И еще одна цитата из «Весен и осеней господина Люя» (последняя, дочитал).
«Так вослед дракону является дождь, вослед телу - тень; и там, куда является войско, вырастают волчцы и чертополох».
Книга тринадцатая, глава вторая
«Так вослед дракону является дождь, вослед телу - тень; и там, куда является войско, вырастают волчцы и чертополох».
Книга тринадцатая, глава вторая
Жалко, что как-то заглохла тема квадроберства.
У Барта вычитал (в первых лекциях цикла «Как жить вместе»), будто существовали в древности христианские отшельники, которые низводили себя до состояния животных, во всем им подражая. Один, например, ходил только на четвереньках (в веригах при этом). Некий крестьянин едва не убил его по ошибке, приняв за волка. Другой сделал себе колесо, как у белки. А когда не бегал в колесе, сидел в специальной клетке, прижав колени к подбородку, и читал Евангелие.
Первого звали Акепсим, второго Фалелий.
У Барта вычитал (в первых лекциях цикла «Как жить вместе»), будто существовали в древности христианские отшельники, которые низводили себя до состояния животных, во всем им подражая. Один, например, ходил только на четвереньках (в веригах при этом). Некий крестьянин едва не убил его по ошибке, приняв за волка. Другой сделал себе колесо, как у белки. А когда не бегал в колесе, сидел в специальной клетке, прижав колени к подбородку, и читал Евангелие.
Первого звали Акепсим, второго Фалелий.
Знаете, что. Вы тоже должны это увидеть, почему только я? Чем я так уж особенно провинился.
В общем, был я недавно на выставке Андрея Васнецова в галерее Зураба Церетели (внук великого, отец сурового стиля, ну и кстати, любопытная живопись). А галерея-то огромная! Досмотрел выставку, стал бродить по этажам и забрел на еще одну выставку: «Сергей Есенин. Бесконечная легенда».
Картины из Народного музея Есенина в Воронеже.
Так был потрясен, что взялся изучать вопрос. Музей основал 15 лет назад тамошний бизнесмен Бубнов, какой-то непростой человек из 90-х, ругают его на разных местных сайтах. Собирает работы современных художников, посвященные Есенину, отборный китч, естественно, оно и понятно, тема располагает.
Преобладают березки и купола, но одна картина совсем меня ошеломила: Сергей Александрович играет на гармошке, Айседора же пляшет, обрядившись в прозрачный пеньюар. Так ошеломила, что я даже фамилию автора забыл. Впрочем, подобное созерцая, можно имя свое забыть, не то, что чужую фамилию.
Ну и фоном еще из репродуктора актер Безруков стихи читает. Короче, берегите себя. На всякий случай признаюсь – я-то Есенина люблю, но от этого только больнее в данном конкретном случае. Берегите, повторюсь, себя. А также см. следующую запись.
В общем, был я недавно на выставке Андрея Васнецова в галерее Зураба Церетели (внук великого, отец сурового стиля, ну и кстати, любопытная живопись). А галерея-то огромная! Досмотрел выставку, стал бродить по этажам и забрел на еще одну выставку: «Сергей Есенин. Бесконечная легенда».
Картины из Народного музея Есенина в Воронеже.
Так был потрясен, что взялся изучать вопрос. Музей основал 15 лет назад тамошний бизнесмен Бубнов, какой-то непростой человек из 90-х, ругают его на разных местных сайтах. Собирает работы современных художников, посвященные Есенину, отборный китч, естественно, оно и понятно, тема располагает.
Преобладают березки и купола, но одна картина совсем меня ошеломила: Сергей Александрович играет на гармошке, Айседора же пляшет, обрядившись в прозрачный пеньюар. Так ошеломила, что я даже фамилию автора забыл. Впрочем, подобное созерцая, можно имя свое забыть, не то, что чужую фамилию.
Ну и фоном еще из репродуктора актер Безруков стихи читает. Короче, берегите себя. На всякий случай признаюсь – я-то Есенина люблю, но от этого только больнее в данном конкретном случае. Берегите, повторюсь, себя. А также см. следующую запись.
Forwarded from Север
Афиша Севера. Регулярная. Полноценная. Много всего. В этот раз много важного и любопытного в Екатеринбурге. А на грандиозной выставке Александра Лабаса в Новоиерусалимском музее полностью обновился раздел графики.
