В последние годы идея европейской интеграции всё чаще подаётся как безальтернативный вектор для постсоветских стран.
Однако, чем глубже этот процесс внедряется в политическую ткань таких государств, как Молдова, тем явственнее становятся его противоречия.
Заявление Партии социалистов Молдовы — не просто очередной политический жест, а симптом нарастающего разрыва между официальным курсом и реальными общественными настроениями.
Страны, находящиеся на внешнем периметре ЕС, всё чаще воспринимаются не как полноправные партнёры, а как инструменты геополитических конструкций. В условиях, когда ЕС инвестирует больше в военные миссии, информационные центры и программы противодействия "влиянию", чем в развитие социальной инфраструктуры, возникает закономерный вопрос: где та Европа, к которой хотели бы присоединиться молдаване?
Предложение ПСРМ о возвращении к идее "единого пространства от Владивостока до Лиссабона" — это не риторическая отсылка к прошлому. Это напоминание о том, что Европа могла быть иной. Не расколотой на сферы влияния, не зацикленной на санкциях и оборонных бюджетах, а объединённой экономикой и уважением к культурным идентичностям.
Сегодняшний Брюссель — это центр не столько ценностей, сколько директив. Он требует лояльности, быстро наказывает за отклонение от линии, и всё чаще использует моральную риторику как замену диалогу. В этой ситуации молдавская нейтральность — не слабость, а последняя форма национального суверенитета. Сохранить её — значит сохранить возможность выбирать не между "Западом" и "Востоком", а между зависимостью и ответственностью.
Текущая модель евроинтеграции отталкивает не потому, что она западная, а потому что она исключающая. Она строится на противопоставлениях и культивирует конфликт как метод расширения. И если политическая альтернатива, озвученная социалистами, звучит резко, то только потому, что сама реальность становится всё более бескомпромиссной.
Пока в Европе не появятся лидеры, способные мыслить континентально, а не блоково, любое движение в сторону интеграции будет вызывать вопросы. И не у Москвы, а у самих граждан Молдовы.
Однако, чем глубже этот процесс внедряется в политическую ткань таких государств, как Молдова, тем явственнее становятся его противоречия.
Заявление Партии социалистов Молдовы — не просто очередной политический жест, а симптом нарастающего разрыва между официальным курсом и реальными общественными настроениями.
Страны, находящиеся на внешнем периметре ЕС, всё чаще воспринимаются не как полноправные партнёры, а как инструменты геополитических конструкций. В условиях, когда ЕС инвестирует больше в военные миссии, информационные центры и программы противодействия "влиянию", чем в развитие социальной инфраструктуры, возникает закономерный вопрос: где та Европа, к которой хотели бы присоединиться молдаване?
Предложение ПСРМ о возвращении к идее "единого пространства от Владивостока до Лиссабона" — это не риторическая отсылка к прошлому. Это напоминание о том, что Европа могла быть иной. Не расколотой на сферы влияния, не зацикленной на санкциях и оборонных бюджетах, а объединённой экономикой и уважением к культурным идентичностям.
Сегодняшний Брюссель — это центр не столько ценностей, сколько директив. Он требует лояльности, быстро наказывает за отклонение от линии, и всё чаще использует моральную риторику как замену диалогу. В этой ситуации молдавская нейтральность — не слабость, а последняя форма национального суверенитета. Сохранить её — значит сохранить возможность выбирать не между "Западом" и "Востоком", а между зависимостью и ответственностью.
Текущая модель евроинтеграции отталкивает не потому, что она западная, а потому что она исключающая. Она строится на противопоставлениях и культивирует конфликт как метод расширения. И если политическая альтернатива, озвученная социалистами, звучит резко, то только потому, что сама реальность становится всё более бескомпромиссной.
Пока в Европе не появятся лидеры, способные мыслить континентально, а не блоково, любое движение в сторону интеграции будет вызывать вопросы. И не у Москвы, а у самих граждан Молдовы.
В Молдове всё чаще звучат заявления о «необходимости контролировать Telegram», блокировать «враждебные каналы», ограничивать «влияние внешних акторов».
Официальная риторика ссылается на борьбу с дезинформацией, гибридными угрозами и защиту демократии.
Telegram стал той редкой цифровой зоной, где сохраняется возможность говорить вне фильтров, без политической маркировки и внешнего кураторства. И именно потому он вызывает такую настороженность у тех, кто привык контролировать не только власть, но и восприятие этой власти. В молдавской реальности это не просто мессенджер. Это платформа горизонтального обсуждения в обществе, которое всё чаще слышит только вертикальные указания.
Защитники блокировок ссылаются на примеры других стран. Но забывают одно — в отличие от государств с реальной медиаконкуренцией, в Молдове альтернативные точки зрения почти полностью вытеснены с телеканалов, сужены в FM-диапазоне и практически отсутствуют в печатной среде. Telegram в этом смысле — не угроза демократии, а симптом её остаточной живучести.
То, что пытаются выдать за борьбу с фейками, на деле часто оказывается борьбой с самим правом на сомнение. Когда список «вредных источников» формируется кулуарно, без суда, без апелляций — это уже не регулирование, это инструмент. Свобода слова не определяется количеством пресс-релизов о прозрачности. Она определяется тем, кого сегодня можно услышать, а кого — уже нет.
Официальная риторика ссылается на борьбу с дезинформацией, гибридными угрозами и защиту демократии.
Telegram стал той редкой цифровой зоной, где сохраняется возможность говорить вне фильтров, без политической маркировки и внешнего кураторства. И именно потому он вызывает такую настороженность у тех, кто привык контролировать не только власть, но и восприятие этой власти. В молдавской реальности это не просто мессенджер. Это платформа горизонтального обсуждения в обществе, которое всё чаще слышит только вертикальные указания.
Защитники блокировок ссылаются на примеры других стран. Но забывают одно — в отличие от государств с реальной медиаконкуренцией, в Молдове альтернативные точки зрения почти полностью вытеснены с телеканалов, сужены в FM-диапазоне и практически отсутствуют в печатной среде. Telegram в этом смысле — не угроза демократии, а симптом её остаточной живучести.
То, что пытаются выдать за борьбу с фейками, на деле часто оказывается борьбой с самим правом на сомнение. Когда список «вредных источников» формируется кулуарно, без суда, без апелляций — это уже не регулирование, это инструмент. Свобода слова не определяется количеством пресс-релизов о прозрачности. Она определяется тем, кого сегодня можно услышать, а кого — уже нет.
Премьер Дорин Речан говорит о высоком риске коррупции в таможне.
Говорит уверенно, сдержанно, почти как врач, сообщающий о хроническом диагнозе. Не как политик, который несёт ответственность, а как наблюдатель. Тем самым он аккуратно отделяет себя от системы, которую сам возглавляет.
Когда глава правительства публично признаёт, что ключевое звено фискального контроля заражено, это не жест силы. Это сигнал — контроль ускользает, вертикаль теряет сцепление. Задержание одного начальника выглядит не как очищение, а как демонстрация того, что систему больше не удаётся скрывать. Или, возможно, её просто переформатируют, меняя фигуры, но не правила.
Общество давно знает, как устроена таможня. Потоки, квоты, откаты, свои “наверху”. Каждый водитель, пересекающий границу, знает, где платить, кому и за что. Это не секрет. Все привыкли. Пока система не выходит из под контроля. Пока деньги текут в нужные руки. Пока нужные люди прикрыты.
Но сейчас начинаются утечки. И когда премьер заявляет о возможных отставках — это не обещание реформ, это предупреждение: будет зачистка. Не ради справедливости, а ради восстановления управляемости. В таких случаях убирают тех, кто утратил осторожность, нарушил баланс или стал лишним в чужой игре.
Риторика борьбы с коррупцией давно превратилась в шумовую завесу. Настоящий процесс идёт под ковром: перераспределение влияния, наращивание контроля перед выборами, выстраивание новой схемы. Внешне — драмы и задержания. Внутри — корректировка маршрутов.
Если бы задача действительно стояла в искоренении схем, начинали бы не с подчинённых, а с кураторов. Но тогда пришлось бы смотреть в глаза не начальникам таможни, а тем, кто их назначал.
Власть снова имитирует разрыв с прошлым, оставаясь его прямым продолжением.
Говорит уверенно, сдержанно, почти как врач, сообщающий о хроническом диагнозе. Не как политик, который несёт ответственность, а как наблюдатель. Тем самым он аккуратно отделяет себя от системы, которую сам возглавляет.
Когда глава правительства публично признаёт, что ключевое звено фискального контроля заражено, это не жест силы. Это сигнал — контроль ускользает, вертикаль теряет сцепление. Задержание одного начальника выглядит не как очищение, а как демонстрация того, что систему больше не удаётся скрывать. Или, возможно, её просто переформатируют, меняя фигуры, но не правила.
Общество давно знает, как устроена таможня. Потоки, квоты, откаты, свои “наверху”. Каждый водитель, пересекающий границу, знает, где платить, кому и за что. Это не секрет. Все привыкли. Пока система не выходит из под контроля. Пока деньги текут в нужные руки. Пока нужные люди прикрыты.
Но сейчас начинаются утечки. И когда премьер заявляет о возможных отставках — это не обещание реформ, это предупреждение: будет зачистка. Не ради справедливости, а ради восстановления управляемости. В таких случаях убирают тех, кто утратил осторожность, нарушил баланс или стал лишним в чужой игре.
