Два демона

Я дух механики. Я вещества
Во тьме блюду слепые равновесья,
Я полюс сфер – небес и поднебесья,
Я гений числ. Я счетчик. Я глава.
Мне важны формулы, а не слова.
Я всюду и нигде. Но кликни – здесь я!
В сердцах машин клокочет злоба бесья.
Я князь земли! Мне знаки и права!
Я друг свобод. Создатель педагогик.
Я – инженер, теолог, физик, логик.
Я призрак истин сплавил в стройный бред.
Я в соке конопли. Я в зернах мака.
Я тот, кто кинул шарики планет
В огромную рулетку Зодиака.

На дно миров пловцом спустился я –
Мятежный дух, ослушник вышней воли.
Луч радости на семицветность боли
Во мне разложен влагой бытия.
Во мне звучит всех духов лития,
Но семь цветов разъяты в каждой доле
Одной симфонии. Не оттого ли
Отливами горю я, как змея?
Я свят грехом. Я смертью жив. В темнице
Свободен я. Бессилием – могуч.
Лишенный крыл, в пареньи равен птице.
Клюй, коршун, печень! Бей, кровавый ключ!
Весь хор светил – един в моей цевнице,
Как в радуге – един распятый луч.

Максимилиан Волошин
6 февраля 1915 г.

#пандориум_иное

Наш канал @pandorum_history

 Так, возможен взаимообмен сновидениями с другими людьми.

У русских, украинцев, черногорцев, чтобы присниться человеку, которого ты увидел во сне, следовало перевернуть подушку на себя (Калужская обл., Таруса, зап. Е.А. Васиной; Краснодарский кр., Северская, зап. В. Потаповой; Ровенская обл., Лесовое,Сварицевичи, ПА; Черногория, Грбаль, Вукова грађа). У боснийцев сам спящий, проснувшись, но еще не открыв глаза, переворачивался головой противоположную сторону, когда ему снился кто-то, кому он тоже хотел присниться, чтобы приснившийся человек в этот момент увидел во сне то же самое, что и он (Kulinović 1898).

В центральной Боснии, когда парню снилось, что он ухаживает за девушкой или целует ее, он, проснувшись, переворачивался головой туда, где у него были ноги, и спал дальше. Тогда девушка видела во сне то же, что снилось и ему (Жепче, Драгичевић 1907).

У сербов северо-восточной Герцеговины аналогичным образом поступали любящие парень и девушка, желавшие видеть друг друга во сне, считая, что так каждый из них увидит во сне одно и то же (Гацко, Делић 1907).

А. В. Гура
Регламентация Поведения человека в связи со Сновидениями.

#пандориум_иное
#пандориум_этнография

Наш канал @pandorum_history

Осирис и Дионис соотносятся с германским богом (асом) Одином (Вотаном). В мифе Один — главный среди богов асов, их отец

Один несет вдохновение, возбуждение, творческий экстаз. Он — покровитель воинских союзов и инициации, бог-колдун. Один представляет собой божественную мудрость, духовную власть как специфическое проявление божественности. Как Осирис и Дионис, Один — верховный бог в мире мертвых, хозяин валгаллы, рая для погибших в битве героев. Прозвища Одина — «высокий», «страшный», «скрывающийся под маской», то есть — тайный, темный, ночной, трансцендентный, скрытый бог таинств и посвящений. Он — бог мудрости, тайных знаний, творец знахарства и магии, заклинаний.

Два ворона — Гугин (Думающий) и Мунин (Помнящий) — сидят у него на плечах; у ног бога — волки. Конь Одина — Слейпнир («Скользящий»). Один одноглаз или вовсе слеп. Бог странствует по земле, и за ним следуют его неистовые жрицы — валькирии.