Читайте, смотрите, радуйте глаз.
https://teletype.in/@r-sever/Rcg0TBSSbKy
Читайте, смотрите, радуйте глаз.
https://teletype.in/@r-sever/Rcg0TBSSbKy
Teletype
Радовать глаз: от икон и до нонконформистов
Вот теперь совсем чувствуется весна: расцветают выставки пышным цветом. Томить не будем, тянуть с разговорами не будем, советовать будем.
Forwarded from Север
Пятница, друзья, а что же это значит? Это значит – вам пора узнать, что написал однажды Сергей Есенин Рюрику Ивневу:
Я одену тебя побирушкой,
Подпояшу оструганным лыком.
Упираяся толстою клюшкой,
Уходи ты к лесным повиликам.
У стогов из сухой боровины
Шьет русалка из листьев обновы.
У ней губы краснее малины,
Брови черные круче подковы.
Ты скажи ей: «Я странник усталый,
Равнодушный к житейским потерям».
Скинь-покинь свой армяк полинялый,
Проходи с нею к зарослям в терем.
Соберутся русалки с цветами,
Заведут под гармони гулянку
И тебя по заре с петухами
Поведут провожать на полянку.
Побредешь ты, воспрянутый духом,
Будешь зыкать прибаски на цевне
И навстречу горбатым старухам
Скинешь шапку с поклоном деревне.
Вот практически то же самое мог бы главный редактор «Севера», мудрый и бородатый Громов А.А. сказать единственному своему сотруднику Давыдову И., немудрому и скорбному умом. А вам просто скажем: номера карт ниже. Если не хотите или просто денег нет – все равно спасибо за то, что просто читаете. А вот если есть и желание, и деньги - … Вы знаете, что делать.
Сбербанк:
Банк “Точка”:
на картинке: Типы Волжских "босяков" №158. Фотография Максима Дмитриева, одного из самых важных русских фотографов.
Я одену тебя побирушкой,
Подпояшу оструганным лыком.
Упираяся толстою клюшкой,
Уходи ты к лесным повиликам.
У стогов из сухой боровины
Шьет русалка из листьев обновы.
У ней губы краснее малины,
Брови черные круче подковы.
Ты скажи ей: «Я странник усталый,
Равнодушный к житейским потерям».
Скинь-покинь свой армяк полинялый,
Проходи с нею к зарослям в терем.
Соберутся русалки с цветами,
Заведут под гармони гулянку
И тебя по заре с петухами
Поведут провожать на полянку.
Побредешь ты, воспрянутый духом,
Будешь зыкать прибаски на цевне
И навстречу горбатым старухам
Скинешь шапку с поклоном деревне.
Вот практически то же самое мог бы главный редактор «Севера», мудрый и бородатый Громов А.А. сказать единственному своему сотруднику Давыдову И., немудрому и скорбному умом. А вам просто скажем: номера карт ниже. Если не хотите или просто денег нет – все равно спасибо за то, что просто читаете. А вот если есть и желание, и деньги - … Вы знаете, что делать.
Сбербанк:
5469 3800 7744 0823Банк “Точка”:
2204 4502 4047 5324на картинке: Типы Волжских "босяков" №158. Фотография Максима Дмитриева, одного из самых важных русских фотографов.
Искал в «Собрании народных песен П.В. Киреевского» один текст – для дела нужно: про то, как царица Марфа плачет в Успенском соборе, просит Ивана Грозного воскреснуть и прекратить смуту. Нашел, но залип, начал все перечитывать. Мощь, конечно. Вот вам, например, расширения кругозора для:
Во лугах, лугах, лугах, во зеленых лугах
Там ходила, там гуляла телка беленькая,
Телка беленькая, вымя черненькое
Как увидел эту телку игумен из окна,
Посылает, снаряжает свово рыжего дьячка:
- Ты поди, моя слуга, приведи телку сюда,
Не хватай за бока, не порть молока.
К молоку телка добра, к маслу выгодна,
Ухвати за рога, приведи телку сюда.
Эта телочка по келейке похаживает,
А игумен-ат на телочку поглядывает.