Риторика борьбы с коррупцией давно превратилась в шумовую завесу. Настоящий процесс идёт под ковром: перераспределение влияния, наращивание контроля перед выборами, выстраивание новой схемы. Внешне — драмы и задержания. Внутри — корректировка маршрутов.
Если бы задача действительно стояла в искоренении схем, начинали бы не с подчинённых, а с кураторов. Но тогда пришлось бы смотреть в глаза не начальникам таможни, а тем, кто их назначал.
Власть снова имитирует разрыв с прошлым, оставаясь его прямым продолжением.
Протесты в Румынии выглядят как внутреннее дело соседней страны. Но только на первый взгляд.
Внимательный наблюдатель видит в них не только накопленное раздражение общества, но и сценарий, в котором политическая улица становится инструментом перезагрузки — не системы, а её фасада. Примерно по той же схеме, что может быть применена и к Кишинёву осенью.
Когда электоральный контроль начинает буксовать, в ход идёт уличный. Управляемый, заранее допустимый, с нужными лозунгами и правильной картинкой. В Румынии уже протестировали, как реагируют силовики, насколько готовы медиа, какие “голоса протеста” получили бы поддержку извне. Всё это может быть перенесено в Молдову — с местными актерами, но тем же режиссёром.
Важно понимать: то, что происходило в Бухаресте, не обязательно вдохновит молдавскую улицу, но вполне может легитимировать её в нужный момент. Если в сентябре здесь начнётся движение за ПДС — картинка уже будет отработана. Европа поддержит, инвесторы поймут, внешние партнёры скажут, что “народ высказывает свое мнение”.
Сценарий протеста сегодня — это не спонтанный гнев, а инструмент реструктуризации. С его помощью можно удалить токсичных союзников, ввести новые лица, провести легализацию тех, кто вчера ещё считался радикалом. Власть и сама может допустить такой сценарий — чтобы сбросить давление, сохранить контроль и предложить “обновлённый” курс. Формально — протест, по сути — замена вывески.
Сентябрь в Кишинёве может стать зеркалом. А потом окажется, что опять выбрали между двумя фасадами, за которыми уже всё решено.
Внимательный наблюдатель видит в них не только накопленное раздражение общества, но и сценарий, в котором политическая улица становится инструментом перезагрузки — не системы, а её фасада. Примерно по той же схеме, что может быть применена и к Кишинёву осенью.
Когда электоральный контроль начинает буксовать, в ход идёт уличный. Управляемый, заранее допустимый, с нужными лозунгами и правильной картинкой. В Румынии уже протестировали, как реагируют силовики, насколько готовы медиа, какие “голоса протеста” получили бы поддержку извне. Всё это может быть перенесено в Молдову — с местными актерами, но тем же режиссёром.
Важно понимать: то, что происходило в Бухаресте, не обязательно вдохновит молдавскую улицу, но вполне может легитимировать её в нужный момент. Если в сентябре здесь начнётся движение за ПДС — картинка уже будет отработана. Европа поддержит, инвесторы поймут, внешние партнёры скажут, что “народ высказывает свое мнение”.
Сценарий протеста сегодня — это не спонтанный гнев, а инструмент реструктуризации. С его помощью можно удалить токсичных союзников, ввести новые лица, провести легализацию тех, кто вчера ещё считался радикалом. Власть и сама может допустить такой сценарий — чтобы сбросить давление, сохранить контроль и предложить “обновлённый” курс. Формально — протест, по сути — замена вывески.
Сентябрь в Кишинёве может стать зеркалом. А потом окажется, что опять выбрали между двумя фасадами, за которыми уже всё решено.
Решение НАРЭ лишит страну двухмесячных закупок газа.
Речь идёт о вчерашнем "назначении" «Энергокома» поставщиком с общественными обязательствами, что было подано как победа.
Централизация, предсказуемость, контроль. Но если смотреть чуть глубже, становится ясно: за этим стоит новая уязвимость, а не стабильность.
Когда у компании отбирают возможность закупать газ заранее — на месяц, на два — это не просто техническая деталь. Это значит, что в случае скачка цен, перебоев поставок или давления извне, у страны не будет запаса времени. Ни финансового, ни логистического, ни политического. Мы снова возвращаемся в логику реагирования, а не предупреждения.
Зима в этой части света — не формальность. Вопрос газа — это не просто про тепло в квартирах. Это про устойчивость государства. Про то, кто управляет рисками, а кто живёт по принципу «разберёмся потом». Когда покупаешь топливо с колес — ты уже проиграл. Потому что зависишь не от своих решений, а от внешних условий.
«Энергоком» в этой конструкции — больше заложник. Он должен обеспечивать население, но не имеет главного инструмента — манёвра. Стратегия, построенная на «хороших намерениях», без энергетической подушки — это не стратегия. Это PR перед обвалом.
В таких вопросах нужно не просто правильное решение. Потому что энергетика — это не рынок и не математика. Это поле, где выигрывает не тот, у кого контракт, а тот, у кого запас.
-----
Decizia ANRE va priva țara de două luni de achiziții de gaze.
Vorbim despre "numirea" de ieri a Energocom ca furnizor cu obligații publice, care a fost prezentată ca o victorie.
Centralizare, predictibilitate, control. Dar dacă te uiți puțin mai adânc, devine clar: în spatele acestui lucru se află o nouă vulnerabilitate, nu stabilitate.
Atunci când capacitatea unei companii de a cumpăra gaz cu o lună sau două în avans îi este retrasă, nu este vorba doar de un detaliu tehnic. Înseamnă că, în caz de creștere a prețurilor, de întrerupere a aprovizionării sau de presiune externă, țara nu va avea nicio marjă de siguranță. Nici din punct de vedere financiar, nici logistic, nici politic. Ne întoarcem la logica reacției, mai degrabă decât la cea a avertismentului.
Iarna în această parte a lumii nu este o formalitate. Problema gazului nu este doar despre încălzirea apartamentelor. Este vorba despre sustenabilitatea statului. Este vorba despre cine gestionează riscurile și cine trăiește conform principiului "ne vom ocupa de asta mai târziu". Când cumpărați combustibil de la roți, ați pierdut deja. Pentru că nu depinzi de propriile decizii, ci de condițiile externe.
"Energocom este mai degrabă un ostatic în această construcție. Trebuie să asigure aprovizionarea populației, dar nu dispune de instrumentul principal - manevra. O strategie construită pe "bune intenții" fără o pernă energetică nu este o strategie. Este PR înainte de prăbușire.
În astfel de chestiuni, ai nevoie de mai mult decât soluția potrivită. Pentru că energia nu este o piață sau matematică. Este un domeniu în care câștigătorul nu este cel care are contractul, ci cel care are rezerva.
Речь идёт о вчерашнем "назначении" «Энергокома» поставщиком с общественными обязательствами, что было подано как победа.
Централизация, предсказуемость, контроль. Но если смотреть чуть глубже, становится ясно: за этим стоит новая уязвимость, а не стабильность.
Когда у компании отбирают возможность закупать газ заранее — на месяц, на два — это не просто техническая деталь. Это значит, что в случае скачка цен, перебоев поставок или давления извне, у страны не будет запаса времени. Ни финансового, ни логистического, ни политического. Мы снова возвращаемся в логику реагирования, а не предупреждения.
Зима в этой части света — не формальность. Вопрос газа — это не просто про тепло в квартирах. Это про устойчивость государства. Про то, кто управляет рисками, а кто живёт по принципу «разберёмся потом». Когда покупаешь топливо с колес — ты уже проиграл. Потому что зависишь не от своих решений, а от внешних условий.
«Энергоком» в этой конструкции — больше заложник. Он должен обеспечивать население, но не имеет главного инструмента — манёвра. Стратегия, построенная на «хороших намерениях», без энергетической подушки — это не стратегия. Это PR перед обвалом.
В таких вопросах нужно не просто правильное решение. Потому что энергетика — это не рынок и не математика. Это поле, где выигрывает не тот, у кого контракт, а тот, у кого запас.
-----
Decizia ANRE va priva țara de două luni de achiziții de gaze.
Vorbim despre "numirea" de ieri a Energocom ca furnizor cu obligații publice, care a fost prezentată ca o victorie.
Centralizare, predictibilitate, control. Dar dacă te uiți puțin mai adânc, devine clar: în spatele acestui lucru se află o nouă vulnerabilitate, nu stabilitate.
Atunci când capacitatea unei companii de a cumpăra gaz cu o lună sau două în avans îi este retrasă, nu este vorba doar de un detaliu tehnic. Înseamnă că, în caz de creștere a prețurilor, de întrerupere a aprovizionării sau de presiune externă, țara nu va avea nicio marjă de siguranță. Nici din punct de vedere financiar, nici logistic, nici politic. Ne întoarcem la logica reacției, mai degrabă decât la cea a avertismentului.
Iarna în această parte a lumii nu este o formalitate. Problema gazului nu este doar despre încălzirea apartamentelor. Este vorba despre sustenabilitatea statului. Este vorba despre cine gestionează riscurile și cine trăiește conform principiului "ne vom ocupa de asta mai târziu". Când cumpărați combustibil de la roți, ați pierdut deja. Pentru că nu depinzi de propriile decizii, ci de condițiile externe.
