Forwarded from Дортуаръ пепиньерокъ
Встрѣтились съ поэтомъ Павломъ Лукьяновымъ, походили «попарно» и поговорили про поэзію, классическое образованіе, массовость и разное. Надо признаться, интервьюентъ изъ меня такъ себѣ, такъ что тому, кто осилитъ полтора часа моего безжалостно неспѣшнаго говоренія, я искренне жму руку. (Да и до чего я тамъ только не договорился).
YouTube
Живой и мёртвый язык. Интервью с поэтом Александром Саньковым.
Интервью с русским поэтом Александром Саньковым.
1:25 Зачем изучать латынь и древнегреческий языки?
6:16 Неполноценность современной систему образования
9:25 Перевод "Илиады" Гомера на русский язык - незамеченная сенсация 2020 года
11:57 Массовая и элитарная…
1:25 Зачем изучать латынь и древнегреческий языки?
6:16 Неполноценность современной систему образования
9:25 Перевод "Илиады" Гомера на русский язык - незамеченная сенсация 2020 года
11:57 Массовая и элитарная…
Многочисленные учения 19-20вв. пытались убедить нас в том, что сознание это "симптом", "след" или даже "отходы" тела. Однако, вполне вероятно, что это тело и вообще всё телесно-материальное является таким симптомом, следом и отходами.
Согласно многим философам (см. Nagel 1961, The Structure of Science), главной метафизической установкой современной науки является физикализм — представление о том, что всё существующее физично, а физично всё то, что в принципе изучаемо физикой. Сюда примыкают и остальные естественные науки, вроде бы сводимые к физике (например, биология). Однако, эта установка является проблематичной сразу по двум причинам.
Во-первых, не ясно, о какой физике идёт речь? С этим вопросом связана т.н. дилемма Хемпела, её можно сформулировать так — говорим ли мы о физике a priori или a posteriori? Априорно понятая физика — это завершённая теория всего; идеальная наука, которой больше нечего изучать. Наоборот, физика, понятая апостериорно, отсылает нас к её состоянию на сегодняшний день. Отсюда понятно, что и физикализм может быть понят двояким способам. В обоих случаях мы заходим в тупик: априорный физикализм совершенно тёмен, ведь мы не знаем, какой будет идеальная физика будущего. Нет никаких гарантий, что эта физика не будет говорить об ангелах, телепатии, жизни после смерти, Боге и т.д; апостериорный физикализм тёмен по схожим причинам, поскольку физика развивается в потоке всё новых и новых опытных данных.
Во-вторых, и это более важно, — есть нечто такое, что современной физикой не изучается в принципе. Если ей доступно всё, что обладает количественной (quantitative) природой, то существует целое множество феноменов, природа которых является качественной (qualitative). Мне уже доводилось писать о том, что разделение вещей на физические / не-физические произошло во времена Галилея, когда был создан сам проект математизированного естествознания. В материальных объектах Галилей усматривал четыре основных характеристики: размер, форму, местоположение и движение. Однако, всё то, восприятие чего носит качественный, не сосчитываемый характер, исключалось из физического описания. К примеру, если я срываю с дерева яблоко и хочу его изучить, в рамках Галилеевской физики я буду говорить о его размере (большое), форме (круглое), местоположении (в моей руке) и движении (моя рука двигается или роняет его, так что оно падает на землю). Однако, как физический объект, яблоко не обладает зелёным цветом, у него нет характерного кисло-сладкого вкуса и запаха и т.д. Подобным свойствам сам Галилей отводил место в нашей душе. Со временем про душу на Западе благополучно забыли, но едва ли можно забыть про то, что у яблока есть цвет, вкус и запах — эти свойства никуда не деваются вне зависимости от наших теологических представлений.
Как нетрудно догадаться, сознание как раз и является тем местом, где реализуются качественные свойства объектов. Качественной природой обладают не только чувственные переживания, но и вообще мысли, операции логики, эмоции и идеальные объекты. Что всё это носит именно качественный, не поддающийся счёту характер, легко показать на простом примере. Представим, что мы попробовали сорванное яблоко на вкус, и оно нам не нравится. Эта «нравимость» является качественным свойством. Тот факт, что язык позволяет говорить нам «немного нравится» или «сильно не нравится», не должен вводить нас в заблуждение. Случись нам выстроить некую шкалу, нижнее значение которой будет определено как «абсолютно не нравится», а верхнее — «абсолютно нравится», расположив большое количество переходных характеристик («почти абсолютно не нравится», «очень сильно не нравится» и т.д.), мы по-прежнему не смогли бы обнаружить никакого численного соотношения. Например, можно сказать, что «сильно нравится» это «больше», чем «в принципе нравится», однако эти характеристики нельзя как-либо сосчитать или сравнить, положив на воображаемые чаши весов.