Посажу телку – сидит, положу телку – лежит,
Положу телку – лежит, у ней вымечко дрожит,
Ножки корчатся, глазки морщатся.
Скину, скину каблучки, привалюся под бочок.
(№ 113)
Во лугах, лугах, лугах, во зеленых лугах
Там ходила, там гуляла телка беленькая,
Телка беленькая, вымя черненькое
Как увидел эту телку игумен из окна,
Посылает, снаряжает свово рыжего дьячка:
- Ты поди, моя слуга, приведи телку сюда,
Не хватай за бока, не порть молока.
К молоку телка добра, к маслу выгодна,
Ухвати за рога, приведи телку сюда.
Эта телочка по келейке похаживает,
А игумен-ат на телочку поглядывает.
Посажу телку – сидит, положу телку – лежит,
Положу телку – лежит, у ней вымечко дрожит,
Ножки корчатся, глазки морщатся.
Скину, скину каблучки, привалюся под бочок.
(№ 113)
Forwarded from Север
Ну раз мы затеяли разговор на тему советского общепита… кажется самое место и время опубликовать здесь старый пост Ивана Давыдова о тайном искусстве приготовления блюд в этом самом советском общепите.
«Из-за медлительности некоего бородача, которого сохранения инкогнито ради назову просто – Андреем Аркадьевичем, опоздали в заведение, где обычно обедаем, и ели в так называемой столовой, скрытой в недрах нашего так называемого бизнес-центра.
Скажу сразу – я ведь честный: поварам удался салат морковный, состоявший из порезанной моркови.
А вот суп-пюре сырный по виду напоминал обрат, каковым поили свиней в годы моего деревенского детства. По вкусу, наверное, тоже, - просто обрат мне пробовать не доводилось. Но почему-то думаю, - да, напоминал.
Что они там называют «рыбой в маринаде» и «гарниром из круп», человеку со слабыми нервами лучше не знать. Стоит это все, кстати, как приличный бизнес-ланч в кафе средней руки.
Я ковырял – из внезапно проснувшейся ненависти к рыбе – вилкой рыбу и думал, что где-то есть, наверное, тайные школы, в которых старые мастера обучают адептов великому советскому знанию. Учат правильно портить продукты.
Охваченный мизантропией человек понимает вдруг, что его призвание – портить еду и отравлять если уж не людей, то хотя бы жизнь людям. Он начинает искать посвященных, собирать слухи. Долго идет по лесной глуши, и находит наконец избушку мастера.
Мастер смотрит на пришедшего презрительно, поглаживая бороду, в которой на черный день хранятся остатки салата «мимоза». Потом бросает ему сосиску и горсть серых, с советских времен сбереженных макарон.
- Покажи, пришелец, что ты умеешь?
Тот варит сосиску прямо в целлофане, варит долго, пока она не раздуется, превратившись в подобие щупальца страшного подводного гада. Доводит макароны до состояния мерзкой какой-то однородной кашицы. Довольно улыбаясь, подает блюдо мастеру.
Мастер пробует, задумывается на секунду, а потом стряпня летит горе-повару в лицо:
- Это слишком съедобно. Уходи в ресторан к Новикову, ты не достоин тайн советских столовых.
Но упорный ученик не сдается. Носит для мастера воду и чистит его тряпье. Следит за тем, как тот разложившимися грибами начиняет почти съедобные котлеты, превращая их в абсолютно несъедобные (ах, были времена, подавали это на ужин в профилактории МГУ, и только каберне неизвестного производителя спасало нас, молодых и жадных, от смерти). Узнает, как из приличных овощей сделать адское месиво, и утопив в прогорклом майонезе, назвать салатом. Постигает тайну превращения смеси из молока и манки в оконную замазку. Смешивает что-то в ретортах и кипятит в тиглях. Шепчет заклинания, способные пробудить всех демонов преисподней.
И вот, наконец, мастер, улыбаясь презрительно, отколупывает кусочек от поданного учеником кирпича пугающего цвета.
Запеканка творожная.
Мастер глотает, глаза его лезут на лоб. Подавляя рвотные позывы, он произносит с восторгом:
- Ты превзошел меня. Теперь иди в мир. Ты достоин даже не заводской столовой. Ты можешь в больнице отравлять последние дни и без того приговоренных российской медициной к мучительной смерти людей.