"Energocom este mai degrabă un ostatic în această construcție. Trebuie să asigure aprovizionarea populației, dar nu dispune de instrumentul principal - manevra. O strategie construită pe "bune intenții" fără o pernă energetică nu este o strategie. Este PR înainte de prăbușire.
În astfel de chestiuni, ai nevoie de mai mult decât soluția potrivită. Pentru că energia nu este o piață sau matematică. Este un domeniu în care câștigătorul nu este cel care are contractul, ci cel care are rezerva.
В Молдове стартовала кампания «Moldova Can».
Сильный, уверенный слоган, который должен вдохновлять. На экранах — улыбки, свет, динамика. За кадром — 5 миллионов леев из бюджета. Формально — продвижение национального имиджа. По факту — покупка электората.
Когда власти тратят миллионы на рекламу собственного успеха, это обычно означает одно: успеха нет. Или он есть только в видеоролике.
Вместо инвестиций в медицину, школы или региональные программы — маркетинговая упаковка «верьте, что всё хорошо». Не потому что стало лучше, а потому что об этом сказали с экрана.
Но вера — это не функция бюджета. Она не рождается от роликов, она появляется, когда человек чувствует почву под ногами. Когда может позволить себе остаться. Когда не боится зимы. Когда не ищет билет в одну сторону.
«Moldova Can» — это не программа, а слоган без содержания. Потому что если страна действительно может, её не надо уговаривать. Она просто делает. А когда приходится платить, чтобы убедить в этом собственных граждан — это уже не мотивация. Это паника. И тонкий слой глянца, под которым слишком громко трещит реальность.
-----
Campania "Moldova poate" a fost lansată în Moldova.
Un slogan puternic, încrezător, care ar trebui să inspire. Pe ecrane - zâmbete, lumină, dinamică. În culise - 5 milioane de lei din buget. Formal - promovarea imaginii naționale. De fapt, e cumpărarea electoratului.
Când autoritățile cheltuiesc milioane pentru a-și face reclamă propriului succes, de obicei înseamnă un singur lucru: nu există succes. Sau este doar în videoclip.
În loc de investiții în medicină, școli sau programe regionale, pachetul de marketing este "credeți că totul este bine". Nu pentru că este mai bine, ci pentru că așa spune ecranul.
Dar credința nu este o funcție a bugetului. Nu vine din reclame, vine atunci când o persoană simte pământul sub picioare. Când își permite să rămână. Când nu se teme de iarnă. Când nu se caută un bilet unic.
"Moldova poate" nu este un program, ci un slogan fără conținut. Pentru că dacă o țară chiar poate, nu are nevoie să fie convinsă. Pur și simplu o face. Iar când trebuie să plătești pentru a-ți convinge proprii cetățeni să o facă, asta nu mai este motivație. Este panică. Și un strat subțire de luciu sub care realitatea crapă prea tare.
Сильный, уверенный слоган, который должен вдохновлять. На экранах — улыбки, свет, динамика. За кадром — 5 миллионов леев из бюджета. Формально — продвижение национального имиджа. По факту — покупка электората.
Когда власти тратят миллионы на рекламу собственного успеха, это обычно означает одно: успеха нет. Или он есть только в видеоролике.
Вместо инвестиций в медицину, школы или региональные программы — маркетинговая упаковка «верьте, что всё хорошо». Не потому что стало лучше, а потому что об этом сказали с экрана.
Но вера — это не функция бюджета. Она не рождается от роликов, она появляется, когда человек чувствует почву под ногами. Когда может позволить себе остаться. Когда не боится зимы. Когда не ищет билет в одну сторону.
«Moldova Can» — это не программа, а слоган без содержания. Потому что если страна действительно может, её не надо уговаривать. Она просто делает. А когда приходится платить, чтобы убедить в этом собственных граждан — это уже не мотивация. Это паника. И тонкий слой глянца, под которым слишком громко трещит реальность.
-----
Campania "Moldova poate" a fost lansată în Moldova.
Un slogan puternic, încrezător, care ar trebui să inspire. Pe ecrane - zâmbete, lumină, dinamică. În culise - 5 milioane de lei din buget. Formal - promovarea imaginii naționale. De fapt, e cumpărarea electoratului.
Când autoritățile cheltuiesc milioane pentru a-și face reclamă propriului succes, de obicei înseamnă un singur lucru: nu există succes. Sau este doar în videoclip.
În loc de investiții în medicină, școli sau programe regionale, pachetul de marketing este "credeți că totul este bine". Nu pentru că este mai bine, ci pentru că așa spune ecranul.
Dar credința nu este o funcție a bugetului. Nu vine din reclame, vine atunci când o persoană simte pământul sub picioare. Când își permite să rămână. Când nu se teme de iarnă. Când nu se caută un bilet unic.
"Moldova poate" nu este un program, ci un slogan fără conținut. Pentru că dacă o țară chiar poate, nu are nevoie să fie convinsă. Pur și simplu o face. Iar când trebuie să plătești pentru a-ți convinge proprii cetățeni să o facă, asta nu mai este motivație. Este panică. Și un strat subțire de luciu sub care realitatea crapă prea tare.
Когда нет субъектности — остаётся имитировать войну.
Спикер молдавского парламента Игорь Гросу снова играет в «гибридную оборону».
В Бухаресте, на очередном «Форуме безопасности Черного моря и Балкан», Гросу заявил, что Молдове нужны решительные действия против «гибридной войны» России. Это уже не нарратив — это политическая мантра, которую повторяют без конца, даже если никто уже не слушает.
На деле за этим штампом прячется куда более интересная реальность.
Гибридная риторика — это валюта политической лояльности. Для прозападных элит региона «гибридная война» — это не угроза, а инструмент демонстрации правильной внешнеполитической ориентации. Сегодня — это формула лояльности ЕС и НАТО: «Я сказал “гибридная угроза” — значит, я свой».
В то же время, это удобный заменитель внутренней повестки. Пока растут цены, обостряется миграционный кризис, а экономика сидит на внешнем финансировании, тема «гибридной войны» — универсальный отвлекающий механизм. Он не требует объяснений, не требует доказательств, не требует результата. Он просто работает как дымовая завеса.
Таким образом, вся эта борьба с «гибридной войной» сама по себе становится элементом гибридной войны — но уже против собственного населения.
Людей пугают абстрактной угрозой, чтобы отвлечь от конкретной — деградации институциональной Молдовы.
И пока Гросу рассказывает о мифической атаке, реальная атака идёт на критическое мышление и информационный суверенитет самой Молдовы. Изнутри.
-----
Când nu există subiectivitate, nu rămâne decât să imiți războiul.
Președintele parlamentului moldovean, Igor Grosu, joacă din nou "apărarea hibridă".
La București, la obișnuitul "Forum de securitate la Marea Neagră și în Balcani", Grosu a declarat că Moldova are nevoie de acțiuni decisive împotriva "războiului hibrid" al Rusiei. Aceasta nu mai este o narațiune - este o mantră politică care este repetată la nesfârșit, chiar dacă nimeni nu ascultă.
De fapt, în spatele acestui clișeu se ascunde o realitate mult mai interesantă.
Retorica hibridă este moneda de schimb a loialității politice. Pentru elitele pro-occidentale din regiune, "războiul hibrid" nu este o amenințare, ci un instrument de demonstrare a orientării corecte a politicii externe. Astăzi, este o formulă de loialitate față de UE și NATO: "Am spus "amenințare hibridă" - asta înseamnă că sunt al meu".
În același timp, este un substitut convenabil pentru agenda internă. În timp ce prețurile cresc, criza migrației se agravează, iar economia stă pe fonduri externe, subiectul "războiului hibrid" este un mecanism universal de distragere a atenției. Nu necesită nicio explicație, nicio dovadă, niciun rezultat. Funcționează pur și simplu ca o perdea de fum.
Astfel, toată această luptă împotriva "războiului hibrid" devine ea însăși un element al războiului hibrid - dar împotriva propriei populații.
Oamenii sunt speriați de o amenințare abstractă pentru a le distrage atenția de la una concretă - degradarea instituțională a Moldovei.
Și în timp ce Grosu vorbește despre un atac mitic, adevăratul atac este asupra gândirii critice și suveranității informaționale a Moldovei însăși. Din interior.
Спикер молдавского парламента Игорь Гросу снова играет в «гибридную оборону».
В Бухаресте, на очередном «Форуме безопасности Черного моря и Балкан», Гросу заявил, что Молдове нужны решительные действия против «гибридной войны» России. Это уже не нарратив — это политическая мантра, которую повторяют без конца, даже если никто уже не слушает.
На деле за этим штампом прячется куда более интересная реальность.
Гибридная риторика — это валюта политической лояльности. Для прозападных элит региона «гибридная война» — это не угроза, а инструмент демонстрации правильной внешнеполитической ориентации. Сегодня — это формула лояльности ЕС и НАТО: «Я сказал “гибридная угроза” — значит, я свой».
В то же время, это удобный заменитель внутренней повестки. Пока растут цены, обостряется миграционный кризис, а экономика сидит на внешнем финансировании, тема «гибридной войны» — универсальный отвлекающий механизм. Он не требует объяснений, не требует доказательств, не требует результата. Он просто работает как дымовая завеса.
