Forwarded from Value of Reason — Объективизм: философия Айн Рэнд
(1/2)
Космологию следует изгнать из философии. Когда это будет сделано, конфликт между «рационализмом» и «эмпиризмом» исчезнет — или, точнее, будет устранена та ошибка, которая сделала возможным бессмыслицу этого конфликта.
То, что, по-видимому, никогда не ставилось под сомнение (и что я сама прежде считала самоочевидным — а это не так), — это подход Фалеса к философии, то есть сама идея, будто философия должна открывать природу Вселенной в космологических терминах. Если Фалес полагал, что все есть вода, а другие досократики спорили, из чего все состоит — из воды, земли, огня и т. п., — тогда эмпирики были правы, утверждая, что они будут исходить из свидетельств наблюдения, а не из «рациональных» умозаключений (хотя, разумеется, весь этот спор и все его термины с самого начала были запутаны). Суть ошибки — в самом слове природа. Раньше я считала, что попытка Фалеса означала лишь первую попытку — или нащупывание — единого взгляда на знание и реальность, то есть попытку эпистемологическую, а не метафизическую: стремление установить сам факт, что вещи имеют определенную природу.
Теперь же я думаю, что он имел в виду — и все последующие философы понимали это именно так — метафизическую попытку установить буквальную природу реальности и доказать философскими средствами, что все буквально и физически состоит из воды, или что вода — это некое универсальное «вещество». Если так, то философия в таком виде хуже, чем бесполезная наука: она узурпирует область физики и пытается решать проблемы физики ненаучными, а следовательно, мистическими средствами. Исходя из этого представления о философии, логично, что со времен Ренессанса она болталась на нитях физики, и каждое новое открытие физики подрывало ее до основания — как, например, открытие природы цвета, ставшее травматическим потрясением для философов, от которого они до сих пор не оправились. (Айн Рэнд имеет в виду открытие того факта, что наше восприятие цвета зависит не только от природы объекта, но и от света и человеческой зрительной системы, — что привело многих философов к выводу, будто восприятие субъективно — примечание редактора.)
На деле этот взгляд означает лишь одно: рационализирование на основе остановленного состояния знания. Если во времена Фалеса все физическое знание сводилось к различению воды, воздуха и огня, то он принял это знание за окончательное всеведение и на этом основании решил, что вода — первичный метафизический элемент. Исходя из такой предпосылки, каждый новый шаг физики должен означать новую метафизику. Бессмыслица последующих споров заключалась не в том, что эмпирики отвергли подход Фалеса, а в том, что они приняли его (и Платона) за «рационалистов», то есть за людей, выводящих знание путем дедукции из неких «врожденных идей», — и потому эмпирики объявили себя антирационалистами. Они не понимали, что школа Фалеса–Платона была всего лишь примером «застывших эмпириков» — людей, которые рационализировали, принимая частичное знание за всеведение.
Аристотель установил правильную метафизику, утвердив закон тождества — и этим, собственно, все необходимое было сделано (вместе с признанием того факта, что существуют только конкретные вещи). Но он разрушил свою же метафизику своей космологией — всем этим вздором о «движущихся сферах», «неподвижном перводвигателе», телеологии и прочем.
Космологию следует изгнать из философии. Когда это будет сделано, конфликт между «рационализмом» и «эмпиризмом» исчезнет — или, точнее, будет устранена та ошибка, которая сделала возможным бессмыслицу этого конфликта.
То, что, по-видимому, никогда не ставилось под сомнение (и что я сама прежде считала самоочевидным — а это не так), — это подход Фалеса к философии, то есть сама идея, будто философия должна открывать природу Вселенной в космологических терминах. Если Фалес полагал, что все есть вода, а другие досократики спорили, из чего все состоит — из воды, земли, огня и т. п., — тогда эмпирики были правы, утверждая, что они будут исходить из свидетельств наблюдения, а не из «рациональных» умозаключений (хотя, разумеется, весь этот спор и все его термины с самого начала были запутаны). Суть ошибки — в самом слове природа. Раньше я считала, что попытка Фалеса означала лишь первую попытку — или нащупывание — единого взгляда на знание и реальность, то есть попытку эпистемологическую, а не метафизическую: стремление установить сам факт, что вещи имеют определенную природу.
