То, что профилактика преступлений намного эффективней, чем их раскрытие, в улюлюйском Приказе людского покоя не то чтобы знали. Там этот принцип изобрели, хоть слова «профилактика» тогда не было. Зато в ходу было «стращение».

К вящему счастью народа иногда идеи приказа даже воплощались в жизнь. Так случилось с огромным передвижным эшафотом. Сейчас пересмешники назвали бы его «дебаркадер приколдесов» или «смертеносец».

Конструкция была прекрасная: огромный плот с парусом, но при необходимости к нему можно было крепить колёса, а потом запрягать лошадок или каторжан. На плоту стояло пять виселиц, три плахи, пара дыб, набор для колесования и небольшая избушка для смотрителей дивного аттракциона. Ну и сарайка со всяким палаческим инвентарём.

Плот спустили на Улюлюйку и отправили в путешествие, дабы устрашать любого, кто решиться пойти в тати или ушкуйники. Но чем глубже в просторы края уходил плот, тем скучней становилос смотрителям. Места глухие и дикие, народу почти нет, зеленого вина купить негде, да и в баню уж больно хочется.

Так что когда плот приставал хоть к какому жилью, смотрители шли в деревню пообщаться, а дети начинали раскачиваться на виселицах, крутить друг друга на колесе и озорно прыгать с плахи на плаху.

В какой-то момент смотрители перестали писать в Приказ людского покоя. Может быть плот благополучно затонул. Но, скорей всего, смотрители забрались так глубоко, что мощность власти была на одну палку. Так что плот разобрали, из паруса сделали рубах, да и зажили своим порядком.

Точно установить этот факт нельзя. Но есть косвенное свидетельство. В деревне Вырин Колок крестьяне с детства тренировались перелетать с ветки на ветку, словно животное Шимпанзе, — хватались руками, раскачивались и вперёд. Это было удобно, потому что можно было приличное расстояние преодолеть и не встретить волка. Определенно их тренировки начинались с виселиц.

Спортивных вам выходных, улюлюйцы.

Деревня Шибарино славилась огромными полями первоклассной поскони. Или, как сейчас говорят, более скучно — конопли. Использовали её исключительно для масла и пеньки, то есть заготовки для верёвок и канатов.

Надо сказать, что работа эта была непростой. Пеньку надо было три года держать в реке, чтобы как следует размягчить, и только потом вить веревки. Зато они не боялись морской соли, резкого ветра и душевной тоски, которая может настигнуть посреди океанической пустоты. Разумеется, веревочно-канатное производство было тут же рядом.

Однако запасов поскони было столько, что шибаринцы стали разводить коров, потому что не справлялись с объёмами пеньки. Коровы в свою очередь оказались передовиками производства и начали плодиться в таких количествах, что Шибарино присоединило к себе деревню Узловку, которая благополучно загибалась от неурожая репы. А загнулся урожай от дивной вдумчивости узловцев — они могли весь вечер просидеть и, например, сплести из лыка доспех, хотя никакой ратной нужды в этом не было.

Староста шибаринцев смог этот недостаток превратить в преимущество. Узловцев посадили делать колбасу. Ну а что? Работа монотонная, не требует особых подвигов, да и долгоносик не поест. И тут случилось нечто, что порождает сочетания не менее дивные, чем хлеб и масло. Узловцы получили доступ к бракованным веревкам и начали украшать колбасы причудливыми сетками и узлами. Сейчас это называется макраме, а тогда шибаринское плетение.

На ярмарках такие колбасы привлекали много внимания, так что их вкус остался мало кому известным — колбасы просто вешали на видном месте и любовались изысками декоративно-прикладного творчества. А когда колбаса иссыхала, в сетку ставили бутыль масла.

Слава шибаринского плетения прошла мгновенно. В 1897 году рядом с деревней стали строить гидроэлектростанцию, а для этого пришлось затопить часть посконных полей. Встал выбор: растит коров или делать пеньку? Выбор сделали в сторону последней, несмотря на активное развитие пароходов.

Нельзя сказать, что решение было ошибочным, но и совсем правильным его не назвать. Шибарино стало усыхать и в какой-то момент стало очередным колхозом, хоть и с богатейшей историей. Что касается узловцев, то их потомки работали какое-то время на производстве сеток для дирижаблей, чем и жили до полнейшего растворения среди других деревень бесконечно прекрасного Улюлюйского края.