И ученик – в глазах безумие, на грязном халате дыры, в бороде – секретный знак всех познавших мудрость, салат «мимоза», - идет в те тайные места, где хранят заветы великого советского искусства порчи еды.
И где мы с загадочным Андреем Аркадьевичем сегодня обедали».
«Из-за медлительности некоего бородача, которого сохранения инкогнито ради назову просто – Андреем Аркадьевичем, опоздали в заведение, где обычно обедаем, и ели в так называемой столовой, скрытой в недрах нашего так называемого бизнес-центра.
Скажу сразу – я ведь честный: поварам удался салат морковный, состоявший из порезанной моркови.
А вот суп-пюре сырный по виду напоминал обрат, каковым поили свиней в годы моего деревенского детства. По вкусу, наверное, тоже, - просто обрат мне пробовать не доводилось. Но почему-то думаю, - да, напоминал.
Что они там называют «рыбой в маринаде» и «гарниром из круп», человеку со слабыми нервами лучше не знать. Стоит это все, кстати, как приличный бизнес-ланч в кафе средней руки.
Я ковырял – из внезапно проснувшейся ненависти к рыбе – вилкой рыбу и думал, что где-то есть, наверное, тайные школы, в которых старые мастера обучают адептов великому советскому знанию. Учат правильно портить продукты.
Охваченный мизантропией человек понимает вдруг, что его призвание – портить еду и отравлять если уж не людей, то хотя бы жизнь людям. Он начинает искать посвященных, собирать слухи. Долго идет по лесной глуши, и находит наконец избушку мастера.
Мастер смотрит на пришедшего презрительно, поглаживая бороду, в которой на черный день хранятся остатки салата «мимоза». Потом бросает ему сосиску и горсть серых, с советских времен сбереженных макарон.
- Покажи, пришелец, что ты умеешь?
Тот варит сосиску прямо в целлофане, варит долго, пока она не раздуется, превратившись в подобие щупальца страшного подводного гада. Доводит макароны до состояния мерзкой какой-то однородной кашицы. Довольно улыбаясь, подает блюдо мастеру.
Мастер пробует, задумывается на секунду, а потом стряпня летит горе-повару в лицо:
- Это слишком съедобно. Уходи в ресторан к Новикову, ты не достоин тайн советских столовых.
Но упорный ученик не сдается. Носит для мастера воду и чистит его тряпье. Следит за тем, как тот разложившимися грибами начиняет почти съедобные котлеты, превращая их в абсолютно несъедобные (ах, были времена, подавали это на ужин в профилактории МГУ, и только каберне неизвестного производителя спасало нас, молодых и жадных, от смерти). Узнает, как из приличных овощей сделать адское месиво, и утопив в прогорклом майонезе, назвать салатом. Постигает тайну превращения смеси из молока и манки в оконную замазку. Смешивает что-то в ретортах и кипятит в тиглях. Шепчет заклинания, способные пробудить всех демонов преисподней.
И вот, наконец, мастер, улыбаясь презрительно, отколупывает кусочек от поданного учеником кирпича пугающего цвета.
Запеканка творожная.
Мастер глотает, глаза его лезут на лоб. Подавляя рвотные позывы, он произносит с восторгом:
- Ты превзошел меня. Теперь иди в мир. Ты достоин даже не заводской столовой. Ты можешь в больнице отравлять последние дни и без того приговоренных российской медициной к мучительной смерти людей.
И ученик – в глазах безумие, на грязном халате дыры, в бороде – секретный знак всех познавших мудрость, салат «мимоза», - идет в те тайные места, где хранят заветы великого советского искусства порчи еды.
И где мы с загадочным Андреем Аркадьевичем сегодня обедали».
Forwarded from Север
Иван, Мария, Прокопий
Продолжаем публиковать фрагменты из недописанной пока книги Ивана Давыдова с рабочим названием «Люди и города». Это часть главы девятой, «Великий Устюг, терпимость к чужому. Стефан Пермский», отрывок об устюжских святых.
https://teletype.in/@r-sever/mILqnn-t4Ko
Продолжаем публиковать фрагменты из недописанной пока книги Ивана Давыдова с рабочим названием «Люди и города». Это часть главы девятой, «Великий Устюг, терпимость к чужому. Стефан Пермский», отрывок об устюжских святых.
https://teletype.in/@r-sever/mILqnn-t4Ko
Teletype
Иван, Мария, Прокопий
Продолжаем публиковать фрагменты из недописанной пока книги Ивана Давыдова с рабочим названием «Люди и города». Это часть главы девятой...