Теперь же я думаю, что он имел в виду — и все последующие философы понимали это именно так — метафизическую попытку установить буквальную природу реальности и доказать философскими средствами, что все буквально и физически состоит из воды, или что вода — это некое универсальное «вещество». Если так, то философия в таком виде хуже, чем бесполезная наука: она узурпирует область физики и пытается решать проблемы физики ненаучными, а следовательно, мистическими средствами. Исходя из этого представления о философии, логично, что со времен Ренессанса она болталась на нитях физики, и каждое новое открытие физики подрывало ее до основания — как, например, открытие природы цвета, ставшее травматическим потрясением для философов, от которого они до сих пор не оправились. (Айн Рэнд имеет в виду открытие того факта, что наше восприятие цвета зависит не только от природы объекта, но и от света и человеческой зрительной системы, — что привело многих философов к выводу, будто восприятие субъективно — примечание редактора.)
На деле этот взгляд означает лишь одно: рационализирование на основе остановленного состояния знания. Если во времена Фалеса все физическое знание сводилось к различению воды, воздуха и огня, то он принял это знание за окончательное всеведение и на этом основании решил, что вода — первичный метафизический элемент. Исходя из такой предпосылки, каждый новый шаг физики должен означать новую метафизику. Бессмыслица последующих споров заключалась не в том, что эмпирики отвергли подход Фалеса, а в том, что они приняли его (и Платона) за «рационалистов», то есть за людей, выводящих знание путем дедукции из неких «врожденных идей», — и потому эмпирики объявили себя антирационалистами. Они не понимали, что школа Фалеса–Платона была всего лишь примером «застывших эмпириков» — людей, которые рационализировали, принимая частичное знание за всеведение.
Аристотель установил правильную метафизику, утвердив закон тождества — и этим, собственно, все необходимое было сделано (вместе с признанием того факта, что существуют только конкретные вещи). Но он разрушил свою же метафизику своей космологией — всем этим вздором о «движущихся сферах», «неподвижном перводвигателе», телеологии и прочем.
❤4
Forwarded from Value of Reason — Объективизм: философия Айн Рэнд
(2/2)
Суть проблемы в том, что философия есть прежде всего эпистемология — наука о средствах, правилах и методах человеческого познания. Эпистемология — основа всех остальных наук, и она необходима человеку потому, что человек — существо с волевой, то есть неавтоматической, формой сознания, существо, которому нужно открывать не только содержание знания, но и средства его приобретения. Заметьте: все философы (кроме Аристотеля) проецировали свои эпистемологии в метафизику — или же их метафизика была лишь эпистемологическим и психологическим признанием. Вся фантастическая иррациональность философской метафизики возникала из эпистемологических ошибок, заблуждений или извращений. «Существование существует» (или тождество плюс причинность) — вот и все, что нужно для метафизики. Все остальное — эпистемология.
Перефразирую саму себя: философия говорит нам лишь о том, что у вещей есть природа; но то, что именно эта природа собой представляет, — дело наук. Остальная задача философии — указать на те правила, по которым эту конкретную природу можно обнаружить.
Journals of Ayn Rand, 1997
(Перевод отрывка — Г. Синицкий)
Суть проблемы в том, что философия есть прежде всего эпистемология — наука о средствах, правилах и методах человеческого познания. Эпистемология — основа всех остальных наук, и она необходима человеку потому, что человек — существо с волевой, то есть неавтоматической, формой сознания, существо, которому нужно открывать не только содержание знания, но и средства его приобретения. Заметьте: все философы (кроме Аристотеля) проецировали свои эпистемологии в метафизику — или же их метафизика была лишь эпистемологическим и психологическим признанием. Вся фантастическая иррациональность философской метафизики возникала из эпистемологических ошибок, заблуждений или извращений. «Существование существует» (или тождество плюс причинность) — вот и все, что нужно для метафизики. Все остальное — эпистемология.
Перефразирую саму себя: философия говорит нам лишь о том, что у вещей есть природа; но то, что именно эта природа собой представляет, — дело наук. Остальная задача философии — указать на те правила, по которым эту конкретную природу можно обнаружить.
Journals of Ayn Rand, 1997
(Перевод отрывка — Г. Синицкий)
❤10