Отсюда мы можем сделать вывод, что на сегодняшний день с понятием «физического» что-то определённо не так. Если физическое = изучаемое количественными методами физики, то либо физическим является далеко не всё, либо само наше понимание физического ограничено. Оставленная в современном виде, физика никогда не сможет найти и как-то зарегистрировать феноменальное сознание, и «трудная проблема» так и не найдёт решения.
Во-первых, не ясно, о какой физике идёт речь? С этим вопросом связана т.н. дилемма Хемпела, её можно сформулировать так — говорим ли мы о физике a priori или a posteriori? Априорно понятая физика — это завершённая теория всего; идеальная наука, которой больше нечего изучать. Наоборот, физика, понятая апостериорно, отсылает нас к её состоянию на сегодняшний день. Отсюда понятно, что и физикализм может быть понят двояким способам. В обоих случаях мы заходим в тупик: априорный физикализм совершенно тёмен, ведь мы не знаем, какой будет идеальная физика будущего. Нет никаких гарантий, что эта физика не будет говорить об ангелах, телепатии, жизни после смерти, Боге и т.д; апостериорный физикализм тёмен по схожим причинам, поскольку физика развивается в потоке всё новых и новых опытных данных.
Во-вторых, и это более важно, — есть нечто такое, что современной физикой не изучается в принципе. Если ей доступно всё, что обладает количественной (quantitative) природой, то существует целое множество феноменов, природа которых является качественной (qualitative). Мне уже доводилось писать о том, что разделение вещей на физические / не-физические произошло во времена Галилея, когда был создан сам проект математизированного естествознания. В материальных объектах Галилей усматривал четыре основных характеристики: размер, форму, местоположение и движение. Однако, всё то, восприятие чего носит качественный, не сосчитываемый характер, исключалось из физического описания. К примеру, если я срываю с дерева яблоко и хочу его изучить, в рамках Галилеевской физики я буду говорить о его размере (большое), форме (круглое), местоположении (в моей руке) и движении (моя рука двигается или роняет его, так что оно падает на землю). Однако, как физический объект, яблоко не обладает зелёным цветом, у него нет характерного кисло-сладкого вкуса и запаха и т.д. Подобным свойствам сам Галилей отводил место в нашей душе. Со временем про душу на Западе благополучно забыли, но едва ли можно забыть про то, что у яблока есть цвет, вкус и запах — эти свойства никуда не деваются вне зависимости от наших теологических представлений.
Как нетрудно догадаться, сознание как раз и является тем местом, где реализуются качественные свойства объектов. Качественной природой обладают не только чувственные переживания, но и вообще мысли, операции логики, эмоции и идеальные объекты. Что всё это носит именно качественный, не поддающийся счёту характер, легко показать на простом примере. Представим, что мы попробовали сорванное яблоко на вкус, и оно нам не нравится. Эта «нравимость» является качественным свойством. Тот факт, что язык позволяет говорить нам «немного нравится» или «сильно не нравится», не должен вводить нас в заблуждение. Случись нам выстроить некую шкалу, нижнее значение которой будет определено как «абсолютно не нравится», а верхнее — «абсолютно нравится», расположив большое количество переходных характеристик («почти абсолютно не нравится», «очень сильно не нравится» и т.д.), мы по-прежнему не смогли бы обнаружить никакого численного соотношения. Например, можно сказать, что «сильно нравится» это «больше», чем «в принципе нравится», однако эти характеристики нельзя как-либо сосчитать или сравнить, положив на воображаемые чаши весов.
Отсюда мы можем сделать вывод, что на сегодняшний день с понятием «физического» что-то определённо не так. Если физическое = изучаемое количественными методами физики, то либо физическим является далеко не всё, либо само наше понимание физического ограничено. Оставленная в современном виде, физика никогда не сможет найти и как-то зарегистрировать феноменальное сознание, и «трудная проблема» так и не найдёт решения.