Веснописи боятся меня. Я видел истинное лицо пропаганды Ербохомохля: хозрасчёт, рвачество, ссудный процент. И когда они придут ко мне со своими историями, когда эта мразь начнёт тонуть в собственной лжи и похотливом желании переписать историю…

Я посмотрю на них и скажу: «Это я не заперт с вами. Это вы заперты со мной в историческом нарративе»…

Повар Багрин был человеком во всех смыслах заметным. Ростом под два метра, крепкой конституции, ручищи размером с младенца и громовой голос, который мог заглушить любой милицейский матюгальник. Ко всей этой громадине добавлялся дурной характер и взрывной темперамент.

При всех своих достоинствах поваром он был посредственным, и в столовую Чапельной мануфактуры, где он работал, ходили от фатальной неизбежности. Но спорить с ним боялись по причинам, что я описал в первом абзаце.

Со времён окончания кулинарного училища Багрин ничего никогда не менял в рецептах, а зачастую даже их портил, поскольку искренне считал, что лишние специи с приправами только портят характер человеческий. Всё по заветам Певзнера.

Однажды Багрин встал на табуретку, чтобы достать сотейник с верхней полки, но мебелюка под ним рассыпалась. Повар со всей высоты рухнул на пол и потерял сознание. Но в тот день работяги наконец-то нормально поели.

Спустя четыре дня Багрин пришёл в себя в больнице и попросил срочно вызвать журналиста мануфактурной многотиражки. Обязательно с магнитофоном. Ему он поведал дивную историю.

Багрин был атеистом, но это не спасло его от привычного тоннеля и света где-то там вдалеке. Повар оказался перед воротами, которые очень напоминали вход в мануфактуру, но вместо привычного вахтёра там стояли два чёрта, которые в сладком ожидании потирали руки. Багрина сопроводили в небольшой кабинет, где чёрт статусом повыше поправил очки и зачитал краткий приговор: за скудоумие, порчу продуктов и элементарное воровство кипеть Багрину в котле.

Котлы опять же оказались очень знакомыми. Повара посадили в воду и запустили огонь. Именно запустили — преисподняя работала на газе.

Долго сидеть Багрину не пришлось. В нём что-то щелкнуло, и он позвал дежурного черта. Тот удивился и даже немного струхнул, когда увидел стоящую в котле поварскую громадину. Багрин начал выговаривать дежурному, что так суп варить нельзя. Морковку и лук нужно пассировать, картошку порубить средне, и вообще, где лаврушка? Чёрт побежал к начальству, но лишь развело руками и предложило последовать рекомендациям. Три дня и три ночи Багрин варил суп из самого себя, а ещё выводил из себя персонал.
Тем временем черти решили избавиться от буйного постояльца и дать ему второй шанс. А когда время придёт, может, время возьмёт своё, и повар будет послабей телом.

Журналист, конечно, сразу пошёл к главврачу, и тот перевел от греха подальше в дальнюю санаторную больницу. Где-то через месяц Багрин вернулся на кухню и забыл про старые кулинарные привычки. Даже перестал обращаться к коллегам нецензурно и наконец-то узнал их имена.

Радующих язык и нёбо вам выходных, улюлюйцы.

Для правды всегда есть время. Для приобщения к прошлому найдется свой клинок.

Улюлюйцы никогда не понимали сложных драматических произведений. Нибелунги все эти, чио-чио-саны и прочие травиаты. Зачем? Жить нужно без выдуманных драм, а если Бытие и подбрасывает чего, надо закатать зубы, сжать рукава и что-то делать. Такова наша улюлюйская зарука.

Однако одно произведение навсегда оставило след в оперном искусстве Улюлюйска, хоть его либретто осталось только в воспоминаниях, а в партитуру заворачивали рыбу. Произведение называлось просто и даже грубовато по тем меркам — «Картошка».

По сюжету мелкий чиновник Исаков женился на дочери Начальника. Не ради карьеры, а исключительно по любви, большой и чистой. Опера как раз и начиналась со свадьбы, но, к вящему сожалению зрителей, первую брачную ночь не показали.

