Конституционалист Бёкенфёрде об этосе юристов и сохраняющемся значении естественного права:

Естественное право не имеет характера действующего позитивного права, а скорее нормативной этики права (Rechtsethik) и раскрывает свою функцию именно в этом качестве, которая проявляется в трех отношениях:

(1) в смысле признания и легитимации позитивного права, поскольку оно в значительной мере соответствует принципам естественного, их соответствующим образом реализует;

(2) как компас для реформ и улучшения позитивного права, если последнее обнаруживает дефицит в отношении естественного права или требует ответа на новые вызовы;

(3) как пример для критического вопрошания и делигитимации позитивного права, поскольку оно противоречит требованиям естественного права. Это может дойти до отказа от лояльности или даже восстания.

Таким образом, позитивное право продолжает быть связанным с нравственным порядком (sittliche Ordnung).

Как сильно позитивное право сформировано естественным зависит от того, насколько естественное право в обществе является частью текущей нормативной этики права или становится ею. Это происходит, разумеется, не само по себе, а требует активности и "работы по убеждению" сторонниками естественного права как в публичном дискурсе, так и в политическом процессе. Шансы тем выше, чем лучше удается перевести естественноправовое содержание и требования на секулярный язык и понятия и требовать к ним внимания лишь постольку, поскольку они соответствуют требованию обобщаемости/универсализуемости (Verallgemeinbarkeit).

Если такая коммутация (посредничество) в итоге внедряется в позитивное право, то задача юристов, связанных с этим правом - учитывать это позитивно и конструктивно. Тем самым юрист не становится "стороной" или представителем отдельных интересов, а остается верен своему профессиональному этосу, а именно - признавать право в его особом качестве как (диалектическое) посредничество (коммутацию) текущей этики права и политики - и именно так его применять в своей повседневной деятельности, сохраняя его суть.

Международный институт несостоятельности объявил победителей конкурса статей по банкротству 2025 года:

1. Alex Huang, University of Hong Kong, Hong Kong
"The Doctrinal Evolution of Bankruptcy Law"

2. Simge Aslan, University of Nottingham, United Kingdom
"Digital Assets and Automated Transactions in Insolvency"

3. Alexander Völker, Martin-Luther-University Halle-Wittenberg, Germany
"A Breathing Spell in Turbulent Times"

Статьи доступны по ссылке:

https://myemail.constantcontact.com/International-Insolvency-Institute-Announces-2025-Prize-Winners-.html?soid=1117216089034&aid=PgBTEb-hYA4

Антрополог Джеймс Скотт о либертарианстве.

«Свобода и демократия в условиях вызывающего неравенства - это, по Бакунину, жестокий обман. Не может быть истинной свободы там, где громадные различия превращают соглашения или обмен в узаконенный грабеж».

Средневековые группы компаний

«Банкирский дом Медичи представлял собой не компанию, владеющую одним предприятием, но сочетание компаний, управляемых «материнской» фирмой, в которую как партнеры входили Медичи и один или два внешних инвестора.

Каждый из филиалов и каждое из промышленных предприятий было отдельным юридическим лицом (ragione), носившем собственное название, имевшим свой капитал, свои бухгалтерские книги и свое руководство. Разные филиалы вели дела друг с другом на той же основе, что и с внешними клиентами. Один филиал назначал комиссию другому филиалу, как если бы оба принадлежали к совершенно разным компаниям. Когда два филиала объединялись для проведения какой-либо операции, их руководители заранее договаривались о распределении прибылей и убытков».

Это селф-хелп литература, которая начинается со слов «this is not a self-help book». Ее автор ультра-марафонец, бывший морской котик, который пишет о своем непростом личном пути к рекордам и славе, а также о майндсете, который для этого требуется.

Вообще популярность таких книг, условия в которых они появляются, - само себе интересное явление для исследований. Но давайте посмотрим, что отличает конкретно эту книгу?

Наверное, сам автор. Тут у него почти полный набор: из неблагополучной неполной семьи, афроамериканец, заика (от чего получал насмешки в школе), проблемы с весом и сердцем. Возможно, следуя трендам (психологи не зря трудились), он подробно вываливает проблемы детства, связанные с отцом-тираном (интересно почему в таких историях плохой - всегда отец?).

По нашим (да и не только) культурным меркам, он перегибает с шеймингом родителя. Да и к тому же он сам пишет, что при разводе его родной брат выбрал остаться с отцом, и его брат вырос и сам стал прекрасным отцом и получил PhD. В этот момент задумываешься: эй, Дэвид, похоже твой брат мог бы рассказать нам a totally different story?