Физикализм бывает редуктивный и не-редуктивный. Первый, грубо говоря, сводится к следующему: если всё существующее физично (1), физичное это то, что изучается физикой как первичная реальность (2), а физикой как первичная реальность изучаются фундаментальные частицы (3), то всё — это фундаментальные частицы. Стало быть, если что-то не является фундаментальными частицами, оно не физично, а если оно не физично, оно не существует. Если принять, что всё состоит из ф. частиц, всё равно остаётся вопрос, что это за конгломераты, которые возникают из них, и почему у них, например, есть свои законы — например, различие между ньютоновской и квантовой механикой. Конгломераты частиц, «макрообъекты», имеют несколько иные свойства, чем сами частицы, из которых они состоят. Поэтому, как правило, степень редуктивности как-то смягчается :)
Так, существует понятие супервентности. Супервентность — это свойство двух систем, при котором ни одно изменение в первой системе не проходит бесследно для второй. Например, когда вы смотрите в зеркало, любое ваше движение, при прочих равных, тут же повторяется зеркальным отражением. В таком случае говорится, что отражение супервентно на том, что оно отражает. Супервентный физикализм, стало быть, утверждает, что часть "всего" является ф. частицами, а остальная на них супервентна. Рассмотрим эту позицию ещё на одном примере.
Взгляните на этот точечный рисунок цветка. Можно сказать, что силуэт цветка супервентен на наборе своих точек. Случись нам поменять часть точек в области лепестка, силуэт лепестка также изменится. Если же мы совсем уберём эти точки, силуэт и вовсе исчезнет. Поэтому рисунок существует до тех пор, пока существуют точки, он формируется этими точками. Можно сказать, что мы складываем этот рисунок из точек, хотя на самом деле кроме точек здесь ничего нет. Если достаточно долго рассматривать точки рисунка, можно даже перестать видеть на нём цветок. Возвращаясь к супервентному физикализму, такими «точками» являются фундаментальные частицы, «силуэтами» — макрообъекты. Растущий в клумбе цветок на самом деле является набором фундаментальных частиц, как макрообъект он супервентен на них. Ни одно изменение на атомарном уровне не проходит бесследно для самого цветка. Если каким-то образом молекулы, служащие материалом для цветка, изменят свою структуру или состав, цветок так же изменится. Если же частицы, входящие в состав цветка и вовсе исчезнут — например, на лужайке случится гравитационная аномалия, и молекулярный состав замечательного, красивого тюльпана разлетится в разные стороны — сущность, именуемая цветком, и вовсе исчезнет: он будет дезинтегрирован.
Прогуливаясь со своим другом — супервентным физикалистом, одетым в футболку «I fucking love science» — вы можете спросить, глядя на цветок:
— Что это такое?
— Это набор фундаментальных частиц.
— Но я вижу это как тюльпан.
— Так это же просто супервентное свойство этих частиц, так что это не важно! Существуют-то только частицы! Ха-ха-ха!
Благополучно отправив друга домой смотреть очередную серию «Рика и Морти», вы, полные мыслей, остались у тюльпана. Почему же существуют только частицы, но не состоящий из них цветок? И нельзя ли сказать, что супервентность работает в обе стороны? Не правда ли, что, изменив положение цветка, — сорвав его с клумбы или оторвав один лепесток — мы произведём изменения и в составе его фундаментальных частиц?
Предположим, что сознание, если оно физично в широком смысле, супервентно на наборе частиц, которые его образуют. Но ведь и эти частицы супервентны на сознании! Ни одно изменение в сознании не проходит бесследно для его носителя. Из свойства супервентности двух систем нельзя сделать перехода к редукции одной системы к другой. Удивительный паралеллизм, свойственный феномену тюльпана в моём сознании и протекающим в этот момент нейрофизиологическим процессам, свидетельствует лишь о том, что оба явления — это два аспекта чего-то одного: присутствия тюльпана в моём опыте. Редукция к одному из них невозможна не только логически, но и хронологически.
Так, существует понятие супервентности. Супервентность — это свойство двух систем, при котором ни одно изменение в первой системе не проходит бесследно для второй. Например, когда вы смотрите в зеркало, любое ваше движение, при прочих равных, тут же повторяется зеркальным отражением. В таком случае говорится, что отражение супервентно на том, что оно отражает. Супервентный физикализм, стало быть, утверждает, что часть "всего" является ф. частицами, а остальная на них супервентна. Рассмотрим эту позицию ещё на одном примере.