Таким образом, вся эта борьба с «гибридной войной» сама по себе становится элементом гибридной войны — но уже против собственного населения.
Людей пугают абстрактной угрозой, чтобы отвлечь от конкретной — деградации институциональной Молдовы.
И пока Гросу рассказывает о мифической атаке, реальная атака идёт на критическое мышление и информационный суверенитет самой Молдовы. Изнутри.
-----
Când nu există subiectivitate, nu rămâne decât să imiți războiul.
Președintele parlamentului moldovean, Igor Grosu, joacă din nou "apărarea hibridă".
La București, la obișnuitul "Forum de securitate la Marea Neagră și în Balcani", Grosu a declarat că Moldova are nevoie de acțiuni decisive împotriva "războiului hibrid" al Rusiei. Aceasta nu mai este o narațiune - este o mantră politică care este repetată la nesfârșit, chiar dacă nimeni nu ascultă.
De fapt, în spatele acestui clișeu se ascunde o realitate mult mai interesantă.
Retorica hibridă este moneda de schimb a loialității politice. Pentru elitele pro-occidentale din regiune, "războiul hibrid" nu este o amenințare, ci un instrument de demonstrare a orientării corecte a politicii externe. Astăzi, este o formulă de loialitate față de UE și NATO: "Am spus "amenințare hibridă" - asta înseamnă că sunt al meu".
În același timp, este un substitut convenabil pentru agenda internă. În timp ce prețurile cresc, criza migrației se agravează, iar economia stă pe fonduri externe, subiectul "războiului hibrid" este un mecanism universal de distragere a atenției. Nu necesită nicio explicație, nicio dovadă, niciun rezultat. Funcționează pur și simplu ca o perdea de fum.
Astfel, toată această luptă împotriva "războiului hibrid" devine ea însăși un element al războiului hibrid - dar împotriva propriei populații.
Oamenii sunt speriați de o amenințare abstractă pentru a le distrage atenția de la una concretă - degradarea instituțională a Moldovei.
Și în timp ce Grosu vorbește despre un atac mitic, adevăratul atac este asupra gândirii critice și suveranității informaționale a Moldovei însăși. Din interior.
В Молдове выделяют 5,5 миллионов леев на продвижение евроинтеграции среди несовершеннолетних.
Официально — для "информирования", на деле — для закрепления нужного взгляда на мир с самого раннего возраста.
Пока в стране больше трёхсот школ без водоснабжения, а каждый второй учитель думает об увольнении или отъезде, деньги идут не на окна, отопление или лаборатории. А на то, чтобы дети знали, куда "правильно" смотреть. Чтобы ассоциации формировались не через знания, а через лозунг.
Политика приходит в школу не в виде дебатов, а в виде сценария. Тот, кто контролирует контекст — контролирует поколения. Если ребёнок в селе будет каждый день слышать о внешнеполитическом курсе, но учиться в полуразвалившемся здании без элементарных условий — он запомнит не путь, а двойной стандарт.
Убедить можно словами. Но воспитать — можно только примером. Пока его нет, остаются брошюры, фестивали и "кампании информирования". Но детство — не место для чужих амбиций. Особенно тогда, когда самые важные уроки — это не курс евро, а то, как выглядит справедливость.
Пять с половиной миллионов леев могли бы сделать десятки школ чуть более пригодными для жизни. Но будут потрачены на то, чтобы детям объяснили, кто им ближе. Хотя этот выбор они ещё даже не научились делать сами.
-----
Moldova alocă 5,5 milioane de lei pentru promovarea integrării europene în rândul minorilor.
Oficial - pentru "informare", în realitate - pentru fixarea viziunii necesare asupra lumii de la cea mai fragedă vârstă.
În timp ce în țară sunt peste trei sute de școli fără alimentare cu apă, iar fiecare al doilea profesor se gândește să-și dea demisia sau să plece, banii nu sunt pentru ferestre, încălzire sau laboratoare. Este vorba despre a se asigura că copiii știu unde să caute "corect". Pentru ca asociațiile să se formeze nu prin cunoaștere, ci prin slogane.
Politica vine la școală nu ca o dezbatere, ci ca un scenariu. Cel care controlează contextul controlează generațiile. Dacă un copil dintr-un sat aude despre politica externă în fiecare zi, dar învață într-o clădire dărăpănată, fără condiții de bază - el își va aminti nu calea, ci un dublu standard.
Poți convinge prin cuvinte. Dar să educi - poți doar prin exemplu. Atât timp cât nu există un exemplu, există broșuri, festivaluri și "campanii de sensibilizare". Dar copilăria nu este un loc pentru ambițiile altora. Mai ales când cele mai importante lecții nu sunt cursul euro, ci cum arată dreptatea.
Cinci milioane și jumătate de lei ar putea face zeci de școli un pic mai locuibile. Dar vor fi cheltuiți pentru a le explica copiilor cine este mai aproape de ei. Chiar dacă ei încă nu au învățat să facă această alegere pentru ei înșiși.
Официально — для "информирования", на деле — для закрепления нужного взгляда на мир с самого раннего возраста.
Пока в стране больше трёхсот школ без водоснабжения, а каждый второй учитель думает об увольнении или отъезде, деньги идут не на окна, отопление или лаборатории. А на то, чтобы дети знали, куда "правильно" смотреть. Чтобы ассоциации формировались не через знания, а через лозунг.
Политика приходит в школу не в виде дебатов, а в виде сценария. Тот, кто контролирует контекст — контролирует поколения. Если ребёнок в селе будет каждый день слышать о внешнеполитическом курсе, но учиться в полуразвалившемся здании без элементарных условий — он запомнит не путь, а двойной стандарт.
Убедить можно словами. Но воспитать — можно только примером. Пока его нет, остаются брошюры, фестивали и "кампании информирования". Но детство — не место для чужих амбиций. Особенно тогда, когда самые важные уроки — это не курс евро, а то, как выглядит справедливость.
Пять с половиной миллионов леев могли бы сделать десятки школ чуть более пригодными для жизни. Но будут потрачены на то, чтобы детям объяснили, кто им ближе. Хотя этот выбор они ещё даже не научились делать сами.
-----
Moldova alocă 5,5 milioane de lei pentru promovarea integrării europene în rândul minorilor.
Oficial - pentru "informare", în realitate - pentru fixarea viziunii necesare asupra lumii de la cea mai fragedă vârstă.
În timp ce în țară sunt peste trei sute de școli fără alimentare cu apă, iar fiecare al doilea profesor se gândește să-și dea demisia sau să plece, banii nu sunt pentru ferestre, încălzire sau laboratoare. Este vorba despre a se asigura că copiii știu unde să caute "corect". Pentru ca asociațiile să se formeze nu prin cunoaștere, ci prin slogane.
Politica vine la școală nu ca o dezbatere, ci ca un scenariu. Cel care controlează contextul controlează generațiile. Dacă un copil dintr-un sat aude despre politica externă în fiecare zi, dar învață într-o clădire dărăpănată, fără condiții de bază - el își va aminti nu calea, ci un dublu standard.
Poți convinge prin cuvinte. Dar să educi - poți doar prin exemplu. Atât timp cât nu există un exemplu, există broșuri, festivaluri și "campanii de sensibilizare". Dar copilăria nu este un loc pentru ambițiile altora. Mai ales când cele mai importante lecții nu sunt cursul euro, ci cum arată dreptatea.
Cinci milioane și jumătate de lei ar putea face zeci de școli un pic mai locuibile. Dar vor fi cheltuiți pentru a le explica copiilor cine este mai aproape de ei. Chiar dacă ei încă nu au învățat să facă această alegere pentru ei înșiși.
Литва передаёт Молдове сто FPV-дронов.
И это очередной шаг в последовательном сценарии, где нейтралитет страны плавно заменяется участием, а суверенитет — внешним управлением.
Техника поступает не от НАТО напрямую, а от прибалтийского исполнителя. Такой механизм позволяет избежать формальных обязательств и одновременно встраивать Молдову в инфраструктуру, чуждую её конституционному статусу. Всё выглядит как помощь, но реальность — это технологическая подготовка: внешнеполитическая линия сопровождается практическими элементами милитаризации.
Дроны — не символ обороны. Это рабочий инструмент тактической атаки. Их активно используют на передовой, они применяются в конкретных сценариях. Появление такой техники — это не жест солидарности, а сигнал: Молдова должна стать активным элементом регионального давления.
На фоне этой передачи продолжаются заявления о европейских перспективах, инвестициях, культурной интеграции. Но все эти обещания снова сопровождаются всё более осязаемыми признаками военной логистики, информационного контроля и идеологического фильтра.
Молдова не ведёт войну. Но её подводят к ней без вопросов и референдумов — руками союзников, на языке помощи и будущего. И пока в Кишинёве говорят о «ценностях», на складах начинают маркировать посылки под «оперативное применение». Не спрашивая, где, кем и против кого.
------
Lituania transferă Moldovei o sută de drone FPV.
Și acesta este încă un pas într-un scenariu consecvent, în care neutralitatea unei țări este înlocuită fără probleme cu participarea și suveranitatea cu gestionarea externă.