Началась совместная жизнь, и в один ужасный день кухарка заболела гриппом и умерла. По воспоминаниям, гроб опускали в оркестровую яму. Что делать? Найти новую кухарку — дело не одного дня, так что молодая жена вызвалась готовить сама по заветам Молоховец.

Тут и начиналась драма. На первый ужин жена подала варёную картошку, густо посыпанную зеленью. Муж спросил, будет ли селёдка? И когда получил отрицательный ответ, в зале будто бы даже гас свет. И тут муж начинал ключевую арию.

С глубокой патетикой и грустью он пел о том, что селедка хоть и проста, но раскрашивает жизнь картошки. Что селедка подобна любви, она ведь тоже простая, но как же украшает и наполняет жизнь каждого человека, даже простого крестьянина. Что простота любви делает её сложной и полной самых разных граней. Что картошка и селедка — пример гармонии, которая известна лишь сердцам, которые на небесах свели все известные человечеству боги. Что без селедки картошка, да и жизнь, пуста, сера, бестрепетна, и в ней остаётся только влачить существование, забыв обо всех чувствах, кроме горя.

Как говорят очевидцы, в этот момент постановка останавливалась на рыдания. Плакали девицы и женщины, курсистки и матери семейства, купчихи заливались и рвали платки. Некоторые мужчины храбрились, но по красным глазам было видно, сколько усилий им стоит сдержать слёзы. Другие не стеснялись и заливались в полный голос. А один генерал даже сорвал медали и, словно юродивый, катался по полу. Что сказать? Сила искусства.

Затем муж шёл на мост и прыгал в Улюлюйку, а молодая жена шла в рыбную лавку, брала в руку селедку и пела арию с проклятиями. После чего отправлялась за мужем.

Постановка пользовалась успехом таким, что вскоре была запрещена за излишнее бередение чувств граждан. А жаль, ведь произведение вечное.

Гармоничных вам выходных, улюлюйцы.

Не перестаю поражаться выдумке улюлюйцев. Если бы не она, а естественное течение вещей, то давно бы улюлюйцы по Луне скакали козлом и оттуда бы слали на Землю гелий-3.

Некто Гринька ещё во времена Первого Императора Петра Алексеевича (ежели тот был настоящим) оказался зачарован вращением колеса. Как пишут злые языки (точнее, руки), Гринька не справился с управлением телегой и свалился в канаву, а в процессе получил элементом упряжи по без того непутёвой голове.

Когда Гринька пришёл в себя, он был заворожён вращением тележного колеса, и тут в первый раз в жизни в его голову пришла ИДЕЯ. Гринька собрал последние копейки, что-то продал из одежды и отправился к местному бондарю с необычным заказом — идеально круглой бочкой. Бондарь с удивлением, но интересом принялся за работу. Тем более, что у него никогда не просили сделать бочку с дверью и обитую изнутри мягкой рухлядью.

Когда заказ был готов, Гринька вкатил бочку на пригорок напротив губернаторской резиденции, залез в неё, закрыл дверцу и полетел вниз. Бочка со свистом пронеслась и сбила солдат на посту, а потом немного покалечила ещё несколько из тех, кто пытался этот диогенов дом остановить.

Уже на допросе Гринька рассказал свою задумку. Он изобрел «смутник» — специальное устройство, которое можно было бы забрасывать в стан врага. А оттуда бы вылезали умные люди и начинали бы смущать речами солдат, а то и офицеров противника. Забрасывать можно катапультой или с удобной передвижной горки.

Как говорят, капитан-исправник долго хохотал и решил, что Губернатору о таком докладывать не стоит, потому что надо поберечь зерцало Отечества нашего. Но выделил целый рубль из собственных средств, чтобы Гриньку напоили-накормили и в его же бочке спустили вниз по Улюлюйке.

Судьба рубля, Гриньки и бочки по сей день в тумане истории.

Купаж глупости, простоты и наглости подобен ставке на зеро в казино Монако — либо выигрываешь миллион, либо с позором чистишь ботинки более удачливым господам фалдами фрака.

Был у нас такой посредственный беллетрист — Стеньков. Писал он много и плохо, но каким-то образом умудрялся пробиться практически во все газеты и журналы. Так что хватало ему на хлеб, масло и немного сыра сверху.