На ближних подступах к Третьяковке неюный кавалер давит интеллектом юную даму.
Кажется, это теперь называется «груминг».
- «Девочку с персиками» знаешь?
- Ну естественно.
- А знаешь, как она Репина всю жизнь ненавидела?
- Почему?
- Ну как. Она же взрослела, старела, ей хотелось внимания, самореализации. А она на всю жизнь для всех – эта самая девочка с персиками.
«Страшно себе представить, - думаю я, - как она в таком
случае должна была ненавидеть Серова, эта самая девочка с персиками, прекрасная Вера Мамонтова. Но, вроде бы, как-то все у них обошлось».
И да, не старела ведь. Лет в тридцать умерла от пневмонии, если я правильно помню.
Позже, уже внутри крепкий юноша, глядя на акварельку Сомова, сообщает то ли себе, то ли целому миру, а то ли мне:
- Он ведь, блядь, даже не дорисовал. Просто бросил и все. А ты стоишь и смотришь с умным видом.
Акварелька божественная при этом, разумеется, так уж у Сомова принято.
Кажется, это теперь называется «груминг».
- «Девочку с персиками» знаешь?
- Ну естественно.
- А знаешь, как она Репина всю жизнь ненавидела?
- Почему?
- Ну как. Она же взрослела, старела, ей хотелось внимания, самореализации. А она на всю жизнь для всех – эта самая девочка с персиками.
«Страшно себе представить, - думаю я, - как она в таком
случае должна была ненавидеть Серова, эта самая девочка с персиками, прекрасная Вера Мамонтова. Но, вроде бы, как-то все у них обошлось».
И да, не старела ведь. Лет в тридцать умерла от пневмонии, если я правильно помню.
Позже, уже внутри крепкий юноша, глядя на акварельку Сомова, сообщает то ли себе, то ли целому миру, а то ли мне:
- Он ведь, блядь, даже не дорисовал. Просто бросил и все. А ты стоишь и смотришь с умным видом.
Акварелька божественная при этом, разумеется, так уж у Сомова принято.
Forwarded from Север
Спецвыпуск афиши: еще можете успеть
👉В Новом корпусе Третьяковки – «Передвижники», громадная выставка, толпы народу, ну и сам новый корпус достоин того, чтобы на него посмотреть. С размахом сделано.
Кадашевская набережная, д. 12, до 6 апреля.
В «Паркинг-галерее» Зарядья – «Выпуск. История. Академия Ильи Глазунова», поучительный контраст: сначала то, с чего все начиналось когда-то в Академии - Серов, Поленов, Коровин, Левитан. А затем – Глазунов и его подражатели в товарных количествах. Плюс внезапной вспышкой – несколько великолепных икон из разных музеев, над которыми работали реставраторы Академии.
Парк «Зарядье», до 6 апреля.
В галерее «Беляево» - «Династия Кедриных», три художника и поэт.
Профсоюзная, д. 100, до 6 апреля.
В Музее Булгакова – выставка памяти великой Мариэтты Чудаковой, «Свой Париж. Бабель и Булгаков». Реальные и вымышленные путешествия писателей.
Большая Садовая, д. 10, до 6 апреля.
В Музее декоративного искусства «Орнаменты. Вчера и сегодня», от старой красоты и до… Ну, до. Там же – «Московский сокольничий», все о русской охоте.
Делегатская, д. 3, «Орнаменты» - до 8 апреля, «Сокольничий» - до 10 апреля.
В ММОМА на Петровке – «LU. Фигура умолчания», работы современной художницы Люси Соловьевой.
Петровка, д. 25, до 13 апреля.
В Музее Москвы – «Искусство в масштабе», советская монументальная живопись. Доярки, космонавты, пионеры. Даже в редакции «Севера» есть любители советских мозаик, увы (тайну сохраним, но намекнем, что мудры они и бородаты, эти любители), да и вообще это теперь модно.
Зубовский бульвар, д. 2, до 13 апреля.