Как Дионис и Осирис, Один — умирающий и воскресающий бог. Его смерть была подлинной мистерией посвящения, ибо Один сам себя приносит в жертву, пронзив себя копьем и повесившись на мировом древе Иггдрасиль (полярная ось мира), чтобы обрести мудрость и знание рун. Руны — это не только тайные письмена, но тайный язык, тайные изречения и заклятия, тайная поэзия. Чтение рун было доступно только избранным посвященным и особенно — женщинам. Чтобы воскреснуть, Один принимает волшебный напиток — таинственный мед великанов. Так и посвященные в таинства Осириса и Диониса пили виноградное вино. Воины, посвященные в таинства Одина, становились совершенно «безумными», неистовыми, безудержными и бесстрашными колдунами-оборотнями (берсерки). Мудрость Одина и посвященного в его таинства прямо связана с экстазом и с принятием ритуального напитка — меда поэзии. По этой причине Один считался творцом и богом поэзии, покровителем поэтов и певцов. В образе Одина объединяются экстаз, смерть и возрождение, обожение, ум и поэтический дар.

В нем мы видим следы подлинной нордической изначальной Традиции.

В Индии параллелью Диониса, Осириса и Одина являются древневедический бог Рудра («ревущий», «рыдающий») и доарийский неистовый и всеразрушающий бог Шива. В поздних мифах Шива получает определение Ишвара («славный»). Это имя прямо соответствует имени Осириса (Асир) или Ахура (Мазды). В ряде учений вся триада высших богов (Брахма, Вишну, Шива) рассматривается как ипостаси высшего бога — Ишвары «небесного», «заоблачного». Как Дионис родился из бедра Зевса, так Рудра вышел из чела Брахмы и стал порождением его гнева, разрушительной силы бога-творца. Шива — ночной бог, на его челе сияет серебряный месяц, а само тело — черного цвета (выражение бессознательности, затемненности, инфернальности, но и трансцендентности).

Временами бог впадает в экстаз и с ужасным смехом и криками пускается в дикую, бесстыдную пляску. Его безумный танец завораживает зрителей, которые следовали за ним, безвольно приплясывая. Тогда божественные мудрецы, чей покой он нарушил и чьих бла

 гочестивых жен привлек своим эротическим танцем, прокляли Шиву. У бога отпал фаллос, а сам он исчез (то же произошло с Осирисом, у которого Сет отрубил фаллос). Однако это ввергло мир в хаос, нарушился всеобщий порядок вещей. По приказу Брахмы мудрецы изваяли лингам Шивы и стали поклонятся ему, введя таинства бога, повторяющие его страсти. Так и славяне поклонялись фаллосу Ярилы. Шива объяснил брахманам, что нагота и экстатический танец необходимы для очищения от грехов, преодоления страстей и обретения могущества.

Шива, как Осирис и Дионис, — фаллическое умирающее и воскресающее божество плодородия и ночного солнца.

С.М. Телегин
Миф и бытие.

Художник С. Дали

#пандориум_боги

Наш канал @pandorum_history

«Ну, а если
Тебе вручу я женщину такую,
Что страстью к тайнам, древним и мудреным,
Тебе не уступает? Эта дева
Так жаждет заглянуть за грань природы,
Что взор юнца, подобной страсти чуждый,
Едва ль ее зажжет; а между тем
Она сама — младой источник жизни,
Кипящей через край».

«Будь это правдой,
Я б не искал иных даров от жизни:
Нет лучше дара, чем единство в тайнах,
Ведущих нашу душу к ней самой же,
А не к чужой душе».

«Такой любви
Не суждено иссякнуть вместе с жизнью:
Она пребудет вечной и безбурной.
Не этого ли ждет любой философ?
Но я-то не философ! Мне милее
Иная страсть, что этой супротивна;
И тем она сильней, чем больше схожа
Со страстью, что влечет павлина к паве
Или оленя — к лани; наслажденье
Острей от мысли, что слиянье уст —
Насмешка над нетленною душою».