И дальше бы Стеньков кропал фельетоны и слезливые любовные рассказы, если бы встреча с капитаном одного торгового судна. Тот пил чай из огромной кружки и тряс книгой Джека Лондона. Даже пропитанного солью и ветром капитана тронули его рассказы. Стеньков про Лондона тогда не знал (да и вообще никто в Улюлюйске не знал, что уж там), но книгу выпросил почитать, хоть та и была на английском.

Стеньков читал неделю, со словарём, а потом его осенило. Ещё две недели он усиленно переписывал рассказы Лондона, но заменял вашингтонские названия на улюлюйские, шерифов на жандармов, а индейцев на зурбаганцев. На всякий случай Стеньков взял псевдоним Иван Москва.

Испортить Лондона у Стенькова не получилось, и его второе имя прогремело. Весь тираж скупили, директор типографии приглядывал новый каменный дом, а Москва наконец-то смог к хлебу и маслу добавить икры.

Стеньков стал просить того капитана привозить все новые вашингтонские и лондонские книги и щедро платил задаток. Так что скоро из под пера Ивана Москвы вышли нетленки вроде «Трое в барке не считая гуся», «Приключения Фёдора Фасолина» и тому подобное, что перечислять нет никакого желания. Просто гадостно.

Верёвочка долго не вилась. Из Петербурга приехал какой-то большой журналист, и ему представили Ивана Москву как светило улюлюйской литературы. Журналист глазам своим не поверил и написал разгромную статью о примитивном и весьма бесталанном жульничестве.

Карьера Ивана Москвы закончилась, но скоро он примкнул к футуристам и под именем Жорж Орлеанский начал шокировать публику картинами, красным цилиндром и прочим непотребством, которое закончилось вместе с Жоржем одним летним днём, когда тот утонул в Улюлюйке во время постановки какой-то мутной пьесы из жизни рыбаков и русалок — в хвосте запутался.

Часто ошибка выжившего — это вовсе не эффект, когда мы судим по тем, кто смог успешно приземлиться без парашюта и считаем это нормой. Часто ошибка выжившего, когда этот выживший своё выживание считает ошибкой. По крайней мере так мне рассказал один собеседник в электричке. А выжил он после купажированных напитков Гольштайстера.

Валентин Сергеевич Носов много лет проработал технологом на нашей родной Улюлюйской кондитерской фабрике. Не одно поколение вкушало его бисквиты и вафли. Но с наступлением 90-х, Носов решил попробовать себя в бизнесе.

По наследству от бабушки ему досталась квартира, которую Валентин Сергеевич смело обменял на цистерну спирта. Но гнать подпольно водку было не в его интересах. Носов часто задавался вопросом: почему есть разведенный спирт, но нет холостого или женатого? Тут и должны были помочь навыки пропитывания коржей.

Носов выпустил пять купажей: «Спирт, женатый на вишенке», «Феерия Ананаса», «Холостяцкая радость с анисом», «Брачные узы на малине» и «Детская шалость». Последнее было чем-то с шоколадом и карамелью.

Носов пошёл заказывать в типографию этикетки и подумал, что на волне всего новомодного западного нужна забористая фамилия, которая будет метафорически связывать улюлюйца с традициями древних. Хоть и чужих древних. Так появился псевдоним Гольштайстер.

Что касается напитков, то на вкус они получились странными. невозможно было остановиться, пока винтом в нутро не отправлялась целая бутылка, потому что рюмки всегда было. А вот наутро мир казался с овчинку. Однако желание вновь принять ананаса или радости овладевало даже теми, кто не особо ценил алкоголь.

Первая цистерна закончилась быстро. Потом ещё одна, вторая, третья. Носов-Гольштайстер буквально заливал Улюлюйск своим брачным спиртом. Это и сгубило бизнес — в какой-то момент по прямому распоряжению Губернатора в город на грузовиках была заброшена сотня врачей-наркологов, и десантировали под пятьдесят экстрасенсов.

Почти две недели всех встречных просили дыхнуть, и если находили ароматы носовских напитков, тут же принудительно кодировали гипнозом и зашивали. А уже к концу квартала производительность труда пошла вверх, в то время как травматизм резко упал. Экономисты потом говорили об этом событии, как о чуде. Вроде японского.

Валентин Сергеевич быстро свернул бизнес, продал всё, что горело и было съедобно, выкупил обратно бабкину квартиру и вернулся на фабрику. От греха.