Взгляните на этот точечный рисунок цветка. Можно сказать, что силуэт цветка супервентен на наборе своих точек. Случись нам поменять часть точек в области лепестка, силуэт лепестка также изменится. Если же мы совсем уберём эти точки, силуэт и вовсе исчезнет. Поэтому рисунок существует до тех пор, пока существуют точки, он формируется этими точками. Можно сказать, что мы складываем этот рисунок из точек, хотя на самом деле кроме точек здесь ничего нет. Если достаточно долго рассматривать точки рисунка, можно даже перестать видеть на нём цветок. Возвращаясь к супервентному физикализму, такими «точками» являются фундаментальные частицы, «силуэтами» — макрообъекты. Растущий в клумбе цветок на самом деле является набором фундаментальных частиц, как макрообъект он супервентен на них. Ни одно изменение на атомарном уровне не проходит бесследно для самого цветка. Если каким-то образом молекулы, служащие материалом для цветка, изменят свою структуру или состав, цветок так же изменится. Если же частицы, входящие в состав цветка и вовсе исчезнут — например, на лужайке случится гравитационная аномалия, и молекулярный состав замечательного, красивого тюльпана разлетится в разные стороны — сущность, именуемая цветком, и вовсе исчезнет: он будет дезинтегрирован.
Прогуливаясь со своим другом — супервентным физикалистом, одетым в футболку «I fucking love science» — вы можете спросить, глядя на цветок:
— Что это такое?
— Это набор фундаментальных частиц.
— Но я вижу это как тюльпан.
— Так это же просто супервентное свойство этих частиц, так что это не важно! Существуют-то только частицы! Ха-ха-ха!
Благополучно отправив друга домой смотреть очередную серию «Рика и Морти», вы, полные мыслей, остались у тюльпана. Почему же существуют только частицы, но не состоящий из них цветок? И нельзя ли сказать, что супервентность работает в обе стороны? Не правда ли, что, изменив положение цветка, — сорвав его с клумбы или оторвав один лепесток — мы произведём изменения и в составе его фундаментальных частиц?
Предположим, что сознание, если оно физично в широком смысле, супервентно на наборе частиц, которые его образуют. Но ведь и эти частицы супервентны на сознании! Ни одно изменение в сознании не проходит бесследно для его носителя. Из свойства супервентности двух систем нельзя сделать перехода к редукции одной системы к другой. Удивительный паралеллизм, свойственный феномену тюльпана в моём сознании и протекающим в этот момент нейрофизиологическим процессам, свидетельствует лишь о том, что оба явления — это два аспекта чего-то одного: присутствия тюльпана в моём опыте. Редукция к одному из них невозможна не только логически, но и хронологически.
Forwarded from Жизнь с другими
И тут мы кажется неплохо видим, что чем выше мы забираемся по ступенькам абстракции, тем лучше поскорее бы отвлечься на что-то другое, а то психическое здоровье дело такое, не заметишь как пропадёт.
По прошествии некоторого времени я стал понимать, что мышление, нацеленное на Великое Внешнее, т.е. на обьекты (ООО, наукообразныйпозитивизм, многочисленные попытки говорить о "мире вне человека") в любых ситуациях обречено на провал. Трудно сказать, что именно является причиной такого провала. Возможно, это судьба человека — неспособность в субъект-объектных отношениях перестать быть собой или перестать делать объект объектом. Теории о внешнем всё строятся и строятся, но все они какие-то дефектные, с множеством внутренних проблем, самопротиворечивые, валящиеся на бок. На любую теорию можно предъявить диаметрально противоположную.
В какой-то момент заниматься такой белибердой как философия становится просто скучно — а ведь это в мире самое интересное... Позитивные науки и того хуже: фантастическая скукота, набор дешёвых нарративов, пародия на роскошную мифологию архаичных обществ. Разумеется, можно сказать, что науки "работают", "приносят пользу", и вообще, "как вы смеете, благодаря медицинским приборам сотни и тысячи..." и т.д., вот только ради чего всё это? Чем это мы таким занимаемся, когда налаживаем работу своих костляво-кожаных тел, обустраиваем для них комнаты, приборы и машины? По-моему, это совершенно абсурдная деятельность, особенно если помнить, чем она, как правило, заканчивается.