На том он и вручил мне дар бесценный,
С которым древо осени моей
Пышней, чем по весне, цветет и ныне.
Еще под кровом матери та дева
Садилась у окна, чтоб незаметно
Следить мой шаг; наслушавшись рассказов
О прошлом мудреца, подобном чуду,
Воображала, что и по сегодня
Живу я средь чудес; и так судила,
Что женская забота тем нужнее,
Чем тяжелее гнет прожитых лет.
И все ж — вопрос: кого она любила?
Меня иль ясный блеск суровой тайны,
Что очи мне слепил и будоражил
Ее мечты, дразня воображенье?
Иль, может, тайна та была как факел,
Что вырезал мои черты из мрака
Игрою светотени — столь искусно,
Что обе эти умственные страсти
Сошлись в одном предмете, не умея
Разъять на два?
Еще не осмотревшись
В моем саду, не сосчитавши комнат,
Она раскрыла книгу на коленях
И начала расспрашивать о смыслах;
Нередко в эти первые недели
Я замечал, каким влюбленным взглядом
Она глядит на ветхие страницы,
На ветхие, сухие рассужденья
Которыми вовеки не насытить
Прожорливой весны; и как ладонью
Порой ведет по строкам иль рисункам,
Лаская, словно щеку…


И однажды
Безлунной ночью, сидя так, чтоб видеть
Ее лицо, окутанное дремой,
Писал я при свече; и вдруг заметил:
Она на ложе тихо шевельнулась.
Я было встал свечу завесить тканью,
Чтоб сон ее напрасно не тревожить,
Но тут раздался голос: «Повернись
И на меня смотри! Я истолкую
Все то, что тяжким бременем на плечи
Легло тебе и бледностью — на щеки».
Я посмотрел — она сидит на ложе!
Иль это не она заговорила
Той ночью, а один из мудрых джиннов?
Да, верно, джинн. На час длиною в вечность
Она ученым стала, я — ребенком.
Я истины познал, что без отца
Из тьмы явились: ни в моих раздумьях,
Ни в помыслах ее, ни на страницах
Томов, которых я прочел без счета,
Не родилось и не могло б родиться
Таких же самородных, благородных
И одиноких истин. Их прямые,
Ужасные, безжалостные грани,
Пронзали сон смятенный и безвольный,
Чтоб за собою воинство арабов
Вести в веках, когда я стану прахом, —
И я внимал.
Когда же голос смолк,
Она легла на ложе и уснула,
Но, пробудившись с первым светом, встала
И дом мела, и пела за работой
В неведенье о том, что было ночью...

"Дар Гаруна ар-Р

ашида"
Б.Йейтс

Перевод: А. Блейз, 2019 г.

#пандориум_иное

Наш канал @pandorum_history

У народа фанг (Габон) черепа предков хранятся в особом коробе вместе с семейными ценностями. На крышке такого реликвария помещается деревянная статуэтка биери – страж либо вместилище духа предка. Количество хранимых черепов свидетельствует о древности рода. У бакота прах предков в домашнем реликварии охраняют фигурки мбулу. Чем больше черепов хранится в таком реликварии, тем знатнее семья.

Вызывают интерес и примеры погребальных обычаев в Торресовом проливе (группа тихоокеанских островов между Австралией и Новой Гвинеей).

Сперва труп кладется на решето, которое горизонтально покоится на четырех столбах. Из тела выжимают жидкость, затем через значительный промежуток времени отделяется голова, лопатки или берцовые кости, а остальное закапывается в землю или бросается в воду. Череп торжественно преподносят родственникам покойника, которые его кладут на ночь на старую постель умершего, так что он как будто продолжает спать среди своих родных, наконец, отец или глава семьи возлагает череп себе на голову.

В Мобиэ у мыса Йорка, спустя несколько месяцев после погребения вновь выкапываются кости умершего. Царек (вождь племени) с черепом в руках является среди мужского населения. В этот момент ему все дозволено, даже убийство, потому что он действует от имени покойника. Значение, придаваемое черепу, очевидно: душа покойного проявляет свою деятельность в лице владельца черепа.