Ну ладно, чужая семья – темный лес. Давайте лучше резюмирую интересные, на мой взгляд, поинты по теме книги.

Вести не письменные, а аудио дневники

Автор пишет, что ведение дневников, в том числе в трудные моменты жизни – это стартовый уровень. Но большего эффекта дает аудиозапись: честная, неотфильтрованная, в самых неприглядных и неприятных деталях, прослушивание которой через некоторое время дает нейтрализующий эффект на полученную травму, стресс, сомнения. При прослушивании в 9 из 10 случаев услышанное нам не понравится. Это не то, что хотелось бы дать послушать другу, боссу или детям. Но самому человеку это будет служить полезным напоминанием о необходимости изменений.

Автор также нашел способ использовать хейт в сети. Когда он видит негативные комменты, он делает скриншот и затем записывает в микрофон, слушает и подпитывается энергией. Любой хейт, недооцененность, критика таким образом превращаются в топливо, которое должно сжигаться и работать в вашу пользу.

Истоки ментальной силы

Ментальная сила увядает, если ею не пользоваться, точно так же как мускулы слабеют, если не нагружать их в зале. Ты либо становишься лучше, либо хуже. Среднего не дано. Гоггинс достиг своего уровня ментальной силы через тренировки и колоссальные физические нагрузки. Когда ты инвестируешь столько в боль и страдания, бегая тысячи миль, плавая длинные дистанции в холодной воде или делаешь тысячи подтягиваний, то дивидендом становится ментальная сила. Хотя это не единственный способ ее обрести, но, по его мнению, физика позволяет сделать это быстрее.

Когда сдаваться?

Но порой нужно отступить, сдаться. Порой это и вправду разумное решение. но не стоит принимать такие решения, когда боль, дискомфорт на пике. Если тебе надо ретироваться, сделай это когда легко, а не когда тяжело. В таком случае ты будешь знать, что твое решение было осознанным, а не спонтанной реакцией, основанной на панике.

Культивация воли преуспевать несмотря на любые обстоятельства – важнейшее переменная. Эта воля строит самооценку. Однако, когда дела идут плохо мы в первую очередь начинаем ее терять. Порой «сдача» (quitting) выглядит самой разумной опцией и может так оно и есть, но она подрывает самооценку и всегда требует некоторой ментальной реабилитации. В то время как успешные миссии редко требуют какой-либо эмоциональной поддержки.

О дисбалансе

Для достижения высот в какой-либо сфере нужно быть в дисбалансе (imbalanced). По крайней мере какое-то время. Каждая минута каждого дня должны быть направлена на достижение уровня, этой точки, этой работы, этого предела. Спи в библиотеке или в офисе. Не должно быть выходных, когда ты одержим своей целью. При этом часто такой режим будет натыкаться на непонимание со стороны окружающих.

В то же время это означает важность выбора окружения. У тебя могут быть ясные цели и каждодневная работа над собой, но, если тебя окружают неправильные люди, они высосут из себя жизнь и обеспечат чтоб ты в итоге пришел в никуда: small minds and weak people kill big dreams.

Но чтоб окружать себя правильными людьми ты должен сначала понять кто ты есть как личность. Как только ты это поймешь, мир начнет поставлять тебе возможности, которые будут подпитывать твой квест.

Хорошо делать свою работу

Должно быть чувство гордости за сделанную работу. Если работа спустя рукава (half-hearted) тебя не тревожит, то это многое говорит о тебе. Пока ты не начнешь чувствовать гордость и самоуважение в работе, которую ты выполняешь, ты будешь продолжать себя недооценивать (sell yourself short).

Решающий довод

В целом, сложилось впечатление, что эта книга рассчитана на определенные социальные слои в США: важно ведь им показать, что свет в конце тоннеля есть?

Но в чем Гоггинс однозначно убедителен, так это в том, что он в свои 50+ лет находится в гораздо лучшей физической форме, чем я. Поэтому пойду-ка я в зал)

«Чем менее точны науки, тем они более неподвижны, а в точных колоссальная, постоянно идущая перестройка.»

Любищев А.А., советский биолог, энтомолог и полимат

Д. Скотт «Анархия? Нет, но да!»

На последней ярмарке нон-фикшна, прохаживаясь уже по второму кругу по книжным рядам, которые ничем особо не цепляли, увидел эту маленькую книжку с именем известного автора. В итоге данная книга была единственным уловом с той ярмарки.