В Мемориальной квартире Белого – «Париж – Москва – ВХУТЕМАС. Александр и Лидия Жолткевич». Отец – профессиональный революционер, сбежавший во Францию и там внезапно даже для себя сделавшийся неплохим скульптором, дочь, росшая среди парижских художников.
Арбат, д. 55, до 13 апреля.
В Новой Третьяковке – «Франциско Инфанте. Метафоры бесконечности», классик современного искусства, король инсталляций, все блестит, многое вращается.
Крымский вал, д. 10, до 13 апреля.
Идите и смотрите, пока не кончилось.
👉В Новом корпусе Третьяковки – «Передвижники», громадная выставка, толпы народу, ну и сам новый корпус достоин того, чтобы на него посмотреть. С размахом сделано.
Кадашевская набережная, д. 12, до 6 апреля.
В «Паркинг-галерее» Зарядья – «Выпуск. История. Академия Ильи Глазунова», поучительный контраст: сначала то, с чего все начиналось когда-то в Академии - Серов, Поленов, Коровин, Левитан. А затем – Глазунов и его подражатели в товарных количествах. Плюс внезапной вспышкой – несколько великолепных икон из разных музеев, над которыми работали реставраторы Академии.
Парк «Зарядье», до 6 апреля.
В галерее «Беляево» - «Династия Кедриных», три художника и поэт.
Профсоюзная, д. 100, до 6 апреля.
В Музее Булгакова – выставка памяти великой Мариэтты Чудаковой, «Свой Париж. Бабель и Булгаков». Реальные и вымышленные путешествия писателей.
Большая Садовая, д. 10, до 6 апреля.
В Музее декоративного искусства «Орнаменты. Вчера и сегодня», от старой красоты и до… Ну, до. Там же – «Московский сокольничий», все о русской охоте.
Делегатская, д. 3, «Орнаменты» - до 8 апреля, «Сокольничий» - до 10 апреля.
В ММОМА на Петровке – «LU. Фигура умолчания», работы современной художницы Люси Соловьевой.
Петровка, д. 25, до 13 апреля.
В Музее Москвы – «Искусство в масштабе», советская монументальная живопись. Доярки, космонавты, пионеры. Даже в редакции «Севера» есть любители советских мозаик, увы (тайну сохраним, но намекнем, что мудры они и бородаты, эти любители), да и вообще это теперь модно.
Зубовский бульвар, д. 2, до 13 апреля.
В Мемориальной квартире Белого – «Париж – Москва – ВХУТЕМАС. Александр и Лидия Жолткевич». Отец – профессиональный революционер, сбежавший во Францию и там внезапно даже для себя сделавшийся неплохим скульптором, дочь, росшая среди парижских художников.
Арбат, д. 55, до 13 апреля.
В Новой Третьяковке – «Франциско Инфанте. Метафоры бесконечности», классик современного искусства, король инсталляций, все блестит, многое вращается.
Крымский вал, д. 10, до 13 апреля.
Идите и смотрите, пока не кончилось.
Forwarded from Север
Пятница, друзья, и отчего-то вспомнилась нам сегодня песня «Страшный суд», которую пели калики перехожие. Цитируем по работе Георгия Федотова «Русская народная вера по духовным стихам».
Господь грешным проглаголе:
«Рабы вы грешны, окаянные!
Изыйдите вы в пропасти земляныя!
Там вам черви неусыпаемые,
Зима вам несогремая,
Смолы кипят лютоимыя!»
А грешные возрыдают:
«Помилови нас, Судья страшный,
Сам Иисус Христос!
Не знали мы про то — не ведали,
В чем нам был грех, в чем нам спасенье!»
Господи грешным проглаголе:
«Рабы вы грешные, окаянные!
Как вам не знать было — не ведати?
Были вам книги созданы,
В книгах было вам все написано,
По чем душу спасти, по чем в рай взойти:
Душу вам было спасти постом и молитвою.
А в рай взойти — святой милостынею».
И кажется нам, что сказанного достаточно, а номера карт ниже. На бедных не обидимся, конечно, сами такие, и даже на прижимистых не обидимся – читайте «Север», это бесплатно. Но будем все же верить, что люди разумные стих духовный истолковать смогли.