Обитатели немецкой колонии из Новой Померании рассекали черепа своих родных на две половины таким образом, что задняя часть совершенно отпадала. Удалив с передней половины все мягкие части и прикрепив нижнюю челюсть, они вылепляли на ней лицо из извести, которую раскрашивали еще красками. Затем они прикрепляли к верхним концам нижней челюсти поперечную палочку так, чтобы можно было ухватиться за нее зубами.

С маской на лице, сделанной из черепа родственника, , полагал, что при диком возбуждении в ритуальном танце, которое охватывает его в пылу движений, на него нисходит дух почившего предка.

Вдовы с Тробриандских островов (Папуа – Новая Гвинея) насаживали черепа своих почивших мужей на колья – они служили им своеобразным оберегом, а некоторые использовали их в качестве горшков.

Похожие верования существовали и среди африканского племени фан. Во время ритуальных церемоний, связанных с культом предков, они брали черепа, воплощавшие самих умерших, и производили с ними танцевальные движения наподобие детских игр с куклой. Зачастую для танцев использовали специальные конструкции – наголовники, в которые монтировался настоящий череп предка или деревянное изображение головы, обтянутое кожей умершего. Замаскированный танцор представлял умершего сородича.

Обычай славянских племен, неизвестный в индоевропейской практике, – вторичное погребение, которое встречается только у тех народов, которые подверглись влиянию славян: это немцы, румыны и другие народы Юго-Восточной Европы. Через три, пять или шесть лет после похорон из могилы извлекают кости, моют их, заворачивают в кус

 ок ткани (убрус), вносят в жилище и на некоторое время помещают в священный красный угол. Соприкосновение черепа и костей усопшего с убрусом придает ткани магико-религиозный смысл. Первоначально достаточно было поместить в красный угол несколько эксгумированных костей. Этот исключительно древний обычай (его варианты известны в Азии и Африке) встречается у финнов.

В православии существует древний ритуал хранения черепов святых. Оссуарии (костницы, костехранилища) прошлых веков почитались и почитаются среди христиан святыми местами, где поклонялись останкам покойников не из страха, но по причине эсхатологической надежды.

Архиепископ греческого острова Самос Иосиф Георгиринис уточняет, что извлеченный из могилы череп умывается вином и помещается в притворе именно той часовни, где был отпет покойный. Маркировка костей позволяет сохранить информацию о брате монастыря, который в будущем может быть канонизирован как святой.

Вот как описывает посещение Афона писатель Борис Зайцев, побывавший на Святой горе в 20-х годах XX века: Гробница Андреевского скита – довольно большая комната нижнего этажа, светлая и пустынная. Шкаф, в нем пять человеческих черепов. На каждом указано имя, число, год. Это игумены. Затем, на полках другие черепа (около семисот) рядовых монахов, тоже с пометами. И, наконец, самое, показалось мне, грозное: правильными штабелями, как погонные сажени валежника, сложены у стены, чуть не до потолка, мелкие кости (рук и ног). Сделано все это тщательно, с той глубокой серьезностью, какая присуща культу смерти…

На стене висит соответственное произведение: «Помни всякий брат, Что мы были, как вы, И вы будете, как мы». Подобная традиция погребений продолжается на Святой горе и сегодня.

Сергей Неподкосов
Мертвая голова.

#пандориуим_иное

Наш канал @pandorum_history

Позднее к мнению Кузели присоединилась и Грушевская, полагавшая, что погребальные «забавы» и звучавший в них смех исходно не сводились лишь к облегчению переживаний живых, расстававшихся с умершим, что здесь должен был «быть другой, более важный и серьезный» смысл. Исследователь считала, что, фиксируя факт неизменного смеха близ покойника, наблюдатели и ученые сталкиваются не столько с примерами компенсаторного общения живых с живыми, сколько с остаточными проявлениями некоего особого типа поведения, установившегося в древнейшие времена при ритуальном взаимодействии живых с умершим. К сходному заключению приходили и Фрейденберг, и Пропп и, годы спустя, Белецкая.