Автор антрополог, известный также как мыслитель «с анархистским уклоном», много лет изучал крестьян, их борьбу и сопротивление в Юго-Восточной Азии. Публикой еще не дочитаны книги другого известного антрополога – Дэвида Грэбера – как ту же книжную рубрику начинают заполнять труды Скотта.

Я приведу конспект (по большей части, прямое цитирование) по итогам прочитанной книги, которая представляет серию набросков на общую тему. В конспекте отразил не все, что мне показалось интересным, поскольку и так получилось много текста. Но что-то еще из книги возможно буду приводить позднее.

1. Общая позиция автора

Автор, описывая как он пришел к анархистской критике государства, пишет, что он испытал разочарование, когда ему внезапно открылось, что практическая любая масштабная революция заканчивалась созданием государства, куда более сильного, чем то, которое она разрушила, и способного контролировать народ жестче.

В то же время он не считает, что государство всегда и везде выступает в качестве врага свободы. В некоторых обстоятельствах оно может играть и освободительную роль. Однако такой сценарий реализуется тогда, когда стихийные выступления народа угрожают снести целостность политической системы.

Он говорит, что демократия без относительного равенства – это жестокий обман. Но тут анархисты сталкиваются с вопросом: если такое равенство – это необходимое условие взаимодействия и свободы, то как его возможно гарантировать в отсутствие государства?

«В здравом размышлении над этой загадкой я понял, что и теоретически, и практически уничтожение государства – не выход. Мы вынуждены жить с этим Левиафаном и наша задача – приручить его».

2. «Бунт – это язык тех, кого не слышат»

Массовые беспорядки и неповиновение при определенных условиях вместо реформ и революции могут привести к авторитаризму или фашизму. Такая опасность всегда присутствует, но это не отменяет того, что внесистемный протест является необходимым, хоть и недостаточным условием значительных прогрессивных структурных изменений, такими как новый курс или завоевание гражданских прав чернокожими.

Масштабные беспорядки, бунт и спонтанный протест всегда были самым мощным оружием бедных. Такая деятельность не бессистемна: ее структуру образуют неформальные, самоорганизованные и невидимые взаимосвязи в квартале, на заводе и в семье, находящиеся вне привычных политических институтов. Это структура, не вписывающаяся в рамки институциональной политики.

Самая большая ошибка либерально-демократических стран состоит в том, что им исторически не удавалось посредством своих институтов успешно защищать важные экономические интересы и обеспечивать безопасность наименее социально защищенных слоев населения. То, что демократический прогресс и обновление, напротив, зависят от масштабных случаев внесистемного беспорядка, радикально противоречит обещанию демократии служить инструментом для мирных перемен в рамках существующих институтов. А неспособность демократической политической теории объяснить ключевую роль кризиса и причины отказа институтов во время подобных социальных и политических реформ, когда политическая система обретает новую легитимность – это ее провал.

Усмирить неуправляемый протест, направить поток народного гнева в привычное русло социальных институтов – в этом и состоит роль профсоюзов, партий и даже радикальных общественных движений. Их функция – перевести недовольство, раздражение и боль на язык связной политической программы, которая может стать основной для выработки политики и законотворчества. Они передаточный механизм между неуправляемым обществом и устанавливающими правилами элитами. Предполагается, что они хорошо справляются с этой задачей, если не только могут сформировать политические требования, которые будут принять органами законодательной власти, но и попутно усмирят толпу и вернут контроль над ней, правдоподобно представляя ее интересы (большей ее части), перед теми, кто управляет страной.

Правители ведут переговоры с такими «институтами перевода» постольку, поскольку люди им доверяют. Такого рода организованные интересы паразитируют на спонтанном неповиновении тех, чьи интересы они вызываются представлять. Именно это бунтарство – источник любого влияния, которым эти организации располагают в острые моменты, когда правящие элиты стремятся удержать восставшие массы и вновь направить их в русло нормальной политики.

3. Как государство повлияло на способности людей и общин к независимости и самоорганизации?

Многие из функций, которые люди раньше выполняли сообща, координируя свои действия неформально, теперь контролируются и организуются государством. Предположение Скотта состоит в том, что два столетия сильной госуд-ой власти и господства либеральной экономики воспитали нас таким образом, что мы практически полностью забыли навыки взаимовыручки и теперь можем превратиться в тех самых хищников, которые, по мнению Гоббса, населяли человеческое общество до того, как возникло государство. Выходит, Левиафан породил то, против чего он должен был бороться.