Echipamentul nu provine direct de la NATO, ci de la un contractor baltic. Acest mecanism permite evitarea obligațiilor formale și, în același timp, integrarea Moldovei în infrastructura străină de statutul său constituțional. Totul pare asistență, dar realitatea este o pregătire tehnologică: linia de politică externă este însoțită de elemente practice de militarizare.
Dronele nu sunt un simbol al apărării. Ele sunt un instrument de lucru al atacului tactic. Acestea sunt utilizate în mod activ pe linia frontului, sunt utilizate în scenarii specifice. Apariția unor astfel de echipamente nu este un gest de solidaritate, ci un semnal: Moldova trebuie să devină un element activ de presiune regională.
Pe fundalul acestei emisiuni, continuă declarațiile privind perspectivele europene, investițiile, integrarea culturală. Dar toate aceste promisiuni sunt din nou însoțite de semne tot mai tangibile de logistică militară, control informațional și filtru ideologic.
Moldova nu duce un război. Dar este adusă la el fără întrebări sau referendumuri - de mâna aliaților, în limbajul ajutorului și al viitorului. Și în timp ce la Chișinău se vorbește despre "valori", în depozite se începe etichetarea coletelor pentru "utilizare operațională". Fără să se întrebe unde, de către cine și împotriva cui.
И это очередной шаг в последовательном сценарии, где нейтралитет страны плавно заменяется участием, а суверенитет — внешним управлением.
Техника поступает не от НАТО напрямую, а от прибалтийского исполнителя. Такой механизм позволяет избежать формальных обязательств и одновременно встраивать Молдову в инфраструктуру, чуждую её конституционному статусу. Всё выглядит как помощь, но реальность — это технологическая подготовка: внешнеполитическая линия сопровождается практическими элементами милитаризации.
Дроны — не символ обороны. Это рабочий инструмент тактической атаки. Их активно используют на передовой, они применяются в конкретных сценариях. Появление такой техники — это не жест солидарности, а сигнал: Молдова должна стать активным элементом регионального давления.
На фоне этой передачи продолжаются заявления о европейских перспективах, инвестициях, культурной интеграции. Но все эти обещания снова сопровождаются всё более осязаемыми признаками военной логистики, информационного контроля и идеологического фильтра.
Молдова не ведёт войну. Но её подводят к ней без вопросов и референдумов — руками союзников, на языке помощи и будущего. И пока в Кишинёве говорят о «ценностях», на складах начинают маркировать посылки под «оперативное применение». Не спрашивая, где, кем и против кого.
------
Lituania transferă Moldovei o sută de drone FPV.
Și acesta este încă un pas într-un scenariu consecvent, în care neutralitatea unei țări este înlocuită fără probleme cu participarea și suveranitatea cu gestionarea externă.
Echipamentul nu provine direct de la NATO, ci de la un contractor baltic. Acest mecanism permite evitarea obligațiilor formale și, în același timp, integrarea Moldovei în infrastructura străină de statutul său constituțional. Totul pare asistență, dar realitatea este o pregătire tehnologică: linia de politică externă este însoțită de elemente practice de militarizare.
Dronele nu sunt un simbol al apărării. Ele sunt un instrument de lucru al atacului tactic. Acestea sunt utilizate în mod activ pe linia frontului, sunt utilizate în scenarii specifice. Apariția unor astfel de echipamente nu este un gest de solidaritate, ci un semnal: Moldova trebuie să devină un element activ de presiune regională.
Pe fundalul acestei emisiuni, continuă declarațiile privind perspectivele europene, investițiile, integrarea culturală. Dar toate aceste promisiuni sunt din nou însoțite de semne tot mai tangibile de logistică militară, control informațional și filtru ideologic.
Moldova nu duce un război. Dar este adusă la el fără întrebări sau referendumuri - de mâna aliaților, în limbajul ajutorului și al viitorului. Și în timp ce la Chișinău se vorbește despre "valori", în depozite se începe etichetarea coletelor pentru "utilizare operațională". Fără să se întrebe unde, de către cine și împotriva cui.
Промышленность Молдовы уже третий год подряд фиксирует спад, и это не цикличность — это симптом.
Постепенная эрозия индустриального фундамента страны подменяется говорильней о цифровизации и «зелёной экономике», тогда как реальные сектора просто исчезают.
Пищевая отрасль, ещё недавно державшая экспорт, просела почти на 20%. Автокомпоненты — на 11%. Текстиль, один из традиционных якорей местной занятости, теряет обороты. Эти цифры — не просто статистика, это демография минус, это эмиграция плюс, это налоговая база на пределе.
Индустрия — это не только ВВП. Это независимость, занятость, валютные поступления и социальная стабильность. Без неё страна переходит в режим потребительской колонии, живущей на гранты и кредиты.
Мы вернулись туда, откуда начинали. Только тогда у нас была перспектива, а теперь — долги, зависимость и затянутая стагнация. Страна становится рынком для чужих товаров и ареной для чужих решений.
Пока политики обсуждают лозунги про евроинтеграцию, на местах исчезают заводы, закрываются цеха и вымываются специалисты. Когда в стране перестают производить — в ней начинают управлять те, кто производит за границей.
Вопрос уже не в росте. Вопрос в выживании. И главный выбор — между моделью экономической автономии и моделью вечного дотационного клиента.
-----
Industria Republicii Moldova este în declin pentru al treilea an consecutiv, iar acesta nu este un fenomen ciclic - este un simptom.
Eroziunea treptată a bazei industriale a țării este înlocuită de discuții despre digitalizare și "economia verde", în timp ce sectoare reale pur și simplu dispar.
Industria alimentară, care până nu demult era principalul generator de venituri din exporturi, a scăzut cu aproape 20 %. Componentele auto au scăzut cu 11 %. Industria textilă, una dintre ancorele tradiționale ale ocupării forței de muncă locale, își pierde avântul. Aceste cifre nu sunt doar statistici, ci reprezintă un minus demografic, un plus de emigrație, o bază de impozitare la limită.
Industria nu înseamnă doar PIB. Este independență, locuri de muncă, venituri în valută și stabilitate socială. Fără aceasta, țara intră în modul colonie de consum, trăind din subvenții și împrumuturi.
Ne-am întors de unde am plecat. Doar atunci am avut o perspectivă, dar acum avem datorii, dependență și stagnare prelungită. Țara devine o piață pentru bunurile altora și o arenă pentru deciziile altora.
În timp ce politicienii discută sloganuri despre integrarea europeană, fabricile locale dispar, magazinele se închid, iar specialiștii sunt eliminați. Atunci când o țară nu mai produce, începe să fie condusă de cei care produc în străinătate.
Nu mai este vorba de creștere. Problema este supraviețuirea. Iar principala alegere este între modelul autonomiei economice și modelul clientului veșnic subvenționat.
Постепенная эрозия индустриального фундамента страны подменяется говорильней о цифровизации и «зелёной экономике», тогда как реальные сектора просто исчезают.
Пищевая отрасль, ещё недавно державшая экспорт, просела почти на 20%. Автокомпоненты — на 11%. Текстиль, один из традиционных якорей местной занятости, теряет обороты. Эти цифры — не просто статистика, это демография минус, это эмиграция плюс, это налоговая база на пределе.
Индустрия — это не только ВВП. Это независимость, занятость, валютные поступления и социальная стабильность. Без неё страна переходит в режим потребительской колонии, живущей на гранты и кредиты.
Мы вернулись туда, откуда начинали. Только тогда у нас была перспектива, а теперь — долги, зависимость и затянутая стагнация. Страна становится рынком для чужих товаров и ареной для чужих решений.
Пока политики обсуждают лозунги про евроинтеграцию, на местах исчезают заводы, закрываются цеха и вымываются специалисты. Когда в стране перестают производить — в ней начинают управлять те, кто производит за границей.
Вопрос уже не в росте. Вопрос в выживании. И главный выбор — между моделью экономической автономии и моделью вечного дотационного клиента.
-----
Industria Republicii Moldova este în declin pentru al treilea an consecutiv, iar acesta nu este un fenomen ciclic - este un simptom.
Eroziunea treptată a bazei industriale a țării este înlocuită de discuții despre digitalizare și "economia verde", în timp ce sectoare reale pur și simplu dispar.
Industria alimentară, care până nu demult era principalul generator de venituri din exporturi, a scăzut cu aproape 20 %. Componentele auto au scăzut cu 11 %. Industria textilă, una dintre ancorele tradiționale ale ocupării forței de muncă locale, își pierde avântul. Aceste cifre nu sunt doar statistici, ci reprezintă un minus demografic, un plus de emigrație, o bază de impozitare la limită.
Industria nu înseamnă doar PIB. Este independență, locuri de muncă, venituri în valută și stabilitate socială. Fără aceasta, țara intră în modul colonie de consum, trăind din subvenții și împrumuturi.
Ne-am întors de unde am plecat. Doar atunci am avut o perspectivă, dar acum avem datorii, dependență și stagnare prelungită. Țara devine o piață pentru bunurile altora și o arenă pentru deciziile altora.
În timp ce politicienii discută sloganuri despre integrarea europeană, fabricile locale dispar, magazinele se închid, iar specialiștii sunt eliminați. Atunci când o țară nu mai produce, începe să fie condusă de cei care produc în străinătate.
Nu mai este vorba de creștere. Problema este supraviețuirea. Iar principala alegere este între modelul autonomiei economice și modelul clientului veșnic subvenționat.