Выходных вам без раздумий, улюлюйцы.

Любят улюлюйцы юморески и всякие изошутки. Но только добрые или же направленные на выявление и осмеяние пороков. А вот злую политическую сатиру улюлюйцы не любят, потому как видят в ней посягательство на.

Вот вам история про некоего Грабкина, который по ведомству капитана-урядника проходил как диссидент, но так-то числился в издательстве детской литературы и рисовал всяких зайчиков-лисичек с кощеями.

Многие могли помнить вечные календари — хитроумные диски, которые могли показать тебе день недели на ближайшие 28 лет. Так что можно было распланировать отпуск так, чтобы он выпал на день рождения или ещё какую другую важную и печальную дату.

Вечный календарь выглядит очень просто: вот нижний диск со всякими днями и датами. А сверху диск с вырезом, который собственно и показывает, когда там День взятия Бастилии.

Так вот Грабкин решил поиздеваться над ходом времени и создал вечную программу передач улюлюйского телевидения. Художнику надо отдать должное — он поднял архив газет за несколько месяцев, потому программа выглядела крайне правдоподобно. Грабкин показывал календарь своим друзьям-диссидентам и колеблющимся, а те заливались словно горлица на току мерзеньким смехом.

Тут надо сказать, что Ведомство капитана-урядника готово было простить шутку про телевидение. Они смотрели много зарубежных программ на предмет поиска пропаганды и разложения, а в местном ТВ были уверены на все 100%. Однако Грабкин покусился на святое — время.

А что есть улюлюйское время? Это пространство, которое наполняет Воля и Разум Губернатора (тогда Первого секретаря). Стало быть время — одна из модальностей, сущностей, если хотите Начальства. И только ему позволено руководить временем и его эманациями — календарями, расписанием поездов, программами передач.

Так что Грабкина для профилактики отправили поднимать художественную самодеятельность на три года в разные колониальные владения Улюлюйска. А заодно решили провести эксперимент, сколько по ощущениям у него займёт эта вынужденная командировка. Чтобы ценил Время, запущенное когда-то не Большим взрывом, но Первым Губернатором, что первым из живых существ вышел на сушу.

Вчера разгребал веснописи и потому сегодня не могу нормально сесть и поднять руки. Потому поделюсь свежим рассказом. Актуальность его будет вечной даже во времена, когда дома и овины будут печатать на 3D-принтерах.

Берегите себя, улюлюйцы.

Студенческая аудитория кипела и клокотала шумом разговоров, хлопаньем дверей и окон. Кому-то постоянно дуло, и сразу становилось понятно, кого не будут звать на грядущие вечеринки.

За секунду до звонка вошёл Николай Германович. Крупный высокий мужчина с кулаками размером с трёхлитровую банку. Николай Германович был легендой. У него был чудовищный опыт в строительстве и голос, от которого сжимало пластиковые бутылки, а стеклянные так и просто лопались. Ещё он мог произнести осмысленное предложение, в котором даже предлоги и союзы были нецензурные. А всё потому, что Николай Германович был глубочайший практик, в отличие от остальных преподавателей строительного института. Собственно, и здание института он когда-то строил.

Была у него и причуда — он требовал, чтобы на лекции студенты приходили только с тетрадями в чёрных обложках. А за красную, зеленую и тем более белую нещадно выгонял.

Студенты мгновенно затихли. Преподаватель встал за кафедру, стукнул по ней кулаком. Послышался жалобный треск.

— Открывайте тетради. Лекция первая. Подготовка бетона. Какие нужны пропорции, всегда написано на мешке. Следуйте им неукоснительно, там идиотства полно, конечно, но вы всё равно забудете, что я вам скажу. А вот теперь запишите и следуйте неукоснительно.

Зашелестели тетради, послышался скрип полсотни авторучек. Повисло ожидание.