Соответственно, теоретическое осмысление внешнего, равно и попытки практической деятельности в этом внешнем не выглядят чем-то осмысленным, привлекательным или хотя бы благородным. Какое-то бесконечное бодание умов, которое никогда не кончится. Через 200 лет всё так же будет философия и наука, и всё так же в обеих будут праздно размышляющие романтики и узко мыслящие, неисправимо-приземлённые циники. И все они будут спорить, спорить...
Вероятно, ноосфера устроена так же, как и сферы небесные — абсурдный конгломерат тупых камней-смыслов и валунов-идей, хаотично шатающихся в вакууме интеллектуальной беспочвенности. Отвращение к абсурдности тел распространяется и на абсурдность мышления, абсурдность самих идей. Хочется отойти от всего этого, и вообще "не марать руки".
В какой-то момент заниматься такой белибердой как философия становится просто скучно — а ведь это в мире самое интересное... Позитивные науки и того хуже: фантастическая скукота, набор дешёвых нарративов, пародия на роскошную мифологию архаичных обществ. Разумеется, можно сказать, что науки "работают", "приносят пользу", и вообще, "как вы смеете, благодаря медицинским приборам сотни и тысячи..." и т.д., вот только ради чего всё это? Чем это мы таким занимаемся, когда налаживаем работу своих костляво-кожаных тел, обустраиваем для них комнаты, приборы и машины? По-моему, это совершенно абсурдная деятельность, особенно если помнить, чем она, как правило, заканчивается.
Соответственно, теоретическое осмысление внешнего, равно и попытки практической деятельности в этом внешнем не выглядят чем-то осмысленным, привлекательным или хотя бы благородным. Какое-то бесконечное бодание умов, которое никогда не кончится. Через 200 лет всё так же будет философия и наука, и всё так же в обеих будут праздно размышляющие романтики и узко мыслящие, неисправимо-приземлённые циники. И все они будут спорить, спорить...
Вероятно, ноосфера устроена так же, как и сферы небесные — абсурдный конгломерат тупых камней-смыслов и валунов-идей, хаотично шатающихся в вакууме интеллектуальной беспочвенности. Отвращение к абсурдности тел распространяется и на абсурдность мышления, абсурдность самих идей. Хочется отойти от всего этого, и вообще "не марать руки".
Мне нравится республиканизм в целом и многое из того, что говорит Р. Ю. Белькович, в частности, но нет никаких сил слушать этот, уж извините, пейоративный бред.
Вся богатая традиция психологии здесь сводится к буржуазным формам развлечения на подобии видео Вероники Степановой, а потом всё это ещё и снабжается цитатой Генона, de facto ворчащего по поводу разделённости наук Нового времени (ну и кошмар!). Между тем, вопросами о "ментальных состояниях" занимались и Платон, и Аристотель, и позднеантичные авторы наравне со средневековыми, и сводить всё это к какому-то английскому эмпиризму 18-го века просто смешно.
Далее сам Белькович, отделавшись ещё парой-другой пейоративов типа "проработать проблему", "принять себя" и т.д. — кто вообще так говорит кроме коучей из тиктока? — записывает сюда и психоанализ. Это надо было постараться. Известно, что одна из заповедей психоаналитика — это "не советовать" и в каком-то смысле даже "не помогать". Психоаналитик это своего рода повивальная бабка, которая задаёт наводящие вопросы, помогает пациенту совершить анамнезис и дать родиться истине, которую он когда-то знал, но забыл, точнее, вытеснил в бессознательное. Поменять бессознательное с миром идей, и — чем не Сократ?
Вообще, если речь идёт о диалоге, а не наставлении, идти к кому-то ("к чужому мужику"), чтобы решить свои проблемы нормально и правильно. Я глубоко убеждён, что мышление это коллективный процесс, и для него всегда нужен Другой. Наедине с собой возможен только поток мыслей. Если в чём-то и обвинять человека, идущего к психоаналитику, то только в том, что для этих целей он почему-то не нашёл себе достойных друзей. Однако, далеко не всегда друг способен стать хорошим собеседником в психологических вопросах, в то время как психоаналитик занимается ведением диалогов профессионально. Да и вообще, хорошо мыслящие друзья это большая редкость.