Сбербанк:
Банк “Точка”:
На картинке: Александр Вахрамеев, "Калики перехожие". Вахромеев очень любопытный художник, который родился в Сольвычегодском уезде, закончил Архангельскую духовную семинарию, потом учился в мастерской Репина. Он много рисовал Русский Север – города, перевозы, церкви… Но после революции сместил и технику и тематику живописи. Стал делать иронично-драматичные зарисовки о послереволюционной жизни. Что-то похожее на рисунки Ивана Владимирова, о котором у нас есть отдельный текст, только с большим смещением от драмы в иронию.
Господь грешным проглаголе:
«Рабы вы грешны, окаянные!
Изыйдите вы в пропасти земляныя!
Там вам черви неусыпаемые,
Зима вам несогремая,
Смолы кипят лютоимыя!»
А грешные возрыдают:
«Помилови нас, Судья страшный,
Сам Иисус Христос!
Не знали мы про то — не ведали,
В чем нам был грех, в чем нам спасенье!»
Господи грешным проглаголе:
«Рабы вы грешные, окаянные!
Как вам не знать было — не ведати?
Были вам книги созданы,
В книгах было вам все написано,
По чем душу спасти, по чем в рай взойти:
Душу вам было спасти постом и молитвою.
А в рай взойти — святой милостынею».
И кажется нам, что сказанного достаточно, а номера карт ниже. На бедных не обидимся, конечно, сами такие, и даже на прижимистых не обидимся – читайте «Север», это бесплатно. Но будем все же верить, что люди разумные стих духовный истолковать смогли.
Сбербанк:
5469 3800 7744 0823Банк “Точка”:
2204 4502 4047 5324На картинке: Александр Вахрамеев, "Калики перехожие". Вахромеев очень любопытный художник, который родился в Сольвычегодском уезде, закончил Архангельскую духовную семинарию, потом учился в мастерской Репина. Он много рисовал Русский Север – города, перевозы, церкви… Но после революции сместил и технику и тематику живописи. Стал делать иронично-драматичные зарисовки о послереволюционной жизни. Что-то похожее на рисунки Ивана Владимирова, о котором у нас есть отдельный текст, только с большим смещением от драмы в иронию.
ПОСВЯЩЕНИЕ ПЬЕТРО ЛОНГИ
Когда уползают с последнего ряда уставшие целоваться
Парочки, потому что закончились все сеансы,
И становится черным экран, будто ночь или будто вакса,
В креслах из ничего возникают венецианцы:
Только масок мертвая белизна
И ни лиц, ни глаз, ни добра, ни зла,
Накрывает сонный город волна,
Ниоткуда волна пришла.
Только кружев белая пена,
Или это душа вскипела,
Ничего, успокоится постепенно,
Что еще ей делать без тела?
Стилета точеная рукоять,
Из-под треуголки завиток локона.
Когда рыбы говорят, их трудно понять,
Но сейчас они молча пялятся в окна.
Рыбы ни с кем никогда не спорят,
Пуха лебяжьего мягче ил.
Мы говорим – «город».
Подразумеваем – «был».
Утром уходит вода, зарастает домами дно,
Новых людей достают из коробок торговцы, сдирают ценники,
Люди идут на работу, потом в кино, -
То ли утопленники, то ли пленники.
Когда уползают с последнего ряда уставшие целоваться
Парочки, потому что закончились все сеансы,
И становится черным экран, будто ночь или будто вакса,
В креслах из ничего возникают венецианцы:
Только масок мертвая белизна
И ни лиц, ни глаз, ни добра, ни зла,
Накрывает сонный город волна,
Ниоткуда волна пришла.
Только кружев белая пена,
Или это душа вскипела,
Ничего, успокоится постепенно,
Что еще ей делать без тела?
Стилета точеная рукоять,
Из-под треуголки завиток локона.
Когда рыбы говорят, их трудно понять,
Но сейчас они молча пялятся в окна.
Рыбы ни с кем никогда не спорят,
Пуха лебяжьего мягче ил.
Мы говорим – «город».
Подразумеваем – «был».
Утром уходит вода, зарастает домами дно,
Новых людей достают из коробок торговцы, сдирают ценники,
Люди идут на работу, потом в кино, -
То ли утопленники, то ли пленники.