4. «Оружие слабых»

В историческом споре за право собственности противоборствующие стороны использовали наиболее подходящее оружие. Чтобы отстоять свои права и привилегии, элиты, контролировавшие законодательный аппарат гос-ва, издавали билли об огораживании и правовые акты о единоличном владении; что уж говорить о полиции, егерях, лесниках, судах и виселицах? У крестьян и низших слоев не было доступа к такой тяжелой артиллерии, поэтому для оспаривания претензий элит и утверждения своих прав они полагались на такие методы как браконьерство, воровство и самозахваты. Незаметное и безымянное, это «оружие слабых», резко контрастирует с открытым вызовом, преследующим те же цели.

Тихое непритязательное повседневное неповиновение ускользает от внимания историков, так как обычно не упоминается в архивах, не размахивает флагами, не имеет руководителей, не имеет манифестов и постоянной организации. Те, кто вовлечен в такие формы политической борьбы, как раз и хотят остаться незамеченными.

Подобные нарушения закона являются особым подвидом коллективного действия. Они нечасто признаются таковыми, так как не высказываются открыто, а также потому что служат собственным интересам человека. Что важнее для браконьера – теплый очаг и тушеная крольчатина или оспаривание претензии аристократии на дерево и дичь, которые он взял в лесу? Он не заинтересован выносить на суд общественности мотивы своих поступков, делая их достоянием истории. Успех его притязаний зависит от того, останутся ли его действия и их мотивы в тени. И вместе с тем успех таких нарушений закона в долгосрочной перспективе зависит от согласия друзей и браконьеров покрывать его. Они могут делать это потому, что верят в собственные права на дары природы и сами занимаются браконьерством. В любом случае они не станут свидетельствовать в суде или выдавать его властям. При этом необязательно должен иметь место сговор.

5. Землю крестьянам?

Скотт пишет, что, изучая материалы о крестьянских сообществах он не мог не обратить внимания на то, с какой невероятной силой даже малоземельные крестьяне держались за самый маленький клочок земли, тогда как чисто логически с экономической точки зрения они бы выиграли, взяв землю в аренду на более выгодных условиях или переехав жить в город.

Разбитые мечты мелкой буржуазии по традиции зажигают революции. «Землю крестьянам» - этот лозунг в той или иной форме всегда повторялся во время аграрных революций. Крестьянскую революцию в 1917 году в России подстегнули солдаты, побежденные на австрийском фронте и немедленно поспешившие домой, чтобы участвовать в переделе и захватах земли. Ключом (или приманкой?) к активному участию крестьян практически во всех революциях XX века были обещания, что они получат землю, а значит, и социальный статус и независимость. Когда же за земельной реформой следовала коллективизация, большинство крестьян воспринимали ее как предательство их надежд, и поэтому сопротивлялись ей.

На протяжении последних нескольких десятилетий в опроснике общественного мнения у рабочих США значился один и тот же вопрос: какую работу они предпочли бы заводу? Многие из них выразили желание открыть магазин или ресторан или заняться сельским хозяйством. Общая тема, прозвучавшая в этих мечтах – это свобода от постоянного контроля и самостоятельный режим рабочего дня, что в их глазах более чем компенсировало переработки и риски, связанные с таким малым бизнесом. Большинство рабочих, разумеется, никогда не воплощают свои мечты в реальность, но постоянство, с которым у них возникает эта фантазия, явно показывает ее силу.

Автор заключает, что может быть анархисты и упустили из виду что-нибудь, касающееся человеческой природы, но их убежденность в стремлении к утверждению достоинства и самостоятельности мелких собственников была весьма проницательной.

6. Кому лучше живется: крестьянину/мелкому лавочнику или офисному работнику/пролетарию?

После промышленной революции и стремительной урбанизации все больше людей лишились имущества, а их жизнь попала в зависимость от крупных иерархически выстроенных организаций. Крестьянин или лавочник мог быть таким же бедным и неуверенным в завтрашнем дне, как и пролетарий, однако он не обязан был постоянно и неукоснительно следовать указаниям управляющих, начальников и бригадиров. Даже арендатор, пребывающий во власти капризов латифундиста или мелкий землевладелец, погрязший в долгах и кредитах, мог распоряжаться своим рабочим днем и сам решать, когда сеять и как обрабатывать землю, когда собирать и продавать урожай и т. д.