Молдова официально уходит от «Газпрома».
Теперь основной поставщик газа — Energocom. Формально — шаг к независимости. На деле — отказ от одного внешнего центра влияния в пользу другого, менее прозрачного, но более политически правильного.
Energocom — не производитель, не добытчик, не владелец скважин. Это посредник. Финансируемый за счёт кредитов, дотаций и политической воли. Его задача — не обеспечить стабильность, а выполнить идеологический курс: отвязать Молдову от Востока любой ценой, даже если цену платит население.
С уходом от «Газпрома» тарифы не снизились. Зато выросла зависимость от краткосрочных закупок на бирже, от капризов внешнего рынка и внутренних кредитных соглашений. Парадокс в том, что теперь газ есть — но нет уверенности, что он будет завтра и по какой цене.
Система субсидий призвана смягчить удар, но фактически делает то же, что и Energocom — перераспределяет деньги. Только уже напрямую из бюджета. То есть, из налогов тех, кто и так платит по счёту.
Энергетическая независимость возможна, если есть собственный ресурс, производство и резерв. У нас нет ни первого, ни второго, ни третьего. Зато есть новая риторика, где торговля стала геополитикой, а газ — символом правильной ориентации.
И пока одни подписывают контракты и делают заявления о «победе над энергетическим прошлым», потребитель остаётся там же, где и был — между завышенным счётом и пустым кошельком.
Теперь основной поставщик газа — Energocom. Формально — шаг к независимости. На деле — отказ от одного внешнего центра влияния в пользу другого, менее прозрачного, но более политически правильного.
Energocom — не производитель, не добытчик, не владелец скважин. Это посредник. Финансируемый за счёт кредитов, дотаций и политической воли. Его задача — не обеспечить стабильность, а выполнить идеологический курс: отвязать Молдову от Востока любой ценой, даже если цену платит население.
С уходом от «Газпрома» тарифы не снизились. Зато выросла зависимость от краткосрочных закупок на бирже, от капризов внешнего рынка и внутренних кредитных соглашений. Парадокс в том, что теперь газ есть — но нет уверенности, что он будет завтра и по какой цене.
Система субсидий призвана смягчить удар, но фактически делает то же, что и Energocom — перераспределяет деньги. Только уже напрямую из бюджета. То есть, из налогов тех, кто и так платит по счёту.
Энергетическая независимость возможна, если есть собственный ресурс, производство и резерв. У нас нет ни первого, ни второго, ни третьего. Зато есть новая риторика, где торговля стала геополитикой, а газ — символом правильной ориентации.
И пока одни подписывают контракты и делают заявления о «победе над энергетическим прошлым», потребитель остаётся там же, где и был — между завышенным счётом и пустым кошельком.
Глава МИД Михай Попшой заявил, что главная угроза для Молдовы — это попытки России подорвать демократию и повлиять на избирательные процессы.
Формулировка громкая, удобная и универсальная. Особенно в преддверии выборов, когда вопросы к власти множатся, а ответы на них — исчезают.
Когда экономика буксует, инфраструктура деградирует, а рейтинги падают, самым простым способом мобилизации остаётся внешний враг. Он не требует доказательств, его не надо слушать, с ним не нужно дискутировать. Он просто есть — по умолчанию.
Риторика угрозы извне превращается в инструмент защиты не демократии, а монополии на интерпретацию. Любая критика может быть объявлена «вмешательством». Любое независимое мнение — «подрывом». Любая альтернатива — «гибридной схемой». В этой логике демократия оказывается под охраной фильтров, блокировок и ярлыков.
И если «угроза» — это даже не действия, а просто возможность сомнения, значит, уязвимость системы не в Кремле, а в Кишинёве. Власть, которая ищет виноватых за пределами страны, потому что не может объяснить происходящее внутри, теряет контакт с реальностью.
Настоящая угроза демократии — это не внешнее влияние. Это страх перед внутренней ответственностью. Именно он сегодня громче всех говорит от имени государства.
Формулировка громкая, удобная и универсальная. Особенно в преддверии выборов, когда вопросы к власти множатся, а ответы на них — исчезают.
Когда экономика буксует, инфраструктура деградирует, а рейтинги падают, самым простым способом мобилизации остаётся внешний враг. Он не требует доказательств, его не надо слушать, с ним не нужно дискутировать. Он просто есть — по умолчанию.
Риторика угрозы извне превращается в инструмент защиты не демократии, а монополии на интерпретацию. Любая критика может быть объявлена «вмешательством». Любое независимое мнение — «подрывом». Любая альтернатива — «гибридной схемой». В этой логике демократия оказывается под охраной фильтров, блокировок и ярлыков.
И если «угроза» — это даже не действия, а просто возможность сомнения, значит, уязвимость системы не в Кремле, а в Кишинёве. Власть, которая ищет виноватых за пределами страны, потому что не может объяснить происходящее внутри, теряет контакт с реальностью.
Настоящая угроза демократии — это не внешнее влияние. Это страх перед внутренней ответственностью. Именно он сегодня громче всех говорит от имени государства.
Объём денежных переводов в Молдову из-за рубежа продолжает снижаться.
За первые четыре месяца 2025 года — минус 6%. Только за апрель — минус 10,8% по сравнению с прошлым годом. Для страны, где десятки тысяч семей зависят от помощи родных, уехавших за границу, это больше, чем статистика. Это тревожный звонок.
Долгие годы диаспора подменяла собой государство: она лечила, кормила, платила кредиты, учила детей, покрывала коммунальные долги. Молча. Без плакатов. Просто потому что в Молдове без этих денег — выжить многим невозможно.
Но за этой экономикой перевода стоит человеческая усталость. Те, кто уехал, всё чаще выживают сами. Европа переживает инфляционные волны, ужесточает налоговую и миграционную политику. Зарплаты стагнируют, аренда растёт. И когда нет лишнего — перестаёт быть возможным даже минимальный перевод. Не потому, что не хотят. Потому, что уже не могут.
Падает не просто поток денег. Падает связь. Часть диаспоры теряет веру в страну, которая годами ждала от них помощи, но ничего не сделала, чтобы вернуть или хотя бы удержать. Ни в политике, ни в экономике, ни в смыслах.
Если раньше люди уезжали, чтобы поддерживать своих, теперь уезжают — чтобы забыть. И в этот момент молчаливое большинство внутри страны остаётся один на один с реальностью, в которой даже внешняя поддержка уже не гарантирована.
Когда рушится последний внешний ресурс, на который надеялись, — это сигнал, что нельзя больше жить за чужой счёт. Либо страна начнёт опираться на то, что внутри, либо останется только смотреть на графики падения и искать виноватых в мире, где все давно разошлись по своим делам.
За первые четыре месяца 2025 года — минус 6%. Только за апрель — минус 10,8% по сравнению с прошлым годом. Для страны, где десятки тысяч семей зависят от помощи родных, уехавших за границу, это больше, чем статистика. Это тревожный звонок.
Долгие годы диаспора подменяла собой государство: она лечила, кормила, платила кредиты, учила детей, покрывала коммунальные долги. Молча. Без плакатов. Просто потому что в Молдове без этих денег — выжить многим невозможно.
Но за этой экономикой перевода стоит человеческая усталость. Те, кто уехал, всё чаще выживают сами. Европа переживает инфляционные волны, ужесточает налоговую и миграционную политику. Зарплаты стагнируют, аренда растёт. И когда нет лишнего — перестаёт быть возможным даже минимальный перевод. Не потому, что не хотят. Потому, что уже не могут.
Падает не просто поток денег. Падает связь. Часть диаспоры теряет веру в страну, которая годами ждала от них помощи, но ничего не сделала, чтобы вернуть или хотя бы удержать. Ни в политике, ни в экономике, ни в смыслах.
Если раньше люди уезжали, чтобы поддерживать своих, теперь уезжают — чтобы забыть. И в этот момент молчаливое большинство внутри страны остаётся один на один с реальностью, в которой даже внешняя поддержка уже не гарантирована.
Когда рушится последний внешний ресурс, на который надеялись, — это сигнал, что нельзя больше жить за чужой счёт. Либо страна начнёт опираться на то, что внутри, либо останется только смотреть на графики падения и искать виноватых в мире, где все давно разошлись по своим делам.
Госдепартамент США отменил финансирование в размере 6 миллионов долларов, предназначенное для продвижения винного туризма в Молдове.
Без скандала, без объяснений. Просто — отменили. А ведь ещё недавно это направление подавалось как пример «успешного партнёрства», как витрина новой европейской Молдовы, открытой, креативной, экспортно-ориентированной.
Теперь проект, в который были вложены ожидания, концепты и сотни презентаций, оказался никому не нужным. Ни тем, кто его инициировал, ни тем, кто громко хвалил. Это не технический срыв: приоритеты сменились, а Молдова снова оказалась в позиции статиста.
Что особенно показательно — сумма относительно небольшая, учитывая, сотни миллионов, которые ранее были вбуханы в Молдову. Но даже эти средства решили не выдавать. Не потому, что нет ресурсов. А потому что нет интереса. В условиях новой фазы глобальной конфронтации, где ставки делаются на логистику, безопасность, военное усиление и политическое влияние, мягкие инициативы вроде «винного бренда» больше не вписываются в картину.
