В восьмом классе мы с друзьями организовали рок-группу. Всю аппаратуру и инструменты нам купила директриса за школьные деньги, и это давало ей право приторным голосом объявлять: «Это — мой оркестр». <…> Тогда же я написал — на английском языке — свою первую социально-политическую песню — в полном соответствии с тогдашним антикитайским угаром. Припев там был такой:

«Китай, о Китай!
Это опасность для мира.
Китай, о Китай —
Каковы твои цели?!
Китай, о Китай —
Крупнейшая военная машина!!
Поведай, Китай, о своих мечтах…».

Сейчас вспоминаю, ужасаюсь: такой продукт промывания мозгов. Но в то время, действительно, казалось, что угроза исходит из Китая… [За зеленым забором (Таллин). № 2, 1989. С. 15].

Дело в том что я был возмущён с показанием филма «Маленкая Вера». Там показывает такие эпизоды что можно сойти с ума. В том эпизоде показывает что Вера сидит на… Саши и качается, и др. вещи. Неужели этот филм снимали наши – советские режиссоры, неужели в этом филме снимались наши актёры? Да, где у режиссора, актёра человеческие гордости? Может он хочет чтобы весь Союз был проститутки? А может он уже «сексочеловек»? А может у него нет доч, сын, и они вместе не ходит в кино? А тот актрису как? Не её брат, родители, муж? А может они хочет научит молодым девкам как найти спутника? А может с этом филмом они заразит Кавказу, Азию? Ну вот спрашиваю: Кому нужен этот филм, что даёт он нам? <...>
Передайте им [режиссеру и исполнительнице гл.роли – прим.] что, сексо-филмы, показывает в подполны. Но нельзя такие кадры снимать. Всё можно сделай по другому. И надо снимат фильмы которые нам учат что, и для развлекания, и исторические.
<...>
Прошу вас, если возможно, передайте эту письму создателем «Маленкая Вера» («Маленкая …учая крыса»). Я их адрес и фамилию не знаю.
Извините за ошибки, которые я пропусти. По русскому хорошо незнаю.

Я не любил советский рок и всегда подозревал, что это фактически никакая не музыка, а просто скандирование под все равно какой аккомпанемент некоего текста, «залезающего» в определенные зоны – прежде всего социально-политическую и эрогенную... Наш эксперимент это доказал! Достаточно произнести в микрофон несколько ключевых слов с нужной интонацией — и все будут счастливы.

Мы говорим сейчас об альтернативе Сталину, мы говорим, например, о Бухарине, Рыкове. Конечно, это были политические альтернативы ... но духовной альтернативой Сталину и тоталитарному режиму был, конечно, Пастернак. Время выбрало его. Это извечная русская альтернатива — поэт и царь. Но с Пастернаком время выпало не только на сталинский период, когда пришел второй царь (речь об Н. С. Хрущёве. — А. М.), другого порядка... Наполовину он был новый человек, наполовину метастазы сталинизма в нем. Пастернак это знал. <...> Это была духовная альтернатива. Пастернак стал политической фигурой, будучи самым аполитичным поэтом [цит. по: д/ф «Вспоминая Бориса Пастернака» (1990)].

После соответствующих возлияний, в минуту, когда отмякают сердца, кто-то, едва ли не сам радушный хозяин Алексей Максимович, прочувствованно изрек: «Как плохо, что среди братьев писателей существуют свары и склоки, как хорошо, если бы их не было». <…> скорбные взгляды устремились в сторону Авербаха и Фадеева. Неожиданно поднялся Сталин – с бокалом в руке или без оного, – подозвал к себе обоих.

– Нэ ха-ра-шо, — сказал он отечески. – Оч-чэнь нэ харашо. Плахой мир лучше доброй ссоры. Пратяните руки, памиритесь! Прашу!

Просил сам Сталин, не шуточка.

И Фадеев, доброжелательный, открытый, отнюдь не злопамятный, шагнул к Авербаху, протянул руку. Авербах с минуту глядел исподлобья, потом медленно убрал руки за спину. Рука Фадеева висела в воздухе, а за широким застольем обмирали гости – великий вождь и учитель попадал в неловкое положение вместе с Фадеевым.

Но Сталин не был бы Сталиным, если б вовремя не предал того, кто потерпел поражение. Он сощурил желтые глаза:

– То-варищ Фадэев! У вас сав-всэм нэт характера. Вы безвольный челавэк, то-варищ Фадэев. У Авэрбаха есть характэр. Он можэт пастаять за сэбя, вы – нэт!