Сравните его с рабочим на заводе, который работает с 8 до 5 вечера, приноравливаясь к ритму машины, и за которым внимательно наблюдают – как непосредственно, так и с использованием технических средств. Даже в сфере обслуживания темп работы, требования и контроль на работе значительно превосходят любой надзор, учрежденный за каким-нибудь мелким, но независимым предпринимателем.

7. Недооцененная роль случайности в истории

Грандиозные случайности в истории зачастую игнорируются. В исторических книгах, как и в общественном восприятии, их непреднамеренное наступление, не только отрицается – историческим деятелям подспудно приписываются намерение и сознание, которого они иметь не могли. Французская революция превратила почти всю историю Франции XVIII века в прелюдии 1789 года. Революция была не одномоментным событием, но процессом, в гораздо большей степени зависящим от погоды, неурожаев, географии и демографии Парижа и Версаля, чем от идей, придуманных философами. Те, кто штурмовал Бастилию, чтобы освободить заключенных и захватить оружие, вряд ли знали, к чему это в итоге приведет, и едва ли намеревались свергнуть монархию и аристократию. И уж тем более они не знали, что они участвовали в том, что впоследствии назовут Великой Французской революцией.

После того, как важное историческое событие случилось и было зафиксировано, оно начинает свою жизнь в качестве символа и, если люди недостаточно осторожны, они начинают приписывать ему логику и упорядоченность, которые вопиюще противоречат тому, что на самом деле чувствовали участники этого события.

О случайности, лежащей в основе исторических событий, обычно умалчивается, сознание участников представляется упрощенно, и зачастую дело представляют так, будто бы они заранее знают, что получится в итоге, и водоворот попыток понять происходящее и его предпосылки выглядит тихой заводью.

Сжатость исторического повествования и наше стремление очистить его от деталей, выпадающих из общей канвы, а также потребность власти создать ощущение, будто у нее все под контролем и у всего есть своя цель, приводят к появлению у нас ложного впечатления о причинно-следственных связях в истории. Такое восприятие мешает нам видеть, что большинство революций – не результат деятельности революционных партий, а итог спонтанных действий и импровизации, что организованные социальные движения – это не причина, а результат нескоординированных демонстраций протеста, и что грандиозные достижения в сфере прав и свобод человека происходят не благодаря упорядоченным, институциональным процедурам, а в результате беспорядочных, непредсказуемых и спонтанных действий; исподволь разрушающих прежний социальный порядок.

Конспект окончен.

ИИ работает в обе стороны)

Вообще огромный плюс ИИ кажется состоит в том, что он в итоге может позволить не скатиться в фарс, изображенный на картинке.

Если вы делаете что-то для отчетности, то ИИ сделает это для вас все без особых напрягов. А проверяющий (принимащий) с помощью того же ИИ проверит ваш материал. И вы, и проверяющий будете знать, что вы в общем-то занимаетесь имитацией ради выполнения формата, требований и т.п.

Но в то же время, получается, что ИИ невероятно сильно увеличив возможности имитаций/фарса, делает эту имитацию/фарс более наглядными. А потому создает условия для постановки вопроса об истинной ценности того или иного процесса.

Создали ли римляне науку права?

Анри Леви - Брюль, юрист и социолог (не путать с однофамильцем-антропологом) в статье La Science du Droit ou "Juristique" (1950) пишет по этому вопросу:

"Говорят, что римляне создали науку права. Это неправильно. Юрисконсульты Рима были несравненными "технарями"; они во многом переходили за рамки дел, которые им были представлены. Они усовершенствовали юридическую аргументацию (le raisonomment juridique) и сконструировали категории с которыми мы живем по сей день. Но в них ни в малейшей степени (à aucun degré) не было того научного духа (esprit scientifique), который я попытался выше кратко определить.

Прежде всего люди практичные, они не заботились исследоваанием природы правовых институтов. Исторические сведения, которые можно найти в их трудах, являются редкими, и являются скорее интересными, второстепенными деталями, чем научным исследованием. Что касается компаративистики, она ограничивется едва ли не одной работой, вероятно написанной в рамках апологетической мысли (Collatio legum Mosaicarum et Romanarum)".

Любые аллюзии к делу Кузбасстрансуголь являются случайными. В конце концов, мы не отрицаем возможность широких человеколюбивых подвижек духа.

https://www.tgoop.com/Oleg_Bazaleev/3723

П. Друкер «Задачи менеджмента в XXI веке»

В этой книге классик менеджмента дает свое видение развития менеджмента и тех проблем, которые придется решать. Такие книги хороши тем, что позволяют оценить визионерские способности того или иного мыслителя – насколько точен он был в своих прогнозах и видении в целом?

