боя и позорно сдаться. Честная армия должна была до конца исполнить свой долг."

//Герман фон Кюль, "Германский генеральный штаб"//

#ПСВ #історія

​​"Армія переможно витримала 1917 рік, але стало очевидним, що втримати Західний фронт виключно обороною було неможливо з огляду на те, яку колосальну матеріальну перевагу тепер мала Антанта. Навіть там, де тактичні умови були абсолютно нормальні, ми несли втрати і втрачали території. Втрати, які ми несли в обороні, були значно вищими, ніж під час добре підготовлених атак.

Війська витримували безперервну оборону надзвичайно важко. З’явилась велика кількість ухилянтів, які повертались в частину як тільки закінчувався бій. Було звичним явищем, коли дивізії виходили з бою з жахливо низьким рівнем боєздатності, але буквально через декілька днів значно збільшувались в чисельності. Проти матеріальної переваги ворога війська більше не проявляли тієї стійкості, з жахом думали про нові оборонні бої та жадали війни маневру.

Наскільки війська були пригнічені в обороні, настільки їх дух зростав в наступі. Інтересам Армії найкраще відповідав наступ, в обороні вона була приречена сточитись перед зростаючою перевагою ворога в людях та засобах. Це відчуття розділяли всі. На Заході армії бажали наступу, і після колапсу Росії чекали його з ще більшим нетерпінням. Таким було ставлення військ до атаки і оборони. Виникло глибоке переконання, що тільки наступ здатен виграти війну, і ніщо інше. Цю думку поділяли і найвидатніші генерали."

//Еріх Людендорф, "Мої спогади 1914-1918//

#ПСВ #історія #книги

​​"Обстановка вынуждает нас в начале 1918 г. оставаться в выжидательном положении. Отсюда – необходимость иметь для всего фронта от Ньёпора до Венеции единый оборонительный план, который мог бы в зависимости от обстоятельств превратиться, целиком или частично, в наступательный план.

Наш наступательный план должен быть разработан так, чтобы мы могли ответить на несколько наступлений противника, направленных против различных союзных армий; отсюда вытекает необходимость комбинировать оборонительные средства этих армий. Помимо оборонительных сооружений, которые необходимо создать в каждой армии, и резервов, которыми каждая должна располагать, чтобы быть в состоянии отразить наступление на своем фронте, необходимо иметь общие резервы, которые можно было бы перебрасывать с одного участка фронта на другой, в наиболее угрожаемое место, или сосредоточить для контрнаступления, имеющего целью положить конец ожесточенному наступлению противника на одного из союзников. Поэтому, одновременно с обороной, необходимо подготовить и эти наступательные маневры".

(с) Фердинанд Фош, 30 января 1918

#ПСВ