Так, Грушевская считала смех погребального обряда генетически связанным с древнейшей традицией «бужения покойника» . Она утверждала, что люди архаики жили с верой в то, что замершее, костенеющее на их глазах тело продолжало «жить». Но иной «жизнью». Задача живых, собравшихся у такого тела, — помочь этой иной жизни проявиться, обнаружить себя в своем новом качестве, т. е. раскрыть свою инакость и подтвердить ее перед собравшимся сообществом. Истоки подобной традиции Пропп усматривал в вере наших предков в «животворную силу смеха».

Люди архаики верили: вместе с появлением среди людей особого — бездыханного и цепенеющего — тела того, кто несколько мгновений назад был таким же, как все, — в обжитой мир вторгалась сила, обладающая колоссальной энергией — загадочной, опасной, особым образом связанной с Сакральным.

О сущности древних представлений об этой энергии, чаще всего называемой, следуя языковой традиции отдельных первобытных племен, «мана», «вакан» или «оренда», размышляли и продолжают размышлять многие философы, антропологи, этнографы, культурологи. До сих пор нет единого мнения о том, каков был круг семантических значений этого понятия, каковы были границы его воздействия, как и при каких условиях наши предки могли вступать во взаимоотношения с этой силой и чем, с их точки зрения, могли были быть чреваты подобные взаимоотношения. Однако всё большее число исследователей склонны соглашаться с тем, что феномен «мана» не просто был известен язычникам, но представлялся им необычайно значимым и вполне реальным явлением. С ним, судя по многим данным, связывались представления о том, благодаря чему и с помощью чего происходит всё то, что происходит в мире.

Этой энергией, или силой, как полагали люди, в большей или меньшей степени наделено всё сущее: живое — видимое и невидимое, слышимое и неслышимое, осязаемое и неосязаемое — и мертвое, также имеющее свое «мана» и продолжающее при этом испытывать воздействие «мана» окружающего мира.е

Отношение потомков к «диким» погребальным обычаям предков, к оглушительному и оглушающему смеховому безумию участников погребального обряда было крайне неоднозначным. Веками адепты христианства выступали против «неугомонного веселья» погребального обряда, звучавших в нем смеха и непристойных шуток, бесконечного пьянства, пения «чертовых» песен и т. д. К исх

 оду XIX века это движение вышло за рамки внутрицерковных диспутов и уложений. В печати появились полемические статьи, страстно обличавшие «неприличные, даже опасные, страшные, а иногда и мерзкие забавы молодежи и старших» при прощании с умершим. Исполненные миссионерского пафоса, выдержанные в духе традиционных «Слов» и «Посланий», эти и другие работы доказывали недопустимость снисходительного отношения к «варварским» разгулам. Очевидцы вспоминали не только о церковных проповедях, но и о начавшемся в это время прямом давлении на сторонников «диких» ритуалов, о повсеместных отказах священников идти к умершему, если при проведении прощальных сборов родные и близкие покойного намеревались следовать «возмутительным» традициям.

Лещенко С. К.
«Заклятие смехом»

#пандориум_иное

Наш канал @pandorum_history

Библейская концепция Бога, интуитивно схваченная пророками и ощупью принятая обыкновенными людьми, отражает жестко патриархальное строе­ние общества, которое дало ей жизнь; это патриархальное общество поро­дило религию, сконцентрированную вокруг единственного универсального божества (воля которого подчинена Закону), которое, абстрактное, ли­шенное физических черт и все же очевидно мужчина, — точная проекция главы патриархального семейства.