1. Менеджмент – это менеджмент только бизнеса?

Друкер напоминает, что менеджмент возник вовсе не в коммерции, а в общественных и государственных орган-ях. Самое известное применение «научного менеджмента» У. Тейлором было не в коммерческом предприятии, а в Уотертаунском арсенале армии США.

Отожествление менеджмента именно с бизнесом пошло с Великой депрессией и ее враждебным отношением к коммерции и капитанам бизнеса. Чтобы его не путать с менеджментом бизнеса, менеджмент в общественном секторе был переименован в «госуправление» и объявлен самостоятельной дисциплиной с собственной терминологией и карьерной лестницей. Однако после войны на фоне экономических успехов отношение к менеджменту нормализовалось и вместо «школ бизнеса» стали появляться «школы менеджмента».

При этом Друкер не отрицает различия в менеджменте различных орган-ий, так как миссия организации определяет стратегию, а стратегия определяет орган-ую структуру. Управление сетью в ритейле отличается от управления католической епархией или управления авиабазой или больницей (но не так сильно, как кажется). Различия касаются в основном терминологии, то есть, носят скорее прикладной, нежели принципиальный характер.

Задачи и проблемы тоже во многом схожи. Например, руководители всех орган-ий на решение личных проблем сотрудников выделяют примерно одинаковое количество времени, и личные проблемы работников тоже мало чем отличаются между собой.

Тут он говорит: около 90% всех проблем орган-ий одинаковы. Оставшиеся 10% — это и есть специфика конкретного бизнеса. Отличий между некоммерческими организациями и коммерческими не больше, чем между разными отраслями бизнеса, например, транснациональным банком и фабрикой детских игрушек.

Почему это важно?

Друкер предсказывал, что в XXI веке сектором роста в развитых странах будет не «бизнес», а – вероятнее всего – некоммерческий общественный сектор. Именно там менеджмент наиболее востребован и именно там его практическое применение может в кратчайший срок дать лучшие результаты.

Более того, уже в XX веке бизнес не был сектором роста в развитых странах. В XX веке сектор роста в развитых странах приходится на "некоммерческие" сферы - работу в госсекторе, здравоохранение, образование. На протяжении последних ста лет бизнес неуклонно сдавал свои позиции в качестве источника рабочих мест и средств к существованию.

2. По поводу конца иерархии и плоских оргструктурах

Сегодня много говорят о «конце иерархии». Это просто чушь. В любой организации должен существовать непререкаемый авторитет, «босс», - тот, кто принимает окончательное решение и которому беспрекословно подчиняются остальные сотрудники. В ситуации риска от четкого руководства зависит само существование организации. Другая ситуация в той же организации требует обсуждения, третья – коллективного труда (работы в команде).

Однако в другом месте автор подчеркивает необходимость максимально плоской структуры: «количество уровней должно быть минимальным; другими словами, организация должна быть как можно более «плоской», - хотя бы потому, что согласно теории информации, «каждое дополнительное звено удваивает помехи и вдвое снижает ценность сообщения».

3. Важность оргструктуры и проблема преемственности

Не существует одной правильной оргструктуры. Менеджменту необходимо искать не единственно правильную оргструктуру, а научиться выявлять, выстраивать и проверять на практике оргструктуры, которые соответствуют поставленным задачам.

Каждый работник должен иметь возможность работать одновременно в различных структурах орган-ии. Одно задание он выполняет в составе коллектива, другое – параллельно первому – в составе руководящего или контролирующего органа. Оргструктуры должны стать частью инструментария менеджера.

Постоянно говорят о «работе в команде» и все исследования говорят, что работа высшего руководства возможна только на коллективной основе. А на практике мы там и сям наблюдаем «культ личности» высших должностных лиц в самых крайних проявлениях. Всеобщее поклонение этим «гигантам мысли и титанам промышленности» наводит на мысль об их бессмертии. Между тем именно преемственность всегда была и будет самым важным экзаменом для высшего руководства и главной проверкой на прочность любого учреждения.

Друкер приводит пример Конституции США, в которой, по его мнению, впервые была решена та проблема политического общества, которую не могла решить ни одна из прежде существовавших политических систем – проблема преемственности. Конституция США гарантировала постоянное наличие высшего должностного лица, облеченного властью, наделенного полномочиями и способного к работе – и при этом не представляющего для своего соперника (следующего кандидата на эту должность) опасности, в былые времена грозящей наследникам единоличных правителей.