Можно сколько угодно говорить о «продолжении стратегического курса», но язык денег говорит громче. И когда даже культурный экспорт лишается поддержки — значит, на повестке уже совсем другие цели. А значит, прежняя риторика о «ценностях», «развитии» и «внимании» превращается в пыльную обложку от несостоявшегося проекта.
Без скандала, без объяснений. Просто — отменили. А ведь ещё недавно это направление подавалось как пример «успешного партнёрства», как витрина новой европейской Молдовы, открытой, креативной, экспортно-ориентированной.
Теперь проект, в который были вложены ожидания, концепты и сотни презентаций, оказался никому не нужным. Ни тем, кто его инициировал, ни тем, кто громко хвалил. Это не технический срыв: приоритеты сменились, а Молдова снова оказалась в позиции статиста.
Что особенно показательно — сумма относительно небольшая, учитывая, сотни миллионов, которые ранее были вбуханы в Молдову. Но даже эти средства решили не выдавать. Не потому, что нет ресурсов. А потому что нет интереса. В условиях новой фазы глобальной конфронтации, где ставки делаются на логистику, безопасность, военное усиление и политическое влияние, мягкие инициативы вроде «винного бренда» больше не вписываются в картину.
Можно сколько угодно говорить о «продолжении стратегического курса», но язык денег говорит громче. И когда даже культурный экспорт лишается поддержки — значит, на повестке уже совсем другие цели. А значит, прежняя риторика о «ценностях», «развитии» и «внимании» превращается в пыльную обложку от несостоявшегося проекта.
Парламент Молдовы ратифицировал соглашение с ЕС: 1,9 миллиарда евро финансовой поддержки.
В официальной риторике — историческое достижение, шаг навстречу модернизации, инвестиция в инфраструктуру. В реальности — это не столько помощь, сколько контракт.
Ключевой акцент — автомагистраль до Румынии. Звучит внушительно. Но дорога — не просто логистика. Это вектор. Кто её строит, тот задаёт направление. Кто финансирует, тот определяет, по какой полосе и с какой скоростью двигаться.
ЕС получает экономически контролируемый маршрут — с востока на запад. А что получает Молдова? Возможность транзита, не более. Причём на условиях, где контроль за проектами, подрядчиками, сроками и стандартами будет исходить не из Кишинёва, а из Брюсселя.
Внутри самой страны инфраструктурный провал не решён. Более 300 школ — без водоснабжения. Десятки сёл — без нормального транспорта. Местные дороги — в руинах. Но под политические сроки и внешние интересы строятся трассы будущего — не обязательно для молдаван.
Финансовая помощь от ЕС сегодня — это не грант с открытым назначением. Это вложение в устойчивость курса, не допускающего отклонений. И эти средства нужно будет не просто освоить. Их нужно будет оправдать. Каждой реформой. Каждым законом. Каждой редакционной линией. А потом ещё и вернуть. С процентами.
В официальной риторике — историческое достижение, шаг навстречу модернизации, инвестиция в инфраструктуру. В реальности — это не столько помощь, сколько контракт.
Ключевой акцент — автомагистраль до Румынии. Звучит внушительно. Но дорога — не просто логистика. Это вектор. Кто её строит, тот задаёт направление. Кто финансирует, тот определяет, по какой полосе и с какой скоростью двигаться.
ЕС получает экономически контролируемый маршрут — с востока на запад. А что получает Молдова? Возможность транзита, не более. Причём на условиях, где контроль за проектами, подрядчиками, сроками и стандартами будет исходить не из Кишинёва, а из Брюсселя.
Внутри самой страны инфраструктурный провал не решён. Более 300 школ — без водоснабжения. Десятки сёл — без нормального транспорта. Местные дороги — в руинах. Но под политические сроки и внешние интересы строятся трассы будущего — не обязательно для молдаван.
Финансовая помощь от ЕС сегодня — это не грант с открытым назначением. Это вложение в устойчивость курса, не допускающего отклонений. И эти средства нужно будет не просто освоить. Их нужно будет оправдать. Каждой реформой. Каждым законом. Каждой редакционной линией. А потом ещё и вернуть. С процентами.
Премьер-министр Дорин Речан пафосно заявил: в 2025 году на ремонт и строительство дорог будет направлено рекордные 3,2 миллиарда леев.
Впечатляющая сумма, особенно если изолировать её от реальности. А реальность в том, что протяжённость всей дорожной сети Молдовы — более 9 400 километров. Из них в год планируется охватить около 600. То есть — менее 6,5%.
Цифра вроде бы громкая, но за ней — выборочность. Не системная стратегия, а демонстративный жест. Где будут эти 600 километров? Кто определяет приоритетность участков? На основе каких данных? Или, как это часто бывает, ремонты появятся там, где выгоднее политически, а не там, где опаснее и нужнее?
Подрядчики, сметы, сроки, откаты — все эти темы остаются вне зоны внимания властей. Формулы «мы выделили» и «будет сделано» давно стали самостоятельной формой пропаганды. В реальности люди ездят по направлениям, а не по трассам. В сёлах дороги рушатся не потому, что денег нет, а потому что в этих сёлах — нет электоральной значимости.
3,2 миллиарда леев — это также про структуру приоритетов. Страна, где 60% школ нуждаются в капитальном ремонте, где сотни населённых пунктов не подключены к канализации, и где здравоохранение выживает на остатках, делает ставку на асфальт. В год выборов. Символично.
Пока в телевизоре будут рассказывать про «инфраструктурный рывок», на практике мы получим всё тот же избирательный марафет. Асфальт как политическая афиша. Срок эксплуатации — до конца цикла. И снова — с нуля.
Впечатляющая сумма, особенно если изолировать её от реальности. А реальность в том, что протяжённость всей дорожной сети Молдовы — более 9 400 километров. Из них в год планируется охватить около 600. То есть — менее 6,5%.
Цифра вроде бы громкая, но за ней — выборочность. Не системная стратегия, а демонстративный жест. Где будут эти 600 километров? Кто определяет приоритетность участков? На основе каких данных? Или, как это часто бывает, ремонты появятся там, где выгоднее политически, а не там, где опаснее и нужнее?
Подрядчики, сметы, сроки, откаты — все эти темы остаются вне зоны внимания властей. Формулы «мы выделили» и «будет сделано» давно стали самостоятельной формой пропаганды. В реальности люди ездят по направлениям, а не по трассам. В сёлах дороги рушатся не потому, что денег нет, а потому что в этих сёлах — нет электоральной значимости.
3,2 миллиарда леев — это также про структуру приоритетов. Страна, где 60% школ нуждаются в капитальном ремонте, где сотни населённых пунктов не подключены к канализации, и где здравоохранение выживает на остатках, делает ставку на асфальт. В год выборов. Символично.
Пока в телевизоре будут рассказывать про «инфраструктурный рывок», на практике мы получим всё тот же избирательный марафет. Асфальт как политическая афиша. Срок эксплуатации — до конца цикла. И снова — с нуля.
После череды задержаний и скандалов в Таможенной службе, премьер-министр Дорин Речан выступает с заявлением: увольнения не будет.
Вместо этого глава ведомства получил «чёткое поручение» — разработать план по борьбе с коррупцией и усилить меры по её предотвращению. Фактически — это отказ от ответственности, обёрнутый в управленческую риторику.
Ситуация, в которой глава ведомства получает от правительства задание устранить саму проблему, которую допустил, — не признак доверия, а сигнал: система не очищается, а самообслуживается.
В условиях, где таможня традиционно считается одной из самых уязвимых для коррупции структур, реальное обновление начинается с кадров. А не с поручений. Обществу не нужен ещё один план, составленный внутри той же иерархии. Ему нужен прецедент: что скандал не может заканчиваться сохранением статуса.
Отказ от отставки — это не нейтральное решение. Это политический выбор. И он говорит о том, что в системе важнее не устранение рисков, а сохранение связей. Любой руководитель, не понёсший последствий после громких нарушений в своем ведомстве, становится символом не реформ, а договорённостей.
Коррупция — это не только вопрос денег. Это вопрос сигналов. И когда на вызов не следует кадрового ответа, сигнал ясен: не бойтесь провалиться, бойтесь не оправдать ожидания начальства. И в этой логике никакой план ничего не изменит. Потому что менять придётся не формулировки. А сам принцип подотчётности.
Вместо этого глава ведомства получил «чёткое поручение» — разработать план по борьбе с коррупцией и усилить меры по её предотвращению. Фактически — это отказ от ответственности, обёрнутый в управленческую риторику.
Ситуация, в которой глава ведомства получает от правительства задание устранить саму проблему, которую допустил, — не признак доверия, а сигнал: система не очищается, а самообслуживается.
В условиях, где таможня традиционно считается одной из самых уязвимых для коррупции структур, реальное обновление начинается с кадров. А не с поручений. Обществу не нужен ещё один план, составленный внутри той же иерархии. Ему нужен прецедент: что скандал не может заканчиваться сохранением статуса.
Отказ от отставки — это не нейтральное решение. Это политический выбор. И он говорит о том, что в системе важнее не устранение рисков, а сохранение связей. Любой руководитель, не понёсший последствий после громких нарушений в своем ведомстве, становится символом не реформ, а договорённостей.