— Вам нужен черный петух. Желательно трехлеток, но это прям если вы важное что-то строите или особняк по большому заказу. Обычно мы годовалых берём. За неделю до полнолуния нужно взять полкило зерна и залить водой. Потом равномерно разместить на мокрой тряпке и дать прорасти. За ночь до полной луны скормите петуху это зерно. И вот в ночь полнолуния ему нужно отрубить голову, всю кровь аккуратно собрать в чистую банку. Тушку ощипать, все перья смешать с воском в комок. Кровь и воск нужно добавлять в бетон для фундамента.
— А с мясом что делать? — спросил будущий главный шутник и КВН-щик.
— Может, запихать себе поглубже в глотку, а ещё лучше…
— Подождите, но какое отношение черный петух имеет к строительству? Это что-то из «Гарри Поттера». — оборвала студентка, явно будущая староста.
— Потому что вы долбоны. И строить будут долбоны побольше вашего. А без петуха и прочего ничего бы стояло уже лет двадцать. И ходили бы по руинам, как гиббоны: «Ыыыы». Понятно? Переходим к стенам. Тут нужны особые яйца…

За окном стало темно от налетевших туч. В аудитории стемнело, но света никто не включал, потому как от тетрадок пошёл мертвенный белый свет, какой бывает в моргах или утренних автобусах. Что, в сущности, одно и тоже.

Если вы не можете уснуть в этот понедельник, принёс вам контенту. Впрочем, для других понедельников тоже подходит.

Вчера у меня была лекция про величие «хрущёвок» и в кои-то веки я решил сделать запись.

В ближайший час вас ждут:
— Оговорки
— Моя картавость
— Сомнительные юморески
— Слово «разжопица»

А ещё меня почти нет в кадре, что только плюс.

Откуда берутся идеи? От маеты души, от проникновения в познания, от глупости. А иногда к великим идеям приводит карточный выигрыш.

В своё время, когда ещё цари были, в Улюлюйск прибыл папский легат с исключительно деловыми целями — закупить пеньку для корабельных снастей. Легата приютили на торговом дворе, и там он знатно проигрался в карты купцу Ермеле (такое вот имя у него было). А купец славился тем, что всегда возил с собой библиотеку, в которую и погружался между делами торговыми.

Ермеля мог бы снять с легата последнюю сутану, но выпросил разрешения попасть в папскую библиотеку и почитать там чего, пусть даже на латыни, которую купец неплохо, впрочем, знал. Легату ничего не оставалось, и он взял Ермелю вместе с пенькой с собой.

По возвращению через год купец благополучно прошёл испытание на вступление в католическую ересь и презентовал концепцию Pax Ululuisk.

Pax Ululuisk означал, что гражданином Улюлюйска автоматически становится любой, кто признаёт примат Начальства над собой, судьбой и природой. Сам Улюлюйск — это подвижная конструкция, которая существует в своих физических границах только потому, что на то воля Начальства. И только его желание и стремление к балансу сил не позволяет Улюлюйску наступить везде. Но зато его ментальность, как запах от пирога с вязигой (так в тексте), проникает в любые медвежьи углы.

Тогдашний капитан-исправник пытался найти в тексте крамолу, потому что чем-то идея ему не понравилась, но надо было понять чем. И ведь не подвело чутьё! Капитан-исправник заметил, что если конструкция подвижная, то однажды она может расшататься, и тогда наступит конец нашего благословенного Края.

Ермелю выпороли и попросили продолжить торговать пенькой, а в умные идеи не лезть — без него там разберутся. Но, как говорят Веснописи, впоследствии с некоторыми поправками Pax Ululuisk стали преподавать будущим государевым служителям.

В 1128 году очередной Римский Отчим (чьё имя я не буду уточнять из брезгливости), утвердил статут нового нищенствующего рыцарского ордена. Он получил название пуритатов, что с латинянского значит «чистые».

Кстати, цвет их креста был охровым, что с чистотой не очень ассоциируется, конечно.

Вначале может показаться, что пуритане должны быть «чистыми духом и помыслом», но практика показала обратное. Эти рыцари в основном занимались преследованием вражеских обозов и борьбой с мародёрами, у которых с честью отбирали награбленное. А иногда, если мародёры смогли убежать, проходили по второму кругу по местам их грабежа. В целом же ни в одной серьёзной битве они не приняли участия, так что воинская слава для них была чем-то неведомым.

Если не удавалось пограбить обоз, рыцари собирали осколки мечей, сломанные стрелы, обрывки одежды и куски сапог. И надо сказать, что именно этот мусор становился чаще всего их основным трофеем.