Однако среди простых людей старые по­пулярные религиозные традиции были слишком сильны, чтобы их можно было без труда одолеть. Согласно раввинистической традиции, «инстинкт идолопоклонничества был вырван с корнем» во времена Мордехая и Эс­фири или во времена Анании, Михаила и Азарии, то есть намного позже разрушения Иерусалимского храма Навуходоносором, которое произо­шло в 586 г. до и. э. Согласно другой традиции, инстинкт идолопоклонни­чества , или «дух идолопоклонничества» (так тоже можно перевести), был преодолен лишь во времена Неемии, то есть в 445 г. до н. э., когда левиты, окруженные иудеями, «громко взывали к Господу Богу своему». Об их требовании сказано в талмудическом мифе:
«„Горе, о горе! Это он [инстинкт идолопоклонничества, или небесный дух идолопоклонничества] разрушил святая святых, сжег Храм, убил благочестивых и изгнал израильтян с их земли, однако он все еще среди нас. Не Ты ли [Бог] дал его нам, чтобы наградить нас [если мы одолеем его]? Нам не нужен ни он, ни награда!..“ [В ответ] табличка упала с небес, и на ней было начертано: „Истинно“... что было печатью Бога. Там же они сели на землю и три дня, три ночи ничего не пили и не ели, пока он [дух идолопоклонничества] не явился к ним. Он явился из святая святых в виде молодого огненного льва, и пророк Захария сказал Израилю: „Это дух идолопоклон­ства, — как было написано нам, — это само нечестие. Тогда его схватили, стали вырывать волосы из гривы, и он зарычал так, что слыш­но было за четыре тысячи парасанга. Они сказали: „Что нам сделать с ним, чтобы, не дай Господи, не пожалели его небеса?“ И пророк от­ветил им: „Заприте его в свинцовый котел и запечатайте ему пасть свинцом, ибо свинец поглощает голос...”»

Нам неизвестно, что случилось с огненным львом, который воплощал инстинкт идолопоклонничества и от которого таким образом спаслись.

После гибели «духа идолопоклонничества» во времена Неемии, иудей­ской богине удалось возродиться. Очевидно, что она претерпела нема­лые изменения, но это тоже свойственно живому божеству.

В одном из своих обличий она проникла — можно только догадываться, в какой пе­риод, — в перестроенную святыню как женский вид херувима и попала в объятия своего партнера-мужчины в темноте Святая Святых.

В другом случае она стала представлять присутствие Бога, то есть стала Шехиной (женское имя, когда у Бога имя мужское) — любящим, веселым, мате­ринским, страдающим, оплакивающим и в целом эмоциональным аспек­том божества.

Ее роль на несколько веков стала менее заметной, ограниченной, по­чти неуловимой. Тем не менее

  можно предположить, что за это время она набралась сил и постепенно стала независимой, ибо в XIII столетии, когда каббализм вдохнул новую жизнь в иудаизм, она вышла на свет как независимое женское божество, обладающее собственной волей и жела­ниями, действующее на свой страх и риск, часто противостоящее Богу-мужчине и играющее более важную роль в делах своих детей, народа Израиля. В соответствии с этим утверждением своей личности, она, хотя ее довольно часто называют старым именем Шехина, выбрала себе дру­гое имя, которое больше подходило ее новому и более высокому статусу:
Матронит, Матрона, Дама или Царица.

Рафаэль Патай
Иудейская богиня.

#пандориум_культма
#пандориум_боги

Наш канал @pandorum_history

 Юнг определил архетип (Urbild, исконный образ) как “образ, будь он демоном, человеком или процессом, который постоянно повторяется в ходе истории и проявляется везде, где свободно выражена творческая фантазия”.

Когда человек сталкивается с одним из этих образов, он ощущает его яркость и неповторимость. Юнг описал это ощущение следующим образом: “Это как если бы мы почувствовали в себе некий отклик, который не испытывали никогда прежде, или словно бы в нас проснулись силы, о существовании которых мы никогда ранее не подозревали”. Человечество изначально понимало, что архетипы независимы, что они повинуются своим собственным высшим законам, и когда они задействованы в характере внутренних переживаний, они проецируют себя на экран внешнего человеческого опыта. Поэтому архетипы присутствуют одновременно и внутри человеческого психэ, и на исторической арене.