Я даже не хочу развивать здесь мысль о том, что сам многоуважаемый Белькович предстаёт таким "чужим мужиком", который что-то проповедует. Методологически он здесь ничем не отличается от того образа психолога, который приводит, нужно лишь заменить "будь собой" на "будь субъектом".
Вся богатая традиция психологии здесь сводится к буржуазным формам развлечения на подобии видео Вероники Степановой, а потом всё это ещё и снабжается цитатой Генона, de facto ворчащего по поводу разделённости наук Нового времени (ну и кошмар!). Между тем, вопросами о "ментальных состояниях" занимались и Платон, и Аристотель, и позднеантичные авторы наравне со средневековыми, и сводить всё это к какому-то английскому эмпиризму 18-го века просто смешно.
Далее сам Белькович, отделавшись ещё парой-другой пейоративов типа "проработать проблему", "принять себя" и т.д. — кто вообще так говорит кроме коучей из тиктока? — записывает сюда и психоанализ. Это надо было постараться. Известно, что одна из заповедей психоаналитика — это "не советовать" и в каком-то смысле даже "не помогать". Психоаналитик это своего рода повивальная бабка, которая задаёт наводящие вопросы, помогает пациенту совершить анамнезис и дать родиться истине, которую он когда-то знал, но забыл, точнее, вытеснил в бессознательное. Поменять бессознательное с миром идей, и — чем не Сократ?
Вообще, если речь идёт о диалоге, а не наставлении, идти к кому-то ("к чужому мужику"), чтобы решить свои проблемы нормально и правильно. Я глубоко убеждён, что мышление это коллективный процесс, и для него всегда нужен Другой. Наедине с собой возможен только поток мыслей. Если в чём-то и обвинять человека, идущего к психоаналитику, то только в том, что для этих целей он почему-то не нашёл себе достойных друзей. Однако, далеко не всегда друг способен стать хорошим собеседником в психологических вопросах, в то время как психоаналитик занимается ведением диалогов профессионально. Да и вообще, хорошо мыслящие друзья это большая редкость.
Я даже не хочу развивать здесь мысль о том, что сам многоуважаемый Белькович предстаёт таким "чужим мужиком", который что-то проповедует. Методологически он здесь ничем не отличается от того образа психолога, который приводит, нужно лишь заменить "будь собой" на "будь субъектом".
Telegram
Сон Сципиона
"Психология в ее сегодняшнем понимании, то есть наука, изучающая специфически ментальные феномены, является признаком деградации и естественным продуктом англосаксонского эмпиризма и предрассудков 18-го века. Сама сфера исследований этой науки представлялась…
Деррида учил, что любой факт/концепция о внешнем мире, будучи даже основательно доказанным, может быть проблематизирован, если противопоставить его оппозиционному факту/концепции (А и -А). Если оба эти факта вписать в один имманентный ряд, мы выясним, что ни один из них не обладает универсальностью, не покрывает всей полноты опыта и не может стать основанием для универсальной же теории. Поэтому всякий раз процедура универсализации, основанная на выстраивании теории из отдельно взятого факта, оказывается "параноидным жестом". В этом жесте, как правило, есть темпоральная, историческая составляющая: дополнительный аргумент, который позволит наконец сделать универсальную теорию состоятельной. Характерным примером здесь является постоянная попытка свести ментальные состояния сознания к физиологическим процессам в нашем теле.
А: Всё, что мы наблюдаем в теле, имеет физическую, измеримую природу
-А: Ментальные состояния сознания не физичны и не измеримы
Параноидный жест: Ментальных состояний нет, либо они физичны
Отсрочка: Когда-нибудь мы узнаем, что это так
Или вот ещё пример: то, как западный человек стремится реализовать себя и достичь счастья. Мы закладываем причину счастья во внешние явления (карьера, достаток, фетишизированные предметы вроде новой машины, домик на берегу моря и т.д.) и параноидально стремимся их достигнуть в течение жизни, пока, наконец, не выдохнем с облегчением на пенсии. Ирония состоит в том, что такое счастье легко разрушимо, поскольку разрушимы явления, на которых оно основано. Чаще же всего мы его вообще не достигаем (копили всю жизнь на домик у моря, но не вышло). Это происходит и на меньших масштабах: мы отождествляем счастье и обладание каким-то объектом (от попыта до приобретённой на аукционе картины), но это счастье подрывается иным объектом, "если добавить к попыту ещё и симпл димпл, полнота бытия, наконец, будет достигнута". Она никогда не достигается: мы вновь и вновь хотим добавить ещё один объект, и счастье оказывается отсроченным. К таким объектам относятся и какие-то переживания, таких людей можно назвать "духовными материалистами": прыгнуть с парашютом, встретить закат с неким человеком, получить новый опыт от галлюциногенного кактуса за тридевять земель, дочитать книгу и т.д.