Может показаться, что такая деятельность не сильно прибыльная, так что хоть кто-то сможет сохранить статут нищенствующих. Однако пуритаты всё-таки богатели, хоть и не так быстро, как их более прославленные коллеги. Правда, была у них особенность — они почти не покупали земель, не строили замков, и вообще было неясно, где они хранят добытое. Зато говорили с жутким акцентом.

История ордена закончилась в 1302 году. После особо удачного набега на купеческий караван, пуритаты сбросили котты с охровыми крестами и просто исчезли. Говорят, что их видели на больших лодьях без опознавательных знаков, но и на сарае тоже написано. Охрой.

Казалось бы — неразрешимая историческая загадка. Но веснописи помнят! После удачного Первого крестового похода, улюлюйский Князь Добролёт решил вписаться в движение, но идти на контакт с Римским Отчимом не хотел.

Тогда через немалые подношения на территории будущей Берлинщины и был создан орден пуритатов, которых в Улюлюйске прозвали хламовниками. И всё награбленное они исправно отправляли в Улюлюйск, куда периодически ездили за инструкциями и на отдых.

Но к началу 14 века потомок Добролёта Князь Сливоедица почуял дурные ветра начали дуть в сторону тамплиеров, и быстренько свернул проект. Тем более, что силами хламовников в Улюлюйске случилось очередное экономическое чудо, и походы стали не особо нужны.

Деус вульт, улюлюйцы.

Сколько раз пытались изменить театр? То начнут играть прямо среди зрительного зала, то вербатим выдумывают с иммерсивностью. Но в Улюлюйске уже давно придумали самое передовое и дивное.

Был у нас некий театральный антрепренёр Куцвельд, который однажды случайно попал в рабочие районы Улюлюйска. Ну как случайно… Он там собирал вдохновение для постановки пьесы о городской бедноте, но откуда ей взяться в Улюлюйске? Зато легких телесных Куцвельд набрал сполна и не за фамилию, а просто потому, что он.

И вот когда Куцвельд отлёживался, ему пришла в голову идея двойного театра. Его надо разделить для благородных и простолюдинов. Для первых героями должны стать офицеры, Начальство и прочие графья, а простому люду достаточно и крестьян с приказчиками в лавках. Должны отличаться декорации и составы актёров, а главное — сама пьеса.

Куцвельд решил не откладывать в долгий ящик и тут же начал переписывать «Гамлета». Для высокоблагородий всё осталось без изменений. А вот крестьяне и пролетарии получили историю, в которой сын борется за наследство в виде бани, шпаги сменили вилы, а яды — грибы. Сложней всего пришлось с текстом, ведь его надо было перевести на «народный» язык. И потому знаменитый монолог начинался словами «Етить иль не етить? Вот где загадка».

Антрепренёр занял денег, построил новые декорации, нанял второго режиссёра и за пару месяцев создал постановку «для бедных». Оригинальный «Гамлет» прошёл предсказуемо нормально, а вот второй вариант непередаваемо хорошо. Публика ревела от восторга, и на следующий день Куцвельд получил в подарок молочного поросёнка, гросс яиц, полдюжины куриц и картошки без счёта.

Второй показ чуть не отменился, потому что публика была готова сидеть на лестницах или даже стоять, лишь бы увидеть трагическую историю холопа Хамлата. Пришлось брать деньги и пускать без билета.

Скоро на постановку обратили внимание в благородном сословии, потому что прислуга и конюхи только о ней и говорили. Потому четвёртый показ оказался полностью выкуплен представителями дворянского собрания. И на следующий день Куцвельда засыпали цветами и бесполезными табакерками и запонками.

Тут Куцвельд решил поставить что-то из Островского, ту же «Бесприданницу». Но провалились оба спектакля. Благородные не знали концепции «документального кино» (сам синематограф-то ещё не придумали), потому не понимали, в чём драма. Простолюдины же углядели фантазию, потому как в каждой деревне есть истории позабористей.

Деньги от «Гамлета-Хамлата» почти закончились, потому Куцвельд решил не рисковать и вернулся в лоно театра обычного, но добавил в него кордебалет, потому что это красиво. Ну и привлекает холостяков с деньгами.

Хороший был эксперимент, интересный. Вот бы его в кино сейчас перенести, а то поглядишь на рекламу майонеза, а там семьи будто клад нашли, раз живут так просторно.