В ходе своей жизни Юнг пришел к выводу, что следует разделять архетипы как таковые и архетипические образы. Архетип как таковой, по его словам, не достигает сознания, поскольку он существует в недоступной области психической действительности, “невидимый, ультрафиолетовый конец психического спектра”.

С другой стороны, архетипические образы регулярно являют себя в сознании, снах, видениях, архетипических событиях и измененных состояниях сознания. Архетипы, говорил Юнг, пребывают выше человеческого психэ, в то время как архетипические образы внутрипсихичны, то есть они распознаются сознанием.

На все эти открытия Юнга вдохновили идеи Платона и учение Филона Александрийского об исконных образах. Вслед за Филоном эту идею продолжили христианские гностики, отразившие свое понимание архетипов и архетипических образов примерно таким же образом, как в следующем фрагменте Евангелия от Филиппа:
Истина не пришла в мир обнаженной, но она пришла в символах и образах. Он не получит ее по-другому.

(В другой линии того же самого высказывания в этом евангелии автор использует фразу “образ через образ”, что может указывать на различие архетипа и архетипического образа.)

Стефан Хёллер
Юнг и утерянные Евангелия.

#пандориум_юнг

Наш канал @pandorum_history

 Можно было ускорить возрождение и покойников преклонного возраста.
У алеутов, когда умирал взрослый человек, его пеленали, как ребенка, и укла-дывали в зыбку, которую подвешивали на несколько дней над тем местом, где он умер. Зыбка фигурирует и в ритуале «воскрешения» покойника.

В мансийском песенном сказании хозяин подводного мира оживляет утонувших воинов следующим способом: кладет трупы в железные зыбки и заставляет своих дочерей качать их: через некоторое время погибшие восстают из мертвых. В кетских сказках роль зыбки выполняет «семиушковый котел», который, поместив туда умершего, качают три дня в восточную сторону, после чего покойник вновь становится живым человеком.

Магический прием «укачивания» использовался также в ритуалах, связанных с омоложением стариков и пожилых людей. В хантыйской мифологической сказке воспроизводится разговор остяка-охотника с «лесной женщиной», уговаривающей земного мужчину навеки остаться с нею в ее пространстве:
– Ты будешь вечно молод, никогда не состаришься.
– Почему я таким вечно буду?
– У нас есть дух. Он нас омолаживает, когда мы стареем. Кладет нас в люльку, брызжет живой водой, и мы становимся молодыми.

Необходимо учитывать следующую особенность сибирско-языческих мировоззренческих ассоциаций: зыбка, сосуд, ладья и женский детородный орган воспринимаются сибирскими аборигенами как семантически близкие категории. Помещение покойника в колыбель, сосуд, ладью воспроизводит акт возвращения умершего в материнское лоно для нового рождения.

Отсюда становится понятным известный у многих архаичных народов обы-чай помещения останков покойного в дупло дерева (здесь дупло символизирует материнское лоно древа жизни) или в долбленую деревянную колоду (т. е. в искусственное дупло). Скорее всего, ту же самую семантическую роль на определенных этапах древнего миропонимания выполняла могильная яма, являя собой детородное место Земли-Матери. Не случайно в те или иные эпохи покойнику в могиле стремились придать эмбриональную позу – я имею в виду, в частности, скорченность трупов как устойчивую обрядовую черту, на что обращали внимание многие исследователи.

Н. А. Макаров

#пандориум_этнография

Наш канал @pandorum_history

Свободные и печальные духи – ни злые, ни добрые, ни темные, ни светлые, причастные злу и добру, тени и свету – изгнаны были Верховным Правосудием в долину земную, среднюю между небом и адом, в долину сумерек, подобных им самим, где стали человеками.

Д. С. Мережковский
«Воскресшие боги, или Леонардо да Винчи».

#пандориум_иное

Наш канал @pandorum_history

Отче­го на свадь­бах зажи­га­ют пять вос­ко­вых факе­лов, а не боль­ше и не мень­ше?