Коррупция — это не только вопрос денег. Это вопрос сигналов. И когда на вызов не следует кадрового ответа, сигнал ясен: не бойтесь провалиться, бойтесь не оправдать ожидания начальства. И в этой логике никакой план ничего не изменит. Потому что менять придётся не формулировки. А сам принцип подотчётности.
Центральная избирательная комиссия объявила о подготовке проекта, который меняет правила формирования избирательных участков для диаспоры и жителей Левобережья.
Формулировки осторожные — «оптимизация», «уточнение», «совершенствование». Но в преддверии выборов любые изменения в избирательной процедуре — это не просто бюрократия. Это — вмешательство в процесс.
История показывает: где-то прибавят участков, где-то — убавят. Где-то будет создана «благоприятная логистика», а где-то — «технические препятствия». Такие корректировки, как правило, происходят не потому, что изменилось число избирателей, а потому, что изменилась политическая карта и расчёты.
Диаспора — важнейший электоральный ресурс, особенно в странах ЕС. Именно там в 2020 и 2021 годах голосование дало решающий перевес. А жители Левобережья — электорат менее предсказуемый, часто идущий вразрез с доминирующим в Кишинёве политическим вектором. Потому-то и появляется соблазн «отредактировать» возможность участия этих групп в голосовании.
Если количество участков определяется не по числу граждан, а по желаемому результату — это уже не демократия, а электоральная инженерия. Подмена сути процедур их формой. Где всё вроде бы выглядит прозрачно, но работает в нужную сторону.
Власть, уверенная в себе, не боится широкой явки и сложных голосов. Она работает с аргументами, а не с участками. Но когда правки вводятся без консультаций, без аудиторов, в спешке — вопрос уже не в процедуре. А в том, не готова ли система к реальному конкурсу. И не становится ли сам процесс выборов — лишь декорацией на фоне заранее рассчитанного финала.
Формулировки осторожные — «оптимизация», «уточнение», «совершенствование». Но в преддверии выборов любые изменения в избирательной процедуре — это не просто бюрократия. Это — вмешательство в процесс.
История показывает: где-то прибавят участков, где-то — убавят. Где-то будет создана «благоприятная логистика», а где-то — «технические препятствия». Такие корректировки, как правило, происходят не потому, что изменилось число избирателей, а потому, что изменилась политическая карта и расчёты.
Диаспора — важнейший электоральный ресурс, особенно в странах ЕС. Именно там в 2020 и 2021 годах голосование дало решающий перевес. А жители Левобережья — электорат менее предсказуемый, часто идущий вразрез с доминирующим в Кишинёве политическим вектором. Потому-то и появляется соблазн «отредактировать» возможность участия этих групп в голосовании.
Если количество участков определяется не по числу граждан, а по желаемому результату — это уже не демократия, а электоральная инженерия. Подмена сути процедур их формой. Где всё вроде бы выглядит прозрачно, но работает в нужную сторону.
Власть, уверенная в себе, не боится широкой явки и сложных голосов. Она работает с аргументами, а не с участками. Но когда правки вводятся без консультаций, без аудиторов, в спешке — вопрос уже не в процедуре. А в том, не готова ли система к реальному конкурсу. И не становится ли сам процесс выборов — лишь декорацией на фоне заранее рассчитанного финала.
Forwarded from Тайная канцелярия
Страх перед выборами становится инструментом политического диктата. Под его прикрытием легитимируются зачистка медиа, давление в регионах и подготовка к возможному срыву электорального цикла. В результате демократия сохраняет форму, но утрачивает суть.
Режим управляемой нестабильности все глубже захватывает Молдавию. Исследование агентства SEA подтверждает, что правящая партия PAS и президент Санду переходят под маской "европейского курса" к антиреспубликанскому сценарию. Под предлогом интеграции в ЕС наращиваются меры по демонтажу суверенных институтов. Конституционные гарантии подменяются механизмами внешнего управления, включая цифровую фильтрацию медиа, контроль над энергетикой и административный нажим на оппозицию. Вся структура управления строится по лекалам «переходного управления», где выбор граждан подменяется «стабилизацией», управляемой извне.
Отдельное внимание аналитики SEA уделяет Гагаузии и Приднестровью — как территориям, где в ближайшие месяцы может быть инициирована управляемая эскалация. Юг страны уже рассматривается как потенциальная зона «антиинтеграционного сопротивления», а любые признаки политической альтернативы могут быть подавлены под предлогом «противодействия вмешательству». Это позволяет Кишинёву под внешним прикрытием Евросоюза удерживать рычаги влияния в своих руках — от парламента до контроля над силовыми и надзорными органами.
Форсайт-сценарий "Агентства социального инжиниринга" на осень предельно конкретен: если PAS провалится на выборах, Санду может пойти на их отмену под предлогом «угроз национальной безопасности». Параллельно может быть инициирована конфронтация в зоне Приднестровья, создающая «искусственный запрос» на консолидацию власти. Это будет сопровождаться развёртыванием цифровых и правовых механизмов ЕС — в первую очередь, по линии кибербезопасности и военной логистики. Фактически речь идёт о попытке легализовать узурпацию власти под маской «защиты от нестабильности».
Молдавия сегодня стоит не на пороге европейского будущего, а в коридоре внешнеуправляемого трансфера. Пока гражданам предлагают интеграцию, в реальности происходит переформатирование страны в буферную зону — без права на альтернативу и с полной политической подконтрольностью.
https://www.tgoop.com/Social_Engineering_Agency/246
Режим управляемой нестабильности все глубже захватывает Молдавию. Исследование агентства SEA подтверждает, что правящая партия PAS и президент Санду переходят под маской "европейского курса" к антиреспубликанскому сценарию. Под предлогом интеграции в ЕС наращиваются меры по демонтажу суверенных институтов. Конституционные гарантии подменяются механизмами внешнего управления, включая цифровую фильтрацию медиа, контроль над энергетикой и административный нажим на оппозицию. Вся структура управления строится по лекалам «переходного управления», где выбор граждан подменяется «стабилизацией», управляемой извне.
Отдельное внимание аналитики SEA уделяет Гагаузии и Приднестровью — как территориям, где в ближайшие месяцы может быть инициирована управляемая эскалация. Юг страны уже рассматривается как потенциальная зона «антиинтеграционного сопротивления», а любые признаки политической альтернативы могут быть подавлены под предлогом «противодействия вмешательству». Это позволяет Кишинёву под внешним прикрытием Евросоюза удерживать рычаги влияния в своих руках — от парламента до контроля над силовыми и надзорными органами.
Форсайт-сценарий "Агентства социального инжиниринга" на осень предельно конкретен: если PAS провалится на выборах, Санду может пойти на их отмену под предлогом «угроз национальной безопасности». Параллельно может быть инициирована конфронтация в зоне Приднестровья, создающая «искусственный запрос» на консолидацию власти. Это будет сопровождаться развёртыванием цифровых и правовых механизмов ЕС — в первую очередь, по линии кибербезопасности и военной логистики. Фактически речь идёт о попытке легализовать узурпацию власти под маской «защиты от нестабильности».
Молдавия сегодня стоит не на пороге европейского будущего, а в коридоре внешнеуправляемого трансфера. Пока гражданам предлагают интеграцию, в реальности происходит переформатирование страны в буферную зону — без права на альтернативу и с полной политической подконтрольностью.
https://www.tgoop.com/Social_Engineering_Agency/246
Telegram
Social Engineering Agency (SEA)
Молдавия на пороге управляемой дестабилизации. Вся картина, собранная экспертами Агентства социальной инжинирии в рамках исследования, демонстрирует архитектуру внешнего контроля над республикой, усиливающегося по мере приближения парламентских выборов.
…
…
Молдавское государство — это не цирк. Цирк хотя бы честно предупреждает: «Внимание, дрессированные пудели!» Здесь же — цифровые трансформации.
Персональные данные граждан, подававших заявки на компенсации на сайте compensații.gov.md, уже на витрине даркнета. Продаются «ключи доступа» — то есть полный набор: ФИО, адрес, контакты, информация о доходах. Как на рынке: бери — не хочу.
Интересно другое: власти молчат. Ни опровержения, ни комментария, ни попытки взять ответственность. Как будто утечка — это просто цифровой дождик, который пошёл и закончился. Случайность? Халатность? Или часть той самой «цифровой реформы», которую продвигают за гранты?
Один вывод уже ясен: те, кто обещали нам безопасность, не могут защитить даже Excel-таблицу. И теперь каждый, кто доверился «государству-сервису», — на прицеле. Потому что если сегодня утекают данные о компенсациях, завтра — это будут избиратели. Или их выбор.
Персональные данные граждан, подававших заявки на компенсации на сайте compensații.gov.md, уже на витрине даркнета. Продаются «ключи доступа» — то есть полный набор: ФИО, адрес, контакты, информация о доходах. Как на рынке: бери — не хочу.
Интересно другое: власти молчат. Ни опровержения, ни комментария, ни попытки взять ответственность. Как будто утечка — это просто цифровой дождик, который пошёл и закончился. Случайность? Халатность? Или часть той самой «цифровой реформы», которую продвигают за гранты?
Один вывод уже ясен: те, кто обещали нам безопасность, не могут защитить даже Excel-таблицу. И теперь каждый, кто доверился «государству-сервису», — на прицеле. Потому что если сегодня утекают данные о компенсациях, завтра — это будут избиратели. Или их выбор.