Полнится Улюлюйск правдой, тайной и ведомством капитана-урядника и капитана-исправника. И вот почему.

Среди молодых улюлюйцев стал ходить упорный слух, будто в 1700-каком-то году в Улюлюйске был сожжён за работу по космологии учёный Катарин. Во-первых, не сожжён, а высечен и отправлен в ссылку. Во-вторых, не за космологию, а за убеждения. Причём еретические они и по сей день.

Катарин действительно существовал и был одним из первых академиков Улюлюйской академии наук. Он занимался астрономией и геологией, мечтал найти метеорит и прокатиться на слоне. И если с метеоритом было тяжко, то во время научной поездки в Бомбейщину со слоником всё удалось.

Заодно Катарин проникся идеями йогов и привёз эту заразу в Улюлюйск, но привить не смог. Зато это помогло ему спустя много лет выдержать порку. Но не суть.

Где-то в 1780 году Катарин смотрел на звёздное небо и пришёл к выводу, что Вселенная должна быть конечна. Цепочку рассуждений я привести не могу, потому что сам не понял и просто пояснить не смогу. Однако для своего времени рассуждения были непротиворечивые и стройные (так мне в буфете подсказал штатный астроном-астролог из КБ имени Петрика. Повадились они к нам ходить что-то).

Катрин созвал Учёный совет и с картинками изложил подробно свою идею. Совет задумался, но только один человек застучал по столу кулаком и гневно зашипел. То был ассамблей-урядник, приставленный к Академии, дабы следить за тем, чтобы учёные не додумались чего-то неправильного. И вот час настал.

Ассамблей-урядник обратил внимание, что вся власть в Улюлюйске целиком и полностью принадлежит Губернатору. Она же распространяется и на светила, поскольку без его указаний нет рассветов и вёсен. Но если Вселенная конечна, получается, что и власть Губернатора имеет конец? И если конец этот есть в звёздах, то и до Улюлюйска может докатиться?

Катрин призадумался и согласился, что власть Губернатора действительно может иметь конец. В тишине зала воцарился ужас.

Что было дальше, вы уже знаете. Катрина отправили далеко и надолго, из ссылки он так и не вернулся, да и не мог. Стал заниматься агрономией и мечтал вывести Улюлюйского слона, чтобы народному хозяйству от него была польза. И даже выписал пару из Бомбейщины, но пока слоны шли своим ходом, учёный тихо умер, свалившись с яблони.

Бесконечных вам выходных, улюлюйцы.

Многие спрашивают, как Улюлюйка может быть такой разной. Узкой и глубокой. Широкой и гусь вброд перейдет. Отвечаю.

В былые времена, когда остальные народы ещё носили шкуры и молились деревьям, в Улюлюйске уже была отточенная система выбора Начальства.

Для этого использовался особый гриб, который нынешние исследователи называют гриб-кадровик. Правда, установить, что это за гриб, пока не могут, потому что этим природным царством у нас полнится каждый квадратный аршин леса.

Всем, кто претендовал на княжескую должность и терем, волхвы предлагали тот самый гриб-кадровик. Тот, кто после него выжил, и становился Князем, а также владельцем копья из цельного бивня мамонта.

Но тут в дело вступала дарвиновская эволюция. Ведь князья давали потомство, в котором были устойчивые к грибу особи. Получалась почти династия, но испытание грибом-кадровиком никто не отменял, так что отсев и закрепление продолжались.

Однако князья были большие охотники до сладостных наслаждений и предавались им без всякого разбора (ладно хоть половой соблюдали). Так появилась обширная и разрозненная линейка бастардов, которые тоже начали претендовать на престол и терем, благо устойчивость к грибу-кадровику они тоже получили. Легитимная на тот момент ветка назвала бастардов Грибовичами и готовилась к усобице, которая была неизбежна, как весна.

Тогда на помощь пришли волхвы и подсказали решение: нужно построить город Лисицин (в честь другого священного гриба) и всех Грибовичей отправить туда. Усобица состоится, но уже не в стольном граде Улюлюйске, а где-то далеко.

Князь тогдашний послушался волхвов и смог избежать кризиса власти. Потом заодно привязал волхвов к брёвнам и отправил в экспедицию вниз по Улюлюйке. На этом закончилась карьера гриба-кадровика и началось наше улюлюйское единоначалие власти.