Возможно, следует целиком отказаться от погони за внешним или какого-либо укоренения в нём.
А: Всё, что мы наблюдаем в теле, имеет физическую, измеримую природу
-А: Ментальные состояния сознания не физичны и не измеримы
Параноидный жест: Ментальных состояний нет, либо они физичны
Отсрочка: Когда-нибудь мы узнаем, что это так
Или вот ещё пример: то, как западный человек стремится реализовать себя и достичь счастья. Мы закладываем причину счастья во внешние явления (карьера, достаток, фетишизированные предметы вроде новой машины, домик на берегу моря и т.д.) и параноидально стремимся их достигнуть в течение жизни, пока, наконец, не выдохнем с облегчением на пенсии. Ирония состоит в том, что такое счастье легко разрушимо, поскольку разрушимы явления, на которых оно основано. Чаще же всего мы его вообще не достигаем (копили всю жизнь на домик у моря, но не вышло). Это происходит и на меньших масштабах: мы отождествляем счастье и обладание каким-то объектом (от попыта до приобретённой на аукционе картины), но это счастье подрывается иным объектом, "если добавить к попыту ещё и симпл димпл, полнота бытия, наконец, будет достигнута". Она никогда не достигается: мы вновь и вновь хотим добавить ещё один объект, и счастье оказывается отсроченным. К таким объектам относятся и какие-то переживания, таких людей можно назвать "духовными материалистами": прыгнуть с парашютом, встретить закат с неким человеком, получить новый опыт от галлюциногенного кактуса за тридевять земель, дочитать книгу и т.д.
Возможно, следует целиком отказаться от погони за внешним или какого-либо укоренения в нём.
Друзья!
Я работаю преподавателем в языковой школе, но сейчас ищу учеников по английскому языку. В обучении использую коммуникативную методику, признанную лучшей в мире. Обучаю вплоть до уровня C1 (Advanced) и для любых целей: карьера, учёба, жизнь за границей, сдача ЕГЭ и IELTS. Уже шесть лет профессионально занимаюсь переводческой деятельностью, могу обучить вас теории и практике перевода. Также возможно совместное чтение и разбор философских текстов на английском языке.
Уроки проходят дистанционно по скайпу или зуму, либо вживую для петербуржцев (м. Чернышевская, недалеко от Таврического сада).
По всем вопросам писать @bodyofdeath
Я работаю преподавателем в языковой школе, но сейчас ищу учеников по английскому языку. В обучении использую коммуникативную методику, признанную лучшей в мире. Обучаю вплоть до уровня C1 (Advanced) и для любых целей: карьера, учёба, жизнь за границей, сдача ЕГЭ и IELTS. Уже шесть лет профессионально занимаюсь переводческой деятельностью, могу обучить вас теории и практике перевода. Также возможно совместное чтение и разбор философских текстов на английском языке.
Уроки проходят дистанционно по скайпу или зуму, либо вживую для петербуржцев (м. Чернышевская, недалеко от Таврического сада).
По всем вопросам писать @bodyofdeath
Читательский клуб наконец возвращается! Уже сегодня (11.07) в 18:00 мы продолжим читать "Категории" Аристотеля. Чтения проходят прямо в телеграме.
Тексты:
английский / русский
Тексты:
английский / русский
Представление о мире как механизме имеет долгую историю, однако его не существовало до 17-го века. Просвещение стало эпохой, когда западное человечество буквально уверовало в механистическую науку. Однако, позже на это явление возникла реакция в виде романтизма. С рядом оговорок сюда относится немецкая классическая философия (в первую очередь Шеллинг), однако это и целый ряд поэтов, художников и учёных. В противовес деизму — представлению о мире-машине и отдыхающем боге-часовщике — романтики говорили о мире и природе как живом организме. Интересно, что не всегда это направление сопровождалось верой в бога, например, английский поэт Перси Шелли написал трактат "Необходимость атеизма". Божество-часовщик здесь сменяется рождающим Божеством или же просто рождающей природой. Два этих взгляда-антипода — механицизм и романтизм — повлияли на разные аспекты западной жизни.