Может быть пото­му, что из мно­же­ства чисел, каки­ми мы поль­зу­ем­ся, нечет­ные счи­та­ют­ся и во всем осталь­ном совер­шен­нее и луч­ше, и для бра­ко­со­че­та­ния свой­ст­вен­нее все­го? Ведь чет­ное чис­ло мож­но разде­лить попо­лам, и поло­ви­ны его будут про­ти­во­ве­сить с рав­ны­ми сила­ми, тогда как нечет­ное чис­ло никак разде­лить нель­зя: все­гда при деле­нии оста­ет­ся какая-то часть, общая двум поло­ви­нам.

А из нечет­ных чисел пяте­ри­ца для свадь­бы под­хо­дит боль­ше все­го: три есть пер­вое нечет­ное чис­ло, а два — пер­вое чет­ное, и из них как из муж­ско­го и жен­ско­го нача­ла скла­ды­ва­ет­ся пяте­ри­ца?

Плутарх
Римские вопросы.

Художник П. Пикассо

#пандориум_символизм

Наш канал @pandorum_history

 Хотя Юнг высоко ценил сны, он считал Активное Воображение еще более прямым путем к бессознательному. Разница заключается в следующем: когда вам что-либо снится, вы действительно, получаете сигналы от бессознательного, но ваш осознающий разум в этом процессе не участвует. Когда вы просыпаетесь, осознающий разум может вспомнить сон и задуматься над его значением, но во время самого сна осознающий разум бессилен. С Активным Воображением все наоборот - в этом случае осознающий разум бодрствует. Он осознанно принимает участие в событиях.В снах события происходят исключительно на уровне бессознательного. В процессе Активного Воображения, события происходят на уровне воображения, которое не относится ни к осознающему разуму, ни к бессознательному, а представляет собой "место встречи", "нейтральную полосу", на которой осознающий разум и бессознательное встречаются, чтобы создать событие жизни, сочетающее в себе элементы и того, и другого. Два уровня сознания сливаются друг с другом на поле воображения, подобно двум рекам, которые впадают друг в друга, чтобы создать один мощный поток. Они дополняют друг друга; они начинают работать вместе, и, в результате, ваша полная личность начинает преобразовывать себя в единство. Диалог осознающего разума с бессознательным, приводит в действие высшую "божественную" функцию, "я", которое представляет собой синтез этих двух уровней сознания.

Роберт Джонсон
"Сновидения и фантазии"

Художник Р. Магритт

#пандориум_юнг

Наш канал @pandorum_history

 Приписываемое божественным змеям желание обрюхатить смертных женщин известно во многих мифологиях. Священные змеи, которые были в египетских храмах, считались представителями бога, производящими потомство. Второй "Tanis Papyrus" содержит перечень священных титулов этих благодетельных змеев, содержавшихся в больших храмах. У греков то же самое: бесплодные женщины лежали ночами на полу храма Асклепия, надеясь, что бог придет в обличье змея и обрюхатит их во сне. Во фригийских мистериях Сабазия женщины исполняли свадебный обряд с богом, позволяя живым змеям (или сделанным из золота) ползти между грудями к животу.

Вероятно, эти обряды связаны с отождествлением змей, появляющихся из подземных нор, с душами (духами) мертвых героев. Их часто изображали как змей или полузмей — включая Кекропа, Эрихтония, Кадма; им оказывали почести, как Асклепию и Сабазию. Александр Великий верил, что родился от союза Алимпии и Зевса-Аммона в обличье змея; и этот случай не единственный. Бесплодные женщины много времени проводили в реках, надеясь забеременеть от змея — речного бога. Троянские невесты купались в Скамандре и кричали: "Скамандр, возьми мою девственность! " Вавилонского Эа как бога Евфрата изображали в виде змея или скачущим на змее.

Иудейские мифы. Книга Бытия.
Грейвс Роберт

Картина "Грех" художник Franz von Stuck (1863 г. - 1928 г.)

#пандориум_змеи

Наш канал @pandorum_history