С одной стороны, ряд учёных, экономистов и технократов всех мастей полагают природу чем-то вроде резервуара сил и энергий, который можно безбоязненно эксплуатировать. Едва ли публичная обеспокоенность экологией может изменить взгляды таких людей; в лучшем случае мы имеем этикетку "эко-продукт" или "без ГМО" на товарах и лицемерные заверения в экологичности их производителей. Сегодня даже существует феномен "greenwashing" — увеличение продаж посредством мнимой "экологизации" продукции. В любом случае, природа в подобной оптике это просто бездушный склад ресурсов.
Однако, не в пример публичному, приватное пространство современного человека с самого детства связано с романтическими представлениями о природе. Окружённые сказками, дети воспитываются в духе природного аимизма, в котором камни, растения, животные и даже совсем "незначительные" вещи вроде снежинок имеют субъектность, общаются между собой и претерпевают разные трансформации. Этот живой мир был многократно воспет в живописи, поэзии и литературе. В такой перспективе природа чаще всего отождествляется с пасторальной местностью или нетронутой лесной красотой, одновременно она противопоставляется "городу".
Отсюда удивительный факт: те же самые люди, которые в публичной жизни ведут себя как представители механистических взглядов – например, работник нефтедобывающей компании, для которого недра земли это всего лишь источник денег – в частной жизни могут быть натуралистами и думать о природе как о чём-то родном. В сумме это даёт ситуацию, когда работник нефтедобывающей компании желает эксплуатировать природу и стать богатым, чтобы приобрести загородный дом поближе к лесу и «уехать от всей этой суеты».
С одной стороны, ряд учёных, экономистов и технократов всех мастей полагают природу чем-то вроде резервуара сил и энергий, который можно безбоязненно эксплуатировать. Едва ли публичная обеспокоенность экологией может изменить взгляды таких людей; в лучшем случае мы имеем этикетку "эко-продукт" или "без ГМО" на товарах и лицемерные заверения в экологичности их производителей. Сегодня даже существует феномен "greenwashing" — увеличение продаж посредством мнимой "экологизации" продукции. В любом случае, природа в подобной оптике это просто бездушный склад ресурсов.
Однако, не в пример публичному, приватное пространство современного человека с самого детства связано с романтическими представлениями о природе. Окружённые сказками, дети воспитываются в духе природного аимизма, в котором камни, растения, животные и даже совсем "незначительные" вещи вроде снежинок имеют субъектность, общаются между собой и претерпевают разные трансформации. Этот живой мир был многократно воспет в живописи, поэзии и литературе. В такой перспективе природа чаще всего отождествляется с пасторальной местностью или нетронутой лесной красотой, одновременно она противопоставляется "городу".
Отсюда удивительный факт: те же самые люди, которые в публичной жизни ведут себя как представители механистических взглядов – например, работник нефтедобывающей компании, для которого недра земли это всего лишь источник денег – в частной жизни могут быть натуралистами и думать о природе как о чём-то родном. В сумме это даёт ситуацию, когда работник нефтедобывающей компании желает эксплуатировать природу и стать богатым, чтобы приобрести загородный дом поближе к лесу и «уехать от всей этой суеты».
Очередная встреча читательского клуба уже сегодня (18.07) в 17:00! Мы продолжим читать "Категории" Аристотеля. Чтения проходят прямо в телеграме.
Тексты:
английский / русский
Тексты:
английский / русский
Английский в отношении французского есть то же, что украинский в отношении русского.
Мысль имела быть услышанной во время урока французского с профессоркой из одного оч. престиж. университета:
— Послушайте, ну во французском, допустим, слово naturel, а в английском как? Нэйчурал. Ну чувствуете ведь какую-то хохлинку, да?
И знаете, я почувствовал.
— Послушайте, ну во французском, допустим, слово naturel, а в английском как? Нэйчурал. Ну чувствуете ведь какую-то хохлинку, да?
И знаете